Быть может, единственно правильное понимание другого состоит в том, чтобы понять, что мы друг в друге почти ничего не понимаем как следует, что мы грезим наяву. Тогда появится какая-то скромность во взгляде на другого, которая является предпосылкой подлинного понимания. Горделивый, надменный, самоуверенный взгляд — глуп и слеп. Другой человек — тайна, которая может открыться тебе, а может и не открыться. Даже я сам для себя — тайна. Повсеместное хамство — это утрата ощущения тайны, живущей в человеке.
* * *
Где происходят наши встречи и невстречи: вовне или внутри? Конечно, внутри. Вовне можно только телесно прикоснуться, столкнуться, но сама встреча или невстреча — событие внутреннего мира. Причём для встречи каждый её участник должен в своём внутреннем пространстве найти место для другого — освободить его от себя.
Представим, что некто повстречался с великаном, но выделяет внутри себя так мало места для него, что там может поместиться разве только мизинец великана. Какова будет эта встреча? Во-первых, это всё-таки встреча (а не невстреча), но каково будет представление у этого самого «некто» о встреченном им великане? Ложное, разумеется. Он ведь думает, что видит то, что есть — в голову ему не приходит мысль, что он попросту не дал места для встречи и видит куцый огрызок того, о ком судит как о целом. Согласитесь, разница велика: мизинец или целый великан. Мизинец великана, хоть и имеет к нему отношение, но никак не представляет его таким как он есть на самом деле. Однако наш «некто» приписывает свои заблуждения не себе и своему неполноценному зрению, а другому, на которого ТАК смотрит.
Может быть и другого рода проблема. Представим себе, что некто выделил внутри себя так много места, что туда может поместиться целая вселенная, причём освободил для гостя, для другого, лучшие свои территории — т.е. принимает другого по-царски. Но этот другой не понимает где очутился, он недоволен, как ему кажется, пустотой. И, главное, он не снял свою грязную обувь, входя в сердцевинные залы другого и наследил там своими земными глупостями (самость, эгоизм, корысть, тщеславие...). Гость оказался недостоин встречи по-царски, он не дорос до такого уровня отношений (слишком много свободы ему не по силам). Это будет встреча или невстреча? Всё-таки встреча, но некрасивая, наследившая в душе принимающей стороны.
* * *
В этом смысле разные учения — это своего рода общественные площадки для встречи (у адептов одного и того же учения есть некие общие места внутри — некоторая условность, предпосылка к встрече, хотя и не гарантия встречи). Но могут быть и такие искусственно созданные учения, которые нацелены на ликвидацию внутреннего пространства и недопущение встреч вообще. Атомизация общества, индивидуализация — об этом.
* * *
Между некоторыми людьми есть схожесть в дурном при полной несхожести в хорошем. И они слышат друг друга так же, как слышат друг друга похожие в прекрасном. Но смотрят друг на друга такие люди иначе — корыстно, возможно.
Выходит, эти люди сходятся, встречаются в Антипесне, но не в Песне — такое бывает.
* * *
Мы недооцениваем значение Другого как такового. Для явления себя в мире каждый из нас нуждается в другом, как в вопрошающем, в том числе вопрошающем обо мне, взывающем ко мне и тем вызывающим меня в бытие — снова и снова. Другие — это наши зовы, слово другого ко мне: «Будь! Ты мне нужен!».
Но каким я тебе нужен? Каким ты меня видишь и зовёшь к себе? Дело в том, что запрос другого во многом создаёт меня как ответ ему, ответ на его запрос.
Страшный Суд потому страшен, что мы непосредственно встретимся с Тем, Кто взывать будет2 к нам истиной и в истине, без искажений — Он позовёт по настоящему имени. Смогу ли я отозваться адекватно или привнесу с собой кучу разного, ненужного, лишнего хлама, налипшего на меня в процессе неверного взаимодействия с другими? Этот хлам мешает быть не только мне самому, но и другим. Если я направлю этот хлам на Бога, я как бы воззову к Богу ложным голосом, позову искривлённого моей клеветой Бога — в том и будет моё осуждение.
По большому счёту, каждая наша встреча с другим — маленький суд, особенно с небесным другим, который, подобно Богу, общается чисто, почти без искажений. Как я отзываюсь на чистое обращение ко мне другого? Кем являю себя в ответ на его вопрошание? Но важно понять, что явление другого никогда не бывает само по себе — другой является как ответ, он приходит, подстраиваясь под мой зов. Это особенно заметно на юродивых, которые совершенно различны с разными людьми, отражая этим именно разность самих людей. Юродивый травмируется той энергией, которая исходит от окружающих его людей — возможно потому, что не возвращает её, как обычные люди (травмируется, но не травмирует).
* * *
Можно ли приговорить другого к небытию и не заметить этого? Можно, именно этим мы постоянно занимаемся, когда судим других — приговариваем и другого, и себя3...
Дело в том, что человек живёт таким как есть, а не таким как нам бы хотелось. Каждый из нас — не идеален, хоть и приятно было бы стать идеальным, но... Откуда же в нас берётся пафос и самомнение, когда судим другого (судим за несоответствие идеальным шаблонам). От непонимания, как это работает. Это — в смысле Спасение.
Бог не требует от человека идеальности, Бог говорит человеку — иди за Мной. Иди такой как есть, а не такой, каким надо быть. Люди же поступают противоположным образом.
Если бы не Бог, многие из людей были бы попросту затоптаны претензиями. Но Бог является для нас тем Другим, который зовёт человека таким как есть встать на истинный путь и не комплексовать по поводу каких-либо несоотвествий представлениям о правильном.
Откуда берутся представления о правильном? Они вписаны в культурный код, это знания, которые передаются из поколение в поколение — чтобы никто не заблудился в социальной коммуналке.
* * *
Однако культурный код, как его обычно понимают — это лишь механика. По сути — это сборище указателей на хорошие пути, которыми уже кто-то прошёл и на которых можно встретиться с собой подлинным. Это очень важно для всякого, кто ищет (а для тех, кто не ищет — лишь повод погордиться, покичиться, повыпендриваться). Но важнее пройти путь самому, и всякий, кто встретился с собой подлинным1, должен ещё стать тем собой, идя своим путём — не чужим.
В культурный код по мнению многих входят только старые, хорошо известные пути. Но это заблуждение. В культурный код включены уже и те пути, которых ещё нет на культурной карте. Потому что все пути суть один единый путь. И если твой путь вписывается в этот Единый Путь — ты уже часть культурного кода, независимо от чьих-то знаний и мнений.
Таким образом существует как бы два культурных кода или, вернее, два уровня одного: видимый и невидимый. Невидимый становится видимым усилиями идущего своим путём. И только такой идущий преодолевает в себе механику культурного кода, осуществляя прорыв к жизни. Просто сухое, интеллектуальное знание чужих правильных путей к прекрасному — это ещё не жизнь. Знание может превратить знатока в Прокруста, не пускающего ко Христу, а не проводника к Нему.
Проводник живёт, а не знает, идёт, а не указывает. Кто ищет его, тот всегда находит — по Свету, который в нём.
* * *
Единственно возможный способ светить другим — светиться навстречу Свету. Не своим только светом светиться, светом болотной гнилушки, а светом Света, рождать в себе свет в ответ на Зов/Свет (уподобляться). Подобное ищет подобное и притягивает подобное. Подобное притягивается к подобному.
Светиться своей глубиной и значит быть собой, но моя глубина глубже меня.
* * *
Любить — это как в дом к себе кого-то поселить: возьми и вынести из комнаты все своё, чтобы любовь поселилась. А иначе как ей быть? Где? Мы разговоры умные ведём, а место от себя для неё не освобождаем.
Научиться любви нельзя, надо только одно — освободить от себя место для неё. И она придёт.
* * *
Ошибка — думать, что человечность в людях это нечто само собой разумеющееся. Она, скорее, плод социального развития. Но если повернуть это развитие вспять (а сегодня такое возможно - современный человек не из пугливых, не испугается), то бесчеловечность станет таким же обыденным явлением, какой нам кажется минимальная человечность.
Грядут времена, когда пороки в нашем нынешнем представлении будут выглядеть добродетелями на фоне пороков, распространённых в новом человечестве (сменившем вектор своего движения). Назад к обезьянам — это большой оптимизм. Обезьяны окажутся человечнее новых людей, ибо они ограничены природными рамками — в отличие от человека.
* * *
Всякий раз, выбирая, как поступить по отношению к другому человеку, мы выбираем себя. Когда мы поступаем бесчеловечно, мы изгоняем из себя человека. Потому странно, что люди так ленивы на человечность по отношению к другому. По-настоящему надо бы ловить каждый случай, когда можно кому-то помочь и сделать что-то хорошее. Это больше нужно самому человеку, чем другому — ради человека в себе.
Добрые поступки нужны как воздух и человеку в себе, и человеку в другом — иначе человека не станет.
У нас же всё происходит наоборот: даже должное на своём месте делается неохотно.
* * *
Мы рисуем в себе человека. Словно наносим макияж — и потом этот макияж становится лицом? Внутренний макияж — да, возможно. Мы становимся тем, что рисуем у себя на лице — как мечту о себе. Но ведь это поразительное свойство человека — животворить себя посредством изображения мечты. Почему это возможно? Потому что мечта взаимодействует с вечным человека, если это мечта о прекрасном и человечном человеке. Мы сначала представляем себе это, а потом воплощаем в себе это. Но как можно представить то, чего не знаешь? Следовательно, сокровенная мечта о человеке знакома нам, но мы словно пробиваемся к ней сквозь слои неправды.
Человек меньше, чем хочет быть. Но если он нарисует себе верную задачу в виде будущего автопортрета, он станет этим портретом. Мы становимся тем, кем хотим, становимся тем, куда стремимся. Наши мечтания создают нас, если мы мечтаем в правильном направлении. Бесплодные4, пустые мечты и самоубийственные мечты — это мечты без человека, против человека и человечности в нас, но и они воплощаются, если мы к ним устремляемся.
* * *
Человек без своего мира — это вовсе не человек в своём мире. Когда рушится мир, самое трудное — дойти до понимания, что он совсем рушится. Чем раньше перестанешь хвататься за обломки падающего мира, в надежде, что хоть что-то уцелело, тем целее будешь сам.
Пережить такого рода собственную деструкцию — интересный опыт, хоть и очень травматичный. Мы ведь недооцениваем значение мира в нас — думаем, что это мы сами по себе живём, а не в мире, который определённым образом организует нас, собирает в человека.
Нет мира — нет и человека? Нет, слава Богу, человек больше мира. Но без мира нет того человека, который жил в этом мире.
А что есть? Сначала — обломки. Жалкое зрелище, гораздо более жалкое, чем обломки мира — обломки человека. Душевно-духовные обломки, хотя и телесные отчасти — психосоматика даёт о себе знать.
А потом из этих обломков заново надо себя пересобрать. Как? Ответ не может быть теоретическим — только практическим, а практика у каждого своя. Главное — не сойти с ума, не умереть и не желать себе смерти. Нет-нет, в любом затруднении надо искать светлое пятно — белого кролика.
Всегда ли есть белый кролик, световой зайчик? К сожалению, не всегда. Но ведь это было бы слишком просто — следуй за солнечным зайчиком и всё. Нет, зайчика надо дождаться. Надо верить в него, как в сказку, без которой мир не мог бы выживать все эти века своего посюстороннего бытования.
А если сказки всё нет и нет? Надо её сочинять самому. Не факт, что получится, но если проявить упорство устремлений, сказка сама начнёт сказываться. В этом можно не сомневаться. И тогда...
Что будет дальше, знает только сказка.
---
1 Подлинного другого можно видеть только подлинным собой;
2 Бог всегда взывает к нам в истине и истиной, но тогда это будет более явно — прямо, так, словно сейчас мы прячемся от солнца под кроной пышного дерева, а потом окажемся под его прямыми лучами, и даже ближе;
3 В Луч меня рождает Другой;
4 Бесплодны они в том смысле, что не создают в нас человека, нелюдь — плод такой бесплодности.
Дневники 9 января; 29 октября 2018; 27 апреля - 9-24-25-26-27 октября 2019
Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун
Оставить комментарий