Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
В Боге мы все — единомышленники, именно в этом ценность единомыслия — в акте пребывания в Боге, а вовсе не в самостном совпадении кого-то с кем-то. Бог в нас един, и мы в Нём, Им — едины. Он в нас единит нас, делая единомысленными. Понятие «согласие Отцов» — про Бога в Отцах, а не про то, что Отцы о чём-то сговорились.
Не скромничай чрезмерно — это нескромно.
Кому Бог не нужен, кому довольно себя самого, к тому Бог и не приходит.
Идущий верным путём, как только встанет на него, найдёт своих исторических попутчиков.
И рай, и ад — в нас, что выберет человек своей реальностью, то и создаёт. Выбравший Бога, творит Его волю, а она в том, чтобы любить ближнего, как самого себя — т.е. осуществлять ближнего как рай, а не как ад.
Какова реальность, в которой мы живём? Реальностей много, побеждает в итоге та, носители которой наиболее активны.
Лучше плохо делать, чем хорошо не делать. Усилие, рывок, стремление — тоже вклад.
Мы становимся тем, что делаем. Мир становится тем, что мы делаем.
Самое страшное, когда человек становится лишним предметом (мало того, что предметом, так ещё и лишним), когда не находит себе места в самом буквальном смысле слова. Порой достаточно пяди земли в чужом сердце, чтобы человек устоял, не погиб, даже если в материальном мире места для него больше нет. Но если нет и сердца, готового стать пристанищем для души, тогда она считай погибла. Именно это случилось с Цветаевой.
Всё настоящее — действует. Дары у каждого свои, и люди действуют, исходя из даров. А ряженые — имитируют действие, чтобы скрыть свою ненастоящесть. Ряженые всегда намереваются торчать напоказ.
Народ растёт из будущего.
Не надо эмоционировать вместо мышления. Эмоции мешают чувству.
А я опять всё открываю сызнова:
себя, Другого, общество других.
Воюю с мёртвым, жизнью признавая
живое только. Пыл мой поутих,
когда узнала, что жива отчасти,
что жизнь иная снова взаперти.
Как быть живым всегда? — лишь это счастье,
и я всегда к нему на полпути.
Всё сгниёт, и эти рожи — тоже,
только Бог в могиле гнить не может:
Бог — не падаль, их добыча — падаль;
Бог уйдёт, хоть будет в угол загнан.
Утешайся, плач твой слышат звёзды —
будешь Богом в целости воссоздан.
Смерти нет, не бойся превращений!
Смерти нет, дождись преображения!
Всё сгниёт, и эти рожи — тоже,
свет лишь твой не будет уничтожен.
Если лопнул твой пузырь иллюзий,
не носи обиду на других,
кто твоих иллюзий и контузий
не хотел принять в число своих.
Не завидуй, что не обманулся
тот, кто говорил тебе «не верь!»,
он, быть может, тоже пошатнулся
или не нашёл надежды дверь.
Не жалей себя, не будь занудой —
пробуй жить без мыльных пузырей,
чтобы — Бог, не дай! — не быть иудой
для себя и для своих друзей.
...Во-первых, замкнутый на себе человек - дурак, т.е. важно быть открытым навстречу Другому. Во-вторых, есть много попутчиков более опытных, у которых есть чему поучиться, от них же можно (только от них!) принять благой Огонь, делающий нас теми, кем мы должны стать. Если видишь совершенного человека, значит у него была Встреча. Иначе не бывает...
Если кто-то меня поёт, тогда я — песня;
если кто-то ко мне идёт, тогда мы — вместе.
Если в пении небеса души хранимы Небом,
станет зовом дорог немых небесный пепел.
Все огни озаряют стражей — сияют лики,
освещаются тьмой пожарищ судьбы великих.
Будет ропот, и вой — не песня: беда стучится,
превращая в морды зверя слепые лица.
Глухие к зовам
близких и далёких —
счастливые
несчастием своим,
страданье ваше
под луной не ново.
Так человека
узнают друзья —
когда другого боль
стерпеть нельзя:
любви оковы
и крылья.
И ты нанесёшь мне последний, смертельный удар —
другой бы не справился с этой нетрудной задачей.
Но кто-то премудро тебя для меня предназначил —
заведомой радости странно-заботливый дар.
Ты мой приговор — безутешная горечь обид,
что сахаром стала. Солёные слёзы — что звёзды
чужих горизонтов, где воздух не мною воссоздан,
а тем, кто толпой без смущенья «разумно» убит...
Вот так сорвёшься с очередного крючка, повиснешь над очередной бездной и летишь, думаешь о том, что жизнь одновременно падение и полёт: летает тот, кто не боится падать, срываясь с крючка. И некоторые умудряются полюбить более всего именно момент, когда срываются с крючка. Однако жизнь была бы слишком мёртвой, если бы в ней был невозможен настоящий полёт — вне связи с крючками...
Лютый дракон, ищи своего Георгия!
Он побеждает всегда, хоть и не сразу.
Если падёт один, придёт другой —
у нас хватит святых на всех твоих драконов.
Торжество твоё — временно, можешь в него не верить,
как не веришь в любовь. Георгий придёт, я знаю.
Имя его — птица, что летит над преградами,
сила его — священная кровь рассветов.
На закате дня желательно помнить о солнце,
которое утром придёт, как будто навечно,
но не память моя возводит на небо звёзды
и не совесть твоя, сгоревшая прежде ада...
Выбрав жизнь, когда хочется просто исчезнуть
и забыться совсем от мучительной правды вдали,
понимаешь, что подвиг прощения был бы полезен,
превращая обиды в цветы, что не зря отцвели.
Запотевшие окна, раскрывшие души навстречу поверьям,
спите крепче! Рассвет вас заставит страдать.
Огорчение жадно, оно оставляет за дверью
и без хлеба заветную страсть всех небес — благодать...
Если выбрать внутри
точкой стояния вечность,
замереть и глядеть,
мир начнёт помаленьку дряхлеть,
осыпаться, как краска
на долго не крашенной двери.
Штукатурка осыпется с лиц,
обещаний, подарков, надежд.
Всё падёт, если станешь
и будешь глядеть, ничего не прося.
Вдруг упавшее вздрогнет
и взглядом тебя поразит.
О, тогда не гляди на него —
не сумеет простить.
Какая дерзость говорить словами, не видя их!
Так пусть они расскажут, что следует:
слова всегда всё знают — послушаю
их разговор нетайный.
Простой крестьянке в пору говорить словам такое,
что царевны помнят.
Заведомое лжёт, увы, всегда,
а незаведомое говорится тихо.
Кто знает, что́ молчит в стихах словами...
Целую ваших солнечных зайчиков —
и девочек, и мальчиков.
Целую васильковые очи
прямо в дни их, и прямо в ночи.
Пусть птицами солнце будит
воскресное счастье будней.
Целую солнечных ваших зайчиков —
и девочек, и мальчиков.
Дождь — вода, река — вода, и море...
Слёзы, к берегам души припав,
плачут, позабыв себя от горя —
всё в воде привычной потеряв.
Нет теперь дождя, реки и моря,
нет и слёз — везде одна вода,
топором плывёт по жизни горе:
в голове как море — ерунда.