Словесный бисер. Афоризмы Светланы Коппел-Ковтун

Есть мысли, и есть Мысль. Мысль есть то, что поют в сердце, а вовсе не то, что думают в голове.
Мысль поёт нас, а мы поём её.

Настоящее мышление не имеет ничего общего с тем, что принято считать мышлением (школьные упражнения по развитию способности к мышлению важно не путать с  мышлением), потому что думаю не я, а Мысль — если она живёт во мне. Так же как желудок переваривает пищу, а глаза видят. То есть, для мышления надо как бы иметь «орган», но это не мозг. Мозг лишь приёмник — он получает сигналы, а также, вероятно, принимает решения относительно жизнеобеспечения организма. Мысли же приходят от Мысли.
Для мышления важны не знания, а Присутствие. Есть Присутствие — есть и знание, нет Присутствия — любое знание равно незнанию, ибо оно, скорее, напоминает попугайское повторение прежде сказанного и думаного кем-то другим.
Отсюда можно предположить, что для оболванивания больших групп людей технологии непременно должны учитывать этот момент и создавать условия для недопущения Присутствия. Что мешает Присутствию? Безнравственность, злоба, наглость, грубость чувств и т.п.
А что помогает устоять в Мысли? Доброе расположение к другому, деятельная любовь, сердечное участие в жизни ближних и т.п.
* * *
Кроме того, мышление это очень энергоёмкий процесс, который требует полного собирания себя в Мысль — присутствия в Присутствии. Люди, которые попусту растрачивают жизненные силы, отвлекаясь и развлекаясь тем, что не есть Мысль, попросту не имеют необходимой силы для мышления, потому что силу также даёт Мысль — даёт тому, кто в ней присутствует.

Поэзия — это точность, это слова в своём истинном порядке по истинному поводу, выстроившиеся сами. В этом смысле верно пастернаковское «и чем случайней, тем вернее». Случайнее — в смысле независимо от меня, от моих корыстно-тщеславных хотелок, при этом слова совсем не случайные. Это я своим неистинным запросом могу их сделать случайными — неполными, а если же не мешать словам, они сами встанут как надо. Слова — это солдаты Слова, если им не мешать своей корыстью, они никогда не солгут.
Поэзия — это вовсе не гадание на кофейной гуще слов, она — беседа со Словом. Гадают те, кто не умеет говорить, кто научился только болтать.

Главное в каждом человеке то, что можно в нём любить. И это то в нём, что Христово.
Отсюда и главная жизненная задача: встретиться с главным в себе (это научает любить себя по-настоящему, т.е. себя Христового), но не столько для себя, сколько для другого — чтобы видеть и любить главное в другом.
Главное в нас только для того и приспособлено, чтобы общаться с главным в другом — т.е. общаться во Христе и со Христом.

Самые большие глупости люди совершают, пытаясь быть умными, вместо того, чтобы быть человечными. Именно это случилось с Иудой...

Мои звёзды не гаснут — я дарю их чисто. Отдаю не только в добрые руки, но тьма их не любит. Тьма желает лишь погасить свет, потому не родит солнца, даже если ей отдать все искры и звёзды на свете.

Быть настоящим — это любить настоящее. Быть ненастоящим — любить ненастоящее.

Счастлив тот, кто обрёл себя настоящего и живёт подлинной жизнью.

Быть живым — это быть вопрошающим, т.е. обращённым к Вечности с вопрошанием вечности.

Предназначение записано внутри каждого человека песней его сердца.

С людьми одиночества больше, чем в одиночестве.

Мы выходим из ада мира во Христа, чтобы действовать во Христе. Сила Христова даётся для осуществления в себе любви. И через себя — в мире. Вера без дел мертва потому, что веру мы вполне обретаем только если вселится в нас Христос, а Христос бездействующим не бывает.

Ахиллес никогда не догонит черепаху — если это понять по-настоящему, откроется величие русской мысли.

Камертон не надо путать с оркестром.

Догматы — это не просто выверенные словесные формулы, в них зафиксирована точка стояния внутри, из которой видна Истина. Догматы дают возможность пережить непосредственный опыт Бога, ибо стояние в догмате — это предстояние перед Богом. Надо только открыть сердце и глядеть во все глаза из ума в сердце, где ждёт у дверей Христос. Догматы — запечатлённый в словах слепок пути к Богу. Смысл догматов — не интеллектуальный, а, прежде всего, духовный.
Когда наш ум устроен правильно, он способен лицезреть истинные смыслы (догматы предлагают уму правильное положение), и через это созерцание истинного в своём уме человек приобщается к той Истине, что превыше его ума. Подлинные образы (представления) реальности в нашей голове — реальны, они не только субъективны, но и объективны. Сквозь догматы просвечивает инобытие, и мы в пространстве догматов можем к нему прикоснуться. Именно такое прикосновение важно в деле духовного становления личности.
Догматы указывают точку стояния внутри, из которой виден Бог и в которой можно к Богу прикоснуться умом — лично, без посредников.

Личность — это точка стояния в Боге, а не в человеке (в отличие от индивидуальности).

В отношениях человека и Бога быть может самое прекрасное, но мало понимаемое то, что Бог не требует от нас праведности, Он наделяет ею, одаривает — даёт, а не требует предъявить. Требуется от человека только одно — сердечное (т.е. бытийно востребованное, а не умно придуманное) желание принять в себя Бога, а значит и праведность, которая всегда в Нём и от Него (т.е. не от человека — для человека).

Человек намеревается схватить Бога, но то, что при этом оказывается в его руках — всегда не Бог, а что-то другое. Однако человек обожествляет всё, чего нахватался, и создаёт идола, который заслоняет собой и Бога, и другого человека, и реальность, и познание реальности. Человек создает кумиров, намереваясь присвоить себе Бога.
И только если Бог захочет, Он распускается в человеке живым и прекрасным цветком. Это случается с теми, кто любит Бога и служит Ему, но не присваивает Его себе, как вещь. Бог присваивается Сам, кому хочет и когда хочет.
Единственно законный (в смысле возможный) способ «присваивать Бога» — дарить Его другому.

Рыба ищет, где глубже, а человек где выше.

Не столь важно, что человек делает, важнее из какого своего центра он это делает: самостного (ветхого) или духовного во Христе.  Правильность дела определяется именно этим показателем, ибо центр определяет и смысл, и конечный результат действия.