Светлый круг Лариссы Андерсен

Светлый круг Лариссы Андерсен. Письма Л. Андерсен В. Перелешину

Этой весной, 29 марта, умерла Ларисса Андерсен. Она принадлежала к поэтам первой волны эмиграции. Закончился еще один период в истории русской литературы. Первая эмиграция известна многими славными именами. Ларисса Андерсен – в их числе. Год рождения – по разным сведениям – 1911 или 1914-й. Последние десятилетия она жила в Иссанжо, небольшом городке в районе Верхней Луары, в своем доме; жила, создавая вокруг себя действительно светлый, лучистый круг добра. В него были включены друзья и знакомые со всего света – и где только не было у нее друзей, которым в ее доме всегда были рады и готовы помочь; а еще в этот круг были включены птицы, лошади, кошки, собаки, подснежники, яблони, потому что и у дерева тоже может быть “некая индивидуальность”. И так было всегда, на протяжении всей ее жизни: где бы она ни оказывалась – в Харбине, Шанхае, в Индии, на Таити, в Сайгоне, во Франции, – вокруг нее всегда возникал этот “трепетный и лучистый” круг, который притягивал к себе, в котором всем одинаково легко дышалось. И стихи ее – легки и наполнены этим дыханием.

Первая книга стихов Лариссы Андерсен “По земным лугам” вышла в 1940 году в Шанхае, где она, в поисках заработка, стала профессиональной танцовщицей, одной из лучших. Помог издать эту книжку Александр Вертинский, живший тогда в Шанхае и безответно в нее влюбленный. Он писал ей: “Важно, что Вы – печальная девочка с изумительными глазами и руками, с тонкими бедрами и фигурой отрока, – пишете такие стихи!”1

А вторая, и последняя, книга стихов и воспоминаний “Одна на мосту” вышла уже в Москве (“Русский путь”, 2006). Правда, была еще одна книга, связанная с ее именем, – “Остров Лариссы” (США: Antiquary, 1988). Туда вошли и ее стихи, и стихи других поэтов с Дальнего Востока, но главное в том, что издавалась книга по альбому Лариссы Андерсен, куда ее харбинские друзья-поэты вписывали посвященные ей стихи. А стихов, ей посвященных, было немало. Поэт Валерий Перелешин, знавший ее еще в 1930-е годы в Харбине, писал, что в “Чураевке”, литературном кружке, где они познакомились, все в нее были влюблены. Она была музой молодых поэтов. Писательница Юстина Крузенштерн-Петерец вспоминала, какой Ларисса была в то время: “Темные кудри вокруг бледного личика, синие глаза и белое воздушное платье – более воздушной, ▒яблоневой’ девушки я никогда не видела”2. “Май, верхушки яблонь вспенив, / лепестками белыми кружит...”, – писала тогда Ларисса Андерсен в стихотворении “Яблони цветут”. А одно из ее самых известных стихотворений:

Лучшие песни мои не спеты,
Лучшие песни мои со мной.
Может быть, тихой ночью это
Бродит и плачет во мне весной.
Месяц застыл, навостривши уши,
Слушает сонную тишь Земли...
Если бы кто-нибудь мог подслушать
Боль безысходных моих молитв!
Сладким безумным предсмертным ядом
Яблони майскую ночь поят...
Знаю я – всем нам, цветущим, надо
Прятать в груди этот страшный яд...

Природа осталась одним из главных действующих лиц ее поэзии. Неизбежно присутствует она и в письмах. Сохранились два письма3, написанных Лариссой Андерсен тоже в марте, почти сорок лет назад. И тогда, как и в эту, последнюю, весну, в ее саду расцвели подснежники и набухли почки на яблонях. Окружавший ее мир был, как всегда, полон “добра и света”. И этот отсвет добра мерцает в ее письмах. Мы запомним ее такой.

Ольга Кузнецова

_________________________________

1. Цит. по кн.: Ларисса Андерсен. Одна на мосту. – М.: “Русский путь”, 2006. С. 12.

2. Крузенштерн-Петерец Ю. Чураевский питомник (о дальневосточных поэтах) // “Возрождение”. 1968. № 204.

3. ОР ИМЛИ РАН. Ф. 608. Оп. 2.2. Ед. хр. 3.

ПИСЬМА ЛАРИССЫ АНДЕРСЕН Валерию ПЕРЕЛЕШИНУ

Иссанжо, 13 марта 1974 г.

Дорогой Бон Кашеру1,

молниеносно отвечаю на Ваше последнее письмо от 5 марта, так как слово сдержала – карточки в тот же день отнесла к фотографу и теперь надо их по очереди Вам посылать, пока они не “устарели” для Ваших друзей. Для начала посылаю одинаковые, чтобы Вы посылали, кому хотите. Что касается пейзажей, Евгения Александровна права, – люди оживляют пейзаж. По-моему, даже не только люди, можно “героем” иметь собаку, кота (Гришеньку, например), птицу, даже дерево на первом плане – важно, чтобы была некая индивидуальность на фоне коллектива, или солист на фоне оркестра. Но я редко могу загнать людей на мои пейзажи – некого.

Очень приятно, что Вы так оценили стиль Мориса. Беда только в том, что я не нахожу выхода, наталкиваясь на его стены. Или бейся головой, или тоже найди свою пещерку, что я и делаю, но только, к сожалению, пещерки-то у меня не те, что надо бы. Да и некоторые – по моей вине: ну, скажем, зачем мне лошади, когда уже пора “о душе подумать”? Ведь джигитом я не стану, чего же трястись и бояться и еще ломаться? А вот – не протрясусь, не устану, так и спать не могу. У каждого свои закавыки.

Очень рада, что у Вас так все получается светло с Женей2, а также, что намечается поездка в Техас. Это было бы очень здорово.

“Свинство” за Ачаира3 с Вас снимаю, раз это просто Вам не нравятся его стихи – Ваше право.

(Между прочим, Евтушенко тоже нервный и издерганный)4.

Интересно бы достать “Азеф”5. Наверное, доберется до Парижа.

Нина6 была в Марселе и оттуда мне написала, что не нашла меня и чтобы я ей скорее туда написала, “еще два дня она там”. (А письмо ее шло тоже два дня). Получилось, как с телеграммой о Вашем приезде.

То, что вы так плодовиты, – опять же, повторяю, что это через вас пишут “Силы”, не иначе. А Вам честь и слава, что не засорили, как я, доступ и канал для них, Сил-то.

Жена дантиста вчера заходила, собираюсь пригласить их на ужин на следующую неделю. Привет Ваш передала, и она Вам передает. Марилор погрузилась в экзамены, мама – в грипп.

Обязательно напишите насчет раздавания (Жени), как причастие, – это очень здорово. Таис7 мне тоже не ответила.

А вот от Ириночки-Лисички8 пришло драматическое письмо: она может потерять свой уголок и очень это переживает. Мне это так понятно, – некоторые люди не могут найти себя без своей атмосферы. Насчет копления денег у меня плохо получается, но хочу послать ей все, что могу. У кого бы еще можно подстрелить? Все-то 400–500 дол. (и она еще не просит). У Вас и у самого ветер в карманах. Да еще будете тратить в Вашей новой поездке, как в Париже. Но, м.б., посоветуете? Мэри9 просить или нет? Во всяком случае, я тут же написала “стихи”:

Не горюй, Лисичка, хитрая, елейная,

Не горюй, Сестричка, Рыбно-Водолейная, (она писала, что Рыба с примесью Водолея, как, в общем, и я)

Денежки достанем, норку мы спасем,

В норке мы на славу лапку пососем. (Нельзя придраться? Хе-хе!)

 

Боюсь, вместо этого – предложить ей приехать сюда. Как Вы думаете?*

Лисички, правда, лапку не сосут, но после такого заема чего не пососешь...

Еще пару лет, и я только на такие поэмы и буду способна. Пару стишков написала всерьез, но теперь не могу – надо в кухню. В следующем письме пришлю на грозную критику. Нужно раз навсегда мне сказать: Лашенька, заткнитесь со стихами. По крайней мере, буду радоваться тому, чему могу, и жить спокойно, а? Буду или не буду, а?

Пришлите, все же, что-нибудь Ваше. И когда будете печатать стихи Несмелова10, то со многими копиями, и одну – мне. Идет? Всего хорошего Вам и маме. <...>

Лаша

14 марта.

Все же не могла послать вчера.

[Приписка на полях: Я могу тоже посылать Ваши письма Жене! И фото – какие скажете.]

* Мечтаю, чтобы мы были все вместе.
_____________________________

1. Так иногда Л. Н. Андерсен называет поэта В. Ф. Перелешина (Салатко-Петрище, 1913–1992), которому адресованы письма. В. Перелешин жил в Рио-де-Жанейро, куда они с матерью, Евгенией Александровной Сентяниной, перебрались из Китая в 1953 году. В конце 1973 года он гостил в доме Лариссы Андерсен и ее мужа, Мориса Шеза (M. Chaize, 1912–1988). После отъезда Перелешина Ларисса посылала ему фотографии, где он на фоне французских видов, для рассылки знакомым.

2. В. Перелешин переписывался с литературоведом из Москвы Е. В. Витковским. Контакты эмигрантов с “советскими” в 1970-е годы были достаточно редки, и В. Пере-лешин, видимо, давал адрес Е. Витковского своим друзьям в эмиграции, если они хотели “из первых рук” узнать, что происходит в СССР. Об этом идет речь ниже в письме.

3. Ачаир (А. А. Грызов, 1896–1960) – поэт, создатель литературного объединения “Чураевка” в Харбине, где Перелешин и познакомился с Лариссой Андерсен. Ачаир в 1945 г. был депортирован в СССР и приговорен к десяти годам лагерей. После освобождения жил в Новосибирске, работал учителем пения. В письме В. Перелешину от 27 февраля 1974 года Л. Андерсен писала: “Я совсем не имела в виду просить Вас переписывать стихи Ачаира отдельно: могли бы и под копирку <...>. А говорить о том, что он только занимал место и другим мешал (хотя бы только стихами) – просто свинство. Совсем не хорошая Собака, а плохая Свинья. Если бы он не писал и не любил стихов и литературы, то не было бы ни Чураевки, ни студии, ни нас, ни Вас, – возможно”.

4. Л. Андерсен встречалась с Е. Евтушенко в 1968 году, когда жила на Таити, куда по работе был направлен ее муж. Об этой встрече она рассказывала В. Перелешину в одном из писем.

5. “Азеф” – исторический роман Романа Гуля, вышел в 1974 году в Нью-Йорке четвертым изданием.

6. Мокринская Н. И. (в замужестве Фушье, род. в 1914 г.) – участница “Чураевки”. Жила в Харбине, Шанхае, Пекине. Автор трехтомника воспоминаний “Моя жизнь”, опубликованных в Нью-Йорке в 1991 и 1995 гг. и во Львове в 2001 г.

7. Жаспар Т. П. – художница. Жила в Харбине и Шанхае. Потом уехала в СССР и поселилась в Киеве.

8. Лесная И. И. (Лисивицкая, 1913–1999) – поэтесса, жила в Харбине, Шанхае, где познакомилась с Л. Андерсен. После окончания Второй мировой войны переехала в Парагвай.

9. Мэри – так, по одному из ее псевдонимов Merry Devil (Веселый Бесенок) – друзья называли писательницу, журналистку Ю. В. Крузенштерн-Петерец (1903–1983). Она жила в Харбине, Шанхае, затем переехала в США, где была главным редактором сан-францисской газеты “Русская жизнь” (1982–83).

10. В. Перелешин разыскивал стихи дальневосточных поэтов, в том числе и Арсения Несмелова (Митропольский А. И., 1889–1945). В дальнейшем он планировал издать антологию дальневосточной поэзии, но не успел.

 

Иссанжо, 28 марта 1974 г.

Дорогой, правда, хороший Кошеру,

большое спасибо за оба письма, которые я получила одно за другим. Простите, за “душевную раздвоенность”, которую я причинила Вам из-за лисьей проблемы, и очень благодарна и приветствую за то, что выбрали прямодушие, а не “кажущуюся доброту” (моя хата с краю, я ничего не знаю). То, что Вы написали, – и есть настоящая доброта, забота. И я недавно написала одной подружке, очень хорошей, но щепетильной и немного виляющей, о другой, которую тоже люблю, но о которой знаю, что ей палец в рот не клади, жулик, и до локтя рука уйдет, – предупредила честно. И нисколько не раскаиваюсь, считаю себя в этом “правильной”, хотя, как Вы, наверное, заметили, я не очень люблю злословить.

Вы, конечно, правы. Даже из-за Мориса я не имею права звать человека, который не сможет уехать и снова устроиться где-то, что и для него (т. е. для нее) самого (самой) опасно. Мэри – другое дело. Она сама видела, как и что, и куда можно навострить лыжи в случае конфликта или неудобства. (Не знаю, писала ли она Вам о том, что подумывает жить у меня (временами, как она предполагает), когда выйдет в “отставку”.) Я-то готова стирать и готовить – такова моя планида, как видно. <...>

Очень рада, что фотографии тоже нравятся, и очень сочувствую, что Ваши не вышли. Но теперь уже не будет таких хороших, поэтому не посылаю в таком же количестве экземпляров. Но не стесняйтесь: заказывайте еще те, что хотите, я буду рада Вас порадовать. Для того и делаю дубликаты, чтобы Вы посылали. Обязательно посылайте.

Не совсем согласна, что нельзя сделать “героем” цветок или дерево, иногда можно. И даже сознательно играть с пропорциями.

Морис ездил в Марсель и достал “Архипелаг ГУЛаг”. Немного поперелистала и уже не могла заснуть. Вот так-то. <...>

“Рыбность”? она ведь очень разная. Элизабет Тэйлор – актриса – Рыба. Где у нее нерешительность и неуверенность? Еще одна моя приятельница – Винокурова, та даже чрезмерно решительна, из-за своей любви к риску все потеряла и все равно “размахивается”, а Рыба. Во мне-то как раз полно неуверенности и скрытой суеверности.

Только во мне силен Водолей, Марс тоже не спит, и Дева – со своими резонами и сковородками и критикой. Дева, это, по-моему, “умная Марфа” в лучшем случае, нет? <...>

Я, конечно, понимаю, что “прятать” Женю как раз тогда, когда он Вам послан небом для стихов (ведь стихи на любви растут как грибы), – дичь, но, вероятно, Лидо1 писала в смысле политической осторожности. А вот – видеться с ним? Опасно уже в другом смысле. Из меня и то моя новая-старая эпистолярная “любовь” (мой художник) выжала несколько слабеньких стихотвореньиц (пошлю еще на разгром), – это Рыба-то распустила слюни, расписалась, а Дева давно говорит, что все это выдумка и дурость. Когда Рыба читает “его” письма, то умиляется, а Дева – плюется. <...> А Водолей считает, что лучше бы для газеты писать, чем так, под спуд. А м. б., я ничего не понимаю в знаках.

Спасибо за чудные марки и за стихи. Просмаковала пока те, что из газеты “Стихи Валерия Перелешина”2, – одно другого лучше, и проникают до печенки. (До чего же Вы меня и других перегнали!)

Спасибо за обещание присылать попадающегося Несмелова. А не попадется ли про Белого Жеребенка тоже?

Я так расписалась Вам – только дорвись, – что вижу, Жениного письма сегодня не отправлю, так как надо нестись в кухню, а для Жени надо приписку и, как Вы говорили, стишки и даже карточку (и самой хочется). Но обещаю не затянуть, а все сделать или после обеда или завтра. После обеда еще надо зайти к зубничной жене – просила принести рецепт пирожных – хозяйка, – а выйти из-за чего-то из дома не может.

И вряд ли я смогу не копаться в саду – солнце и синева.

Вы мне прислали два стихо, подписанные Мария Коростовец3. Почему я их не знала? Они совершенно замечательные.

Марилор с мамой уехали на каникулы (теперь почему-то разделили весенние каникулы и Пасху) в Савуа, там у них дом в горах. Марилор уже растет, делается красивой девушкой, но я бы хотела остановить ее в девочках. Зубник и его жена были у нас на ужине, я жалела, что Вас не было. Зубник и Морис, – не знаю, привьется ли.

Перед носом у меня розовый гиацинт, который пахнет, – подарок Марилор. “И волосы его вьющиеся, как гиацинт” (или вроде) – “Иестер и Ли” Келлермана, когда-то из главных вех чтения моей юности.

Так же распустившаяся в воде веточка дикой сливы. “Не возьмешь ли ты веточку эту и помятую эту тетрадь?” – из моих ранних. Кому, кому предлагала, кого ждала? А того, кому нужны были веточка и тетрадь, наверняка, отвергла...

И вербные барашки с веточкой. Все они посылают Вам северный нежный привет, скорее, Вашей маме, так как она любит цветы. Но и Вам тоже, в компании с приветами от всех котов (Шато все еще у нас) и от людей: от зубников, от Весов, от Девы, Рыбы, Марса, Водолея и многих других. Евгению Александровну – Рыбу – с прошедшим днем рождения, желаю долго и радостно здравствовать с минимум колебаний и сомнений.

Обнимаю и дую в кухню

“Мартин” (а не Марфа)

Лаша

Шлю три фото с Вами. Там, где с Морисом, – в Ле Пюи, около Красной Вьерж, где русские пушки “накрадены”. Одну видно.

Вторая – Вы у входа в замок Полиньяков. Что нужно еще – заказывайте. Но эти уже не такие хорошие.

Маленькую зимнюю посылаю, чтобы “уячить”: и без человека можно. Если она Вам ни к чему, пришлете обратно, но не обязательно.

Иду на почту и к зубничихе. Всего хорошего. Ужасно сожалею, что Ваша поездка срывается. Я собиралась в Италию, там у меня знакомый священник, русский. Вот, пожить, попоститься, постоять службы, но, кажется, тоже не получается. Из-за весны и кошек. (Это от дьявола?)

28 марта

Раз сказали, что стихотворение “прелестное”, то опять пристаю. И спасибо за помощь. Некоторые поправки все же “вежливо отклоняю”, хотя и не уверена, что мои – лучше.

Девочка в голубой шубке
Просто открытка, не из “картин”:
Девочку эту зовут Мартин,
И, как тебе, ей пятнадцать лет. (это ни к чему?):
Только, по правде, девочки нет. (Может быть, девочкою такой Дочь моя будет в жизни другой)
Попросту, в марте снег голубой, –
Вот и делюсь я этим с тобой,
Так же и тем, что хоть снег и лед, – (или, думаете, лучше Ваше “все потому”?)
Первый подснежник уже цветет,
Что-то увидев уже во сне, (или – “зимой во сне”?)
Ива задумалась о весне. (спасибо за “иву”, мне не нравилась “ивушка”, а вот не видела, что можно “ива”)
И даже почек раскрытых нет –
А зеленеет надежды цвет.
Снег расползается на холме,
Солнце подмигивает зиме, (“щурится вслед зиме”?)
Только сосульки – ох-ох, ах-ах –
Плачут, вздыхая, о холодах.

Что, если так? Очень прошу, помогите скорее, хочу послать одной девочке.

Теперь: (покончив с Мартин). Никакого снега, кстати, уже нет, подснежники еще цветут, но их забивают примулы – весь сад в разноцветных пятнышках, как на детских картинках. Еще бы барашков с голубыми бантиками и пастушек – маркиз.

Но дело не в маркизах, опять же.

Дело в том, что Мария Павловна жива4. И хотя получается “гаф”, что Вы написали некролог, но я ужасно рада, так как даже есть надежда на поправку. Не ругайте меня, вот что мне написал Асеев (оба раза – за что купила, за то и продаю.): “...я ошибся в своем прогнозе, что видно из следующих писем Надежды Викторовны (приятельница М. П.). Привожу выдержки из них: ▒<...> в данный момент состояние здоровья М. П. очень поправилось (но правая сторона ее тела по-прежнему вся отнята), сердце работает хорошо. Мозг в каких-то частях поврежден, и душа ее не в состоянии передавать сигналы через эти поврежденные места мозга. (Если я неправильно выразилась, то очень прошу меня извинить). Говорить она все еще не может, только отдельные слова, хотя набор слов прибавляется. Она все понимает. Из прошлого она мало помнит. Она ничего не хочет читать и не медитирует. Такое состояние М. П. может продолжаться очень долго. Уход за ней очень хороший’”.

Это из письма 25 ноября, а мне Асеев о нем не написал.

И теперь, из письма от 21 февр.1974 г.:

“Я опять посетила М. П. и была очень рада удостовериться, что она медленно, но определенно поправляется. Конечно, говорить она не может, но все понимает, и была в хорошем настроении. Я прочла ей стихотворение г-жи Лариссы ▒Молитва’5, которое ей очень понравилось”.

Асеев предлагает мне писать непосредственно этой даме и дает адрес. Если хотите, напишу Вам. Я очень рада, вдруг понравится. <...>

_____________________________

1. Хаиндрова Л. И. (Хаиндрава, 1910–1986) – поэтесса, автор нескольких книг стихов. Жила в Харбине, Шанхае. Принимала участие в кружке “Чураевка”. В 1947 г. уехала в СССР и поселилась в Краснодаре. В. Перелешин называл ее Золотая Лидо.

2. Видимо, речь идет о публикации “Стихи Валерия Перелешина” в “Новом русском слове” 31 января 1974 года. Там были напечатаны стихи: “Перемена”, “Вороны”, “Комета”.

3. Коростовец Мария Павловна (? – 18 июня 1975) – поэтесса, жила в Пекине, Шанхае, где, как и Ларисса Андерсен, участвовала в поэтическом кружке “Пятница”. Увлекалась астрологией. Она и ее семья были дружны с Перелешиным, когда он жил в Пекине. В 1950-е годы М. Коростовец уехала в Австралию.

4. В письме от 1 декабря 1973 года Л. Андерсен написала В. Перелешину, что получила известие от д-ра А. М. Асеева, редактора-издателя журнала “Оккультизм и йога”, что М. П. Коростовец, вероятно, умерла после того, как ее разбил паралич. “Она смотрела своими огромными черными глазами и не могла ничего сказать.” В. Перелешин опубликовал некролог “Мария Коростовец” (“Новое русское слово” от 13 января 1974 г.). А потом выяснилось, что М. П. Коростовец жива. Парализованная, она пролежала два года.

5. В письме от 13 декабря 1969 года Л. Андерсен прислала В. Перелешину это стихотворение (позже напечатанное в книге “Одна на мосту”), с вариантами строф, ожидая от него, как всегда, советов и критики:

Молитва
Знаю, бывает тяжко, страшно за каждый шаг...
А вот одна монашка мне говорила так:
Надо молиться Богу, чтобы рассеять страх,
С Богом найдешь дорогу, что с фонарем впотьмах.
Надо молиться много, долго и не спеша,
Чтоб добралась до Бога, как ручеек, душа.
Надо молиться часто, чтоб не нарушить связь,
Чтоб ручеек, несчастный, не превратился в грязь.
Надо молиться сильно – вырваться из тисков,
Чтоб он рекой обильной вышел из берегов.
Надо молиться страстно, а не зевать кругом,
Не бормотать напрасно, думая о другом.
Надо молиться строго, не потакать себе,
Не торговаться с Богом лишь о своей судьбе.
Надо молиться чисто, радуясь и любя,
Так, чтобы круг лучистый вырос вокруг тебя.
Чтобы такой кольчугой сердце облечь ты смог...
Вот... И тогда, как чудо, в нем засияет Бог.

Или :

“Надо молиться чисто,
Так, чтобы светлый круг,
Трепетный и лучистый
Образовать вокруг.”

magazines.russ.ru