Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Искусство — это форма общения богом. Художник (в широком смысле) фиксирует увиденное богом в себе, а зритель воспринимает предложенное богом в себе. Бог — пространство нашего подлинного общения — в Боге.
Автора через тексты понимать проще, чем лично.
Мы, люди, слишком разные — лично. А текст, настоящий текст — свидетель, говорящий сердцу. Он свидетельствует о своём авторе правдиво. Текст — как мост, он между автором и Богом, между автором и реальностью, между автором и читателем, между автором и судьбой. Текст не тождественен автору, но свидетельствует об авторе.
Именно посреди ада есть великая нужда в победе над ним, т.е. в Боге.
Овнешнение человека — плата за грех нехранения внутреннего.
Человек человеку — стихия.
У любви лиц много, а сердце одно.
Красивые этикетки, наклеенные на некрасивые поступки, не могут изменить суть. Называть уродство красотой может либо глупец, либо подлец, либо безумец.
Дар — это не только наличие чего-то, но и отсутствие; это не только одарённость, но и уязвимость.
Кичится тот, кто присваивает себе и только себе то, что только ему не принадлежит.
Кто знает, тот не мыслит. Мышление — это поиск, а знающему искать незачем. Мышление течёт, оно жаждет, оно ищет знания. Но это не то знание, которое у знающего — у знающего лишь тень его. Мышление нельзя иметь, к нему надо приобщаться. Снова и снова...
Таня жила под столом. Тяжёлая скатерть с бахромой служила завесой, разделяющей большой мир взрослых и её собственный, маленький — подстольный. Здесь скрывалось другое время, другое пространство, другие интересы и секреты. И, главное, здесь не было никого постороннего — всюду присутствовал лишь тот, кто внутри. Хотелось, чтобы уединение длилось вечно, потому Таня всякий раз с опаской глядела на кружащие вокруг её святилища ноги взрослых...
Ве, как кошка на окошке
погулял совсем немножко:
на деревья поглядел,
на соседа посопел,
порычал, полаял даже -
пёс на привязи посажен
под окном, а рядом - кошка...
Жизнь гуляет за окошком.
Если незаметно подкрасться к оранжевым лилиям, которые растут на клумбе, можно собрать в ладонь жучков-пискунов. Они живут на лилиях. Жучки эти — не кусаются, хоть и похожи слегка на жуков-кусючек. Зато, если их зажать в ладошке, начинают пищать.
— Мама, мама, вот послушай! Жучки пищат!
— Пищат? — удивляется мама. — Вот это да!...
Такого не бывает, скажете, чтобы язычок сам по себе гулял? А вот и бывает. Касенькин язычок гуляет сам по себе, когда хочет — и совсем-совсем не слушается ни Касеньку, ни её маму. Встретила их я в парке, между ёлочками и белочками. Гляжу — язычок весёлый. Радуется! А это Касенька мне навстречу бежит и широко открытым ртом улыбается. — Рот закрой, а то птичка залетит, — говорит мама....
У Касеньки есть знакомый дождик, зовут его — Моросит. Он не поливает тропинки в саду, как настоящий дождь, а только слегка орошает их. Умываются таким дождиком и деревья, и кусты, и крыши домов, и травка. Даже птицы на ветках сидят взъерошенные, мокрые. А мама выглядывает в окно и говорит:
— Опять дождик моросит: на улицу идти не велит.
Печёт мама блины, а Касенька ей помогает: сидит за столом и придумывает сказочные истории, чтобы блинчики получались красивыми. Вот кладёт мама готовый блин, поливает его маслицем, а Кася всматривается в его поверхность, как в лист бумаги, чтобы как можно скорее понять, что изображено на нём. И всякий раз новый сказочный образ угадывается: то замок заколдованный видится, то принцесса...
Жили у Касеньки в корытце цепные черепахи. Цепными их называли вовсе не потому, что они на цепи сидели, а потому, что вели они себя ну точно как цепные собаки: бросались на каждого, кто подходил близко. Как только мама занесет руку над ними, чтобы покормить, так они и полезут одна вперед другой, на задние лапы встают, тянутся, как бы лают и укусить желают, а на еду — ноль внимания. Вот мама и назвала их цепными черепахами...
Когда жарко, тогда даже мебель потеет. Вот сидела Касенька на стуле, встала — а стул вспотел. Положила локти на стол, и стол вспотел. Прислонилась к шкафу, и шкаф вспотел. Лоб у Касеньки в капельках пота, и всё личико — потное. Потому что ЖА-РА! «И деревьям, наверное, очень жарко», — решила Кася, и в тот же миг отправилась спасать природу. Она взяла с маминого стола распылитель, набрала в него свежую воду и подбежала к окну...
Найденышей у Касеньки было много, все они становились спасёнышами. Потому мальчишки сразу решили, что щенка надо отдать Касе. Они выловили его из ледяной воды, за хвост: гуляли недалеко от пруда и услышали жалобный писк...
— Кто-то, наверное, хотел утопить его, — сказал Юрка, протягивая Касе мокрую собачонку. — Мы его из-подо льда вытащили...
Когда идёт снег, люди радуются ему, словно дети. И сами снежинки радуются. Кружатся в хороводах, носимые ветром: и поют, и хохочут — им весело, как бывает весело во время полёта птицам или пчёлкам, или даже стрекозам, мотылькам и майским жукам. Всем, кто летает, знакомо это переживание счастья, только одни летают, преодолевая земное притяжение, а снежинки, наоборот, подчиняясь ему. Снежинки больше всего на свете любят землю...
Кася сразу подружилась с Машкой, а потом — с её щенками. Как-то раз новорожденные щенята оказались под проливным дождём, и Кася долго стояла над ними с зонтиком: не могла уйти. Руки уставали, мерзли. Осенний дождь был холодным, и его капли казались ледяными продрогшей Касеньке. Но только истощив все силы, она решилась оставить зонт над щенками, а сама быстренько побежала домой...
Если незаметно подкрасться к оранжевым лилиям, которые растут на клумбе, можно собрать в ладонь жучков-пискунов. Они живут на лилиях. Жучки эти — не кусаются, хоть и похожи слегка на жуков-кусючек. Зато, если их зажать в ладошке, начинают пищать...
Слоны слоняются без дела,
слонам слоняться надоело.
«Не прислоняться!» — надпись всё же
к слонам могла быть осторожней.
Слонявый слон, слюнявый слон
за прислоненья заключён
под стражу. Слон ему судья!
Но чур — не ты, и чур — не я.
Слон солнце заслонять не смеет —
на слонце слон всегда слонеет.
Заяц бегает ушами?
Посудите, братцы, сами:
он сидит — и ушки мёрзнут,
прыгает — горят огнём.
Значит, трудится ушами, бегая.
Так день за днём
заяц бегает — ушами.
Вы проверьте это сами!
Шёл туман через дорогу,
отдыхал в пути немного.
Вперевалку шёл медведем
и со всеми был приветен.
Он клубился, словно пар
и катился, словно шар,
черепахой торопился,
каплями в траве толпился.
И, в конце концов, пришёл —
в молоко весь мир ушёл.
Дома Таня никогда не пила молока, потому что в садике его заставляли пить силой. Было очень стыдно, когда воспитательница или нянечка при всех ругали Таню и оставляли сидеть за столом, пока она не выпьет ужасное молоко с пенками. Другие дети легко выпивали своё молоко и шли играть, Таня же физически не могла последовать их примеру. Она не любила, не выносила шкурки...
Попугай-попугай,
ты меня не пугай
грозным кличем своим:
не ори, не скули!
Лучше скрипочкой пой,
чем разбойником вой,
лучше кошкой урчи
иль совсем замолчи.
Попугай-попугай,
а собачкой залай!
Ах, злодей попугай,
не кричи, умолкай!
Попугай, шалопай,
канарейкой споёшь?
Ну, чего ты, скажи,
обезьяной орёшь?
Какой верблюдик на ладошке! —
взволновано сказала кошка.
Нет, это голубь! — кот сказал
и мне верблюда показал.
Гляжу — птенец:
он схож немножко
с верблюдом.
Правы кот и кошка.