Философия занимается глубоким, а поэзия высоким
Философия занимается глубоким, а поэзия высоким. Жан Поль (Рихтер)
Рецепт хранения в себе человечности прост: храни её в другом! Тот, кто готов предать человека в другом, уже предал его в себе.
Замысел меня находит, а не я нахожу замысел.
Самое страшное, когда человек становится лишним предметом (мало того, что предметом, так ещё и лишним), когда не находит себе места в самом буквальном смысле слова. Порой достаточно пяди земли в чужом сердце, чтобы человек устоял, не погиб, даже если в материальном мире места для него больше нет. Но если нет и сердца, готового стать пристанищем для души, тогда она считай погибла. Именно это случилось с Цветаевой.
Для беседы надо входить на территорию размышляющего, а не сидеть на своей. На своей понимаешь только себя. Как входить на территорию другого? Снимая свои дорожные сапоги, как минимум. Смотреть глазами другого — искусство, которым владеют только свободные.
Счастье — такая штука, которая должна храниться высоко — т.е. на таком бытийном этаже, куда ничто низменное (ни моё, ни чужое) не в состоянии дотянуться.
Злодей злодея видит в каждом, а добродетельный — добродетельного.
Контекст важнее текста, потому что один и тот же текст в разных контекстах означает разное и, порой, противоположное. Один и тот же текст в одном случае может быть — истиной, а в другом контексте — ложью.
Мысль думают состоянием, а не умом — целым человеком думают. Мысль думают всей своей жизнью.
Хайдеггер говорил, что язык — дом бытия. Но сам язык, вероятно, порождение Луча. Луч — дом бытия. В Луче встречаемся мы с собой, с другими, и с самим Лучом — Богом-Словом, вероятно.
Вечное мыслят вечным в себе, а не невечным. Описания вечного, которыми все пользуются, добыты теми, кто видит вечное вечным в себе — это и есть откровение. И понять его по-настоящему можно только вечным в себе. В этом ловушка для тех, кто пытается своим рациональным умом мыслить о немыслимом.
