Гости и друзья

Так странно, свободно и просто
Мне выявлен смысл бытия,
И скрытое в семени «я»,
И тайна цветенья и роста.
В растенье и в камне — везде,
В горах, в облаках, над горами
И в звере, и в синей звезде,
Я слышу поющее пламя.

Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться.
Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.
О чём — поэты, любовники, полководцы?

Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звёздная в небе застынет вьюга,
И под землёю скоро уснем мы все,
Кто на земле не давали уснуть друг другу.

Чтоб высказать тебе… да нет, в ряды
И в рифмы сдавленные… Сердце — шире!
Боюсь, что мало для такой беды
Всего Расина и всего Шекспира!

«Все плакали, и если кровь болит…
Все плакали, и если в розах — змеи»…
Но был один — у Федры — Ипполит!
Плач Ариадны — об одном Тезее!..

Сизифа в гору тащит камень,
А не наоборот!
Живёт у камня в сердце пламень,
Который не соврёт!

Не труд напрасный - этот камень,
Что послан, как напасть, -
Сизифа тащит он веками
И не даёт пропасть!

Белые гуси летят над равниной зелёной,
Речь не о вкусе художника этой картины -
Автора яблони, вишни, берёзы и клёна,
Автора Жизни, где свет золотой середины
Льётся от солнца, которое за облаками,
Но позолочена солнечно живопись эта,
Держится воздухом, а не гвоздями, шнурками,
Эта наивная, дивная живопись Божьего света,
Позднего лета, где солнца небесное тело
Дней через десять начнёт сентябреть, сентябриться!..

Никуда не охота вторгаться, ломиться,
Лишь охота к родному плечу привалиться,
Лишь к родному плечу привалиться хочу,
Чтоб земная юдоль стала мне по плечу,
Чтобы море отчаянья, боли и тлена,
И печалей мирских стало мне по колено.

Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на́ ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб…
Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой притворилась.

Пела ночью мышка в норке:
— Спи, мышонок, замолчи!
Дам тебе я хлебной корки
И огарочек свечи.

Отвечает ей мышонок:
— Голосок твой слишком тонок.
Лучше, мама, не пищи,
Ты мне няньку поищи!

Побежала мышка-мать,
Стала утку в няньки звать:
— Приходи к нам, тетя утка,
Нашу детку покачать.

Не в бревнах, а в ребрах
Церковь моя.
В усмешке недоброй
Лицо бытия.

Сложеньем двуперстным
Поднялся мой крест,
Горя в Пустозерске,
Блистая окрест.

Я всюду прославлен,
Везде заклеймен,
Легендою давней
В сердцах утвержден...

Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах.
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел.
Весна пришла
Зловещая, голодная, больная.
Глядело солнце в мир незрячим оком.
Из сжатых чресл рождались недоноски
Безрукие, безглазые… Не грязь,
А сукровица поползла по скатам...

Дно — оврага.
Ночь — корягой
Шарящая. Встряски хвой.

Клятв — не надо.
Ляг — и лягу.
Ты бродягой стал со мной.

С койки затхлой
Ночь по каплям
Пить — закашляешься. Всласть

Пей! Без пятен —
Мрак! Бесплатен —
Бог: как к пропасти припасть...

Не думаю, не жалуюсь, не спорю.
Не сплю.
Не рвусь
ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,
Ни к кораблю.

Не чувствую, как в этих стенах жарко,
Как зелено в саду.
Давно желанного и жданного подарка
Не жду...

Растратчик милый, расточаешь ты
Свое наследство в буйстве сумасбродном.
Природа нам не дарит красоты,
Но в долг дает – свободная свободным.

Прелестный скряга, ты присвоить рад
То, что дано тебе для передачи.
Несчитанный ты укрываешь клад,
Не становясь от этого богаче...

К Вам душа так радостно влекома!
О, какая веет благодать
От страниц «Вечернего альбома»!
(Почему «альбом», а не «тетрадь»?)
Почему скрывает чепчик чёрный
Чистый лоб, а на глазах очки?
Я заметил только взгляд покорный
И младенческий овал щеки,
Детский рот и простоту движений,
Связанность спокойно-скромных поз…
В Вашей книге столько достижений…
Кто же Вы?..

Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.

Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды —
И чей-нибудь уж близок час...

Цветы мне говорят — прощай,
Головками склоняясь ниже,
Что я навеки не увижу
Ее лицо и отчий край.

Любимая, ну, что ж! Ну, что ж!
Я видел их и видел землю,
И эту гробовую дрожь
Как ласку новую приемлю...

I

Цветы мне говорят прощай,
Головками кивая низко.
Ты больше не увидишь близко
Родное поле, отчий край.

Любимые! Ну что ж, ну что ж!
Я видел вас и видел землю,
И эту гробовую дрожь
Как ласку новую приемлю...

Там, где с землею обгорелой

Слился, как дым, небесный свод, —
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живет.

Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках...

Волны белого света – потоком – сквозь плоть,
Сила мысли способна не только на это, –
Обращайтесь, и вам не откажет Господь
В скорой помощи белого Божьего света,
Чьи потоки – сквозь плоть, и сквозь каждую боль,
И сквозь каждую щёлку отчаянья, страха!
Волны белого света, их образ – пароль,
Чтоб наполниться светом, как ветром – рубаха!..

Давайте поздравим друг друга с обновой.
День новый пришёл. Ослепительно новый.
Он долго сквозь тьму добытийную шёл
И где-то под утро нас всё же нашёл.
И вот он пришёл и стоит, озираясь,
Понять наши мысли и цели стараясь.

Идет по луговинам лития.
Таинственная книга бытия
Российского – где судьбы мира скрыты –
Дочитана и наглухо закрыта.

И рыщет ветер, рыщет по степи:
– Россия! – Мученица! – С миром – спи!

...В ком долгота найдется века
Твои все чудеса исчесть? —
Пади, мой дух, в смиренья многом
И свой не устремляй полет
В пучины, коим меры нет. —
Чтоб Бога знать, быть должно богом;
Но чтоб любить и чтить Его,
Довольно сердца одного.

Дождь играет на гребёнках, ложках, флейтах, барабанах,
На костях, на стёклах звонких, маракасах, позвонках,
На воздушных терменвоксах: кто слыхал об этих странных
Инструментах, о Термене?.. Этот гений – в облаках,

А когда-то был он с нами, окрылён такими снами,
Что руками трогал воздух и небесно воздух пел, –
И на этом инструменте он играет здесь над нами,
На воздушном терменвоксе, в облаках небесных тел!..

Здесь над людьми везде царят
Уставленные кем-то сроки,
А если люди проглядят,
Возмездья сроков так жестоки!
Ах, если б можно было жить,
Как ангелы живут беспечно,
О малых сроках не тужить,
К великим устремляться вечно!
От заповеди: «Не зевай!», —
От наставленья: «Сам виновен!»...