Словесный бисер. Афоризмы Светланы Коппел-Ковтун
При общении с людьми я присматриваюсь к богу в человеке больше, чем к человеку, потому что человек всегда немощен: он может быть тщеславным, гордым, корыстным, фальшивым, лживым, но не вполне, а отчасти. Если всерьёз всмотреться именно в человека, можно рассмотреть много всякого, что видеть неполезно. Всматриваться стоит только в бога в человеке — это обогащает, научает благодарности не только благодаря, но и вопреки, а состояние благодарности — наиболее полезно для душевно-духовного здоровья человека. Благодарность способна спасать вопреки немощам, вопреки несовершенствам.
Возможно, антихристов миропорядок тем и грешит против истины, что намеревается слишком пристально всматриваться в «человеческое, слишком человеческое», абсолютизируя его, греша тем против божественного в человеке. Это как подсматривать в замочную скважину — неприличное занятие и крайне душевредное.
Бывает, что от перестановки слов во время правок написанный прежде текст умирает, словно забывает путь, откуда пришёл, и куда должен привести. Он превращается в пустые буквы. Живой текст звучит внутренним своим Зовом, Цельностью — он ведёт, а не просто информирует. Живой текст есть путь.
Голуби — постовые наших улиц. Кто им платит зарплату за то, что с утра до вечера они ищут в нас человека?
Душа — это то, что болит, когда больно другому.
Икона сродни стихотворению — включает в здесь и сейчас состояние, в контакт с образом — если она написана ЖИВЫМ чувством. Канон — это повторяемый слепок с написанного ЖИВЫМ.
Живые создают канон. И канон помогает становиться живыми неживым. Живые не нуждаются в канонах, как нуждаются в них неживые. Но быть живым - больно и рисковано, а канон — ограждает от неправильного, но может ограждать и от живого...
Здравомыслие — это совесть, а не интеллект. Движение к здравомыслию — это путь очищения совести.
Целые слова и есть неподъёмные, слова в Боге, слова из Бога в Бога текущие — слова вмещающие целое. В этом смысле поэзия говорит только неподъёмными словами. Неподъёмными, но поднимающими.
Мысль думают состоянием, а не умом — целым человеком думают. Мысль думают всей своей жизнью.
Мы падаем в Бога, если не падаем в дьявола (об этом юродство). И если падаем в Бога, то не упадём: падать в Бога — это лететь, а не падать.
Истина открывается при взаимодействии людей. И дело не в советах, а в Присутствии. Когда два человека присутствуют в Присутствии, происходит чудо Встречи («Где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди»). Присутствовать в Присутствии можно только для другого, это и есть любовь. Любить — это присутствовать в Присутствии (для другого). Я становлюсь Присутствием в Присутствии Другого (Бога и человека). Жизнь — в Присутствии
Бог справедлив именно потому, что милостив, и милостив именно потому, что справедлив. Вне милости нельзя быть правым и справедливым.
Автора через тексты понимать проще, чем лично.
Мы, люди, слишком разные — лично. А текст, настоящий текст — свидетель, говорящий сердцу. Он свидетельствует о своём авторе правдиво. Текст — как мост, он между автором и Богом, между автором и реальностью, между автором и читателем, между автором и судьбой. Текст не тождественен автору, но свидетельствует об авторе.
Непонимание непониманию — рознь. Можно что-то не понимать, а можно не хотеть понимать — это надо различать и в себе, и в другом.
Тот, кто не хочет понимать, совершенно глух к аргументам. Даже самым убедительным. Он искренне их не понимает, но именно потому, что не настроен понимать.
По человечности своей люди все различны, но в Боге все равны — Богом, приобщением к Богу. Понятное дело, степень приобщения тоже разная, но это совсем не так принципиально. Само приобщение уравнивает приобщённых, делая всех своего рода сообщающимися сосудами — чем-то единым.
Быть - это длить себя живого, не алгоритмичного (в отличие от «существовать»). А его многие даже найти не могут, не то что длить - не ищут (незачем).
Причём себя живого надо находить снова и снова, нельзя найти себя живого раз и навсегда. Потому важно жить в кругу живых текстов, живых образов.
Чужие стихи и мысли, которые как стихи, можно длить в себе - это помогает, когда своё не длится. Кое-что из чужого забираю себе на память, чтобы открыть, когда не течёт моя внутренняя река, скованная льдами, и длить. Длить можно только настоящее: своё или чужое - не так и важно, если своё уже найдено, потому что, для чужое, длишь ТОЛЬКО своё. Но и чужое тоже длишь, для своё. То, что длится - общее, хотя и имеет на себе авторский след.
Не желай иметь, а желай быть достойным того, чтобы иметь, и дано будет.
Смирение вырастает при усилии выпрямиться в благодарность.
Пока человек не вырос, он думает, что истина ему дана для того, чтобы бить ею других (тех, у кого не так, иначе, по-другому — не в соответствии с его истиной). А когда вырастет, начинает понимать, что истина ему дана для того, чтобы видеть ею другого, видеть её в другом, всматриваться, вслушиваться в другого и любить его — истиной.
У всякого человека по большому счёту есть только одна валюта — судьба, и ею он расплачивается и за свою любовь, и за свою нелюбовь.
Ложный Другой — метод Антихриста, которым осуществляется порча человечности. Все человеческие наработки на тему Другого — подспорье в деле противостояния набирающему силу социальному антихристу, который разворачивается не где-то, а в нас.