Гости и друзья

У поэта соперников нету —
ни на улице и не в судьбе.
И когда он кричит всему свету,
это он не о вас — о себе.

Руки тонкие к небу возносит,
жизнь и силы по капле губя.
Догорает, прощения просит:
это он не за вас — за себя...

Голубя ко мне не присылай,
Писем беспокойных не пиши,
Ветром мартовским в лицо не вей.
Я вошла вчера в зеленый рай,
Где покой для тела и души
Под шатром тенистых тополей...

Твои знамена — не мои!
Врозь наши головы.
Не изменить в тисках змеи
Мне Духу-Голубю.

Не ринусь в красный хоровод
Вкруг древа майского.
Превыше всех земных ворот —
Врата мне — райские...

Да не смутит тебя сей — Бог весть! —
Вздох, всполохнувший одежды ровность.
Может ли, друг, на устах любовниц
Песня такая цвесть?

Так и иди себе с миром, словно
Мальчика гладил в хору церковном.

Духи и дети, дитя, не в счёт!
Не отвечают, дитя, за души!
Эти ли руки — верёвкой душат?
Эта ли нежность — жжёт?..

Отольются кошке
мышкины слезки.
Отпадут от знамени
две полоски.
Тридцать лет
и три года
Текли
напрасно?
Флаг вернется красным,
Вернется красным.
Чтобы не было людям
темно и плохо,
Как пойдёт с ним по Мойке
Христос из Блока...

Сжалась Родина, но вроде
Велика ещё пока,
Как в четырнадцатом годе,
В этом роде велика:
Там – пируют,
Там – крадут,
Там – головушки кладут,
До последнего снаряда
Защищая свой редут.

Я так любил смотреть на небо.
О, как мне нравилось оно!
Я верил в жизнь светло и слепо,
Как только в юности дано.

Теперь я выгляжу нелепо,
И мир вокруг совсем иной.
Теперь не я гляжу на небо,
Теперь оно следит за мной…

Заваркой крепкой – ночь на дне стакана,
Зачеркнутая в сетке цифра дня,
Мой тихий дом под простыню тумана,
Я в нем сижу, себя в себе храня.

Все пятна реальности губка впитала,
Размазала видимость снов на Яву.
И что-то не зримое в сердце стекало,
Наверное - знак, что еще проживу.

Оставьте наконец, меня в покое,
Я износил себя, как старое пальто.
В окне кино, печальное, немое.
Мне кто-то нужен? Нет, уже никто...

Бог есть любовь. И Бог мой есть.
И эта внутренняя весть,
Которую вовеки мне
Не подтвердит никто извне

Как тихо!.. Небо и гора.
Мир - только отсвет от костра
Что зажигается внутри.
Гори, душа моя, гори.

Война – это вой на…
Вой на разницу – мёртвый, живой,
Вой на – чья в этом деле вина,
В этом теле – чужой или свой?
Вой на – бомбы над головой,
Вой на – зверские времена...

* * *
Авось по жилам гор тяжелых в скалы

пойду один рыдающей рудой
в такой глуби, что далей не видала,
что нет конца мне: все мне близким стало,
а близкое — гранит седой.

Я в горе — не мудрец: меня прижало,
как сущность жалкую, великой тьмой.
Но если это — Ты, стань всей рукой,
дабы на мне она, свершась, лежала,
а по Тебе мой вопль бежал рекой...

И всё же порядок вещей нелеп.
Люди, плавящие металл,
ткущие ткани, пекущие хлеб, -
кто-то бессовестно вас обокрал.

Не только ваш труд, любовь, досуг –
украли пытливость открытых глаз;
набором истин кормя из рук,
уменье мыслить украли у вас.

На каждый вопрос вручили ответ.
Всё видя, не видите вы ни зги.
Стали матрицами газет
ваши безропотные мозги...

Успехотинцы в себя влюблены,
Успехотинцев пекут, как блины,
Как штампы успехов, что как бы равны
Песням поэтской величины
Великой Отечественной войны.

Успехотинцы в себя влюблены,
Не зная какой простоты лишены,
Святой простоты, где за синий платочек,
За синий платочек строчит пулемётчик
Великой Отечественной войны...

Мы полые люди
Мы набивные люди
Труха в башке,
Как в мешке. Увы!
Наши засушенные голоса,
Если шепчемся,
Безотносительно голосят,
Как ветер в сухой конопле,
Как шаги крысят
По стеклянному бою в погребе где ни капли

Бесформенный контур, бесцветный контур,
Парализация силы и неподвижность жеста...

Апрель жесточайший месяц, гонит
Фиалки из мертвой земли, тянет
Память к желанью, женит
Дряблые корни с весенним дождем.
Зима нас греет, хоронит
Землю под снегом забвенья - не вянет
Жизнь в сморщенном клубне.
Лето ворвалось внезапно - буянит над Штарнбергер-Зее...

Изыде сеятель сеяти семена своя.
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...

Загорелся волшебный терем.
Затянуло нас в пелену.
Мы - солдаты. Мы свято верим,
Что под вечер убьем войну.

Мы ползем в черноземе горьком.
Мы убиты помногу раз.
Жаль что клоуны за пригорком
Проклинают в спектаклях нас...

Что толку восхищаться сладким дымом
И спорить с дураками
сотни лет?
«…ты, ветер, чей?
Ты чья, Луна, над Крымом?
Ты чей, Господь,
открой уже секрет…»
 
Пусть мироточит пограничный столбик.
Шагни домой, чтоб снова жизнь начать.
Ругать Отчизну
за нерайский облик, 
Как стричь по моде старенькую мать...

Я жить хочу,
Как трава растет.
Я плыть хочу,
Как река плывет.
Я лететь хочу,
Как птица летит.
Я услышать хочу,
О чем лес молчит.
Я знать хочу,
Что сделаешь ты,
Когда вдруг беда,
Когда нет беды.
Я увидеть боюсь,
Как нас предадут.
Все, что дорого так -
Ни за что продадут.
Потому я, как птица,
Хочу лететь,
Чтоб на радость и боль
С высоты смотреть.

Не трогайте Россию, господа!
Ей больно и без вашего укора.
Она по части самооговора
Себе не знала равных никогда.

Не трогайте Россию, господа!
Что нужно вам, и сытым, и одетым,
От той страны, что, выручив полсвета,
Сегодня и печальна и бедна.

Припомните, как вас она спасла
В годину разрушительных набегов.
И вот теперь не с вашего ли брега
Несется равнодушная хула?

За что?.. А за то, что страну, победившую гитлерьё,
Довело до капитуляции горбельцинское ворьё,
Которое гробило, грабило собственную страну,
Что ворью проиграла Великую Отечественную войну.

Теперь с гитлерьём, которое у наших стоит ворот,
Сражается, кровь проливая, Россия, российский народ,
А страны, которые были родиной гитлерью,
Приказали украшенным свастикой - "Победить Россию в бою!"..

За тобой
через года
иду,
не колеблясь.
Если ты — провода,
я — троллейбус.
Ухвачусь за провода
руками долгими,
буду жить всегда-всегда
твоими токами.

Кони ржут за Сулою...
             Слово о полку Игореве

Русь моя, Россия, дом, земля и матерь! 
Ты для новобрачного — свадебная 
     скатерть, 
  
Для младенца — колыбель, для юного — 
     хмель, 
Для скитальца — посох, пристань и 
     постель, 
  
Для пахаря — поле, для рыбаря — море, 
Для друга — надежда, для недруга — 
     горе, 

В пустынной хра́мине
Троилась — ладаном.
Зерном и пламенем
На темя падала…

В ночные клёкоты
Вступала — ровнею.
— Я буду крохотной
Твоей жаровнею:

Домашней утварью:
Тоску раскуривать,
Ночную скуку гнать,
Земные руки греть!

С груди безжалостной
Богов — пусть сброшена!
Любовь досталась мне
Люба́я: бо́льшая!..