Гости и друзья

Года улетают, маня,
Суля неземное свидание.
О, время, включи и меня
В немеренный лист ожидания.
Хоть цель - откровенный мираж,
А зримое мнится и кажется,
Зато как хорош антураж,
Где луч то уйдёт, то покажется.
И вместо движенья вперёд -
Топтанье в исхоженной рощице,
Где тишь за живое берёт,
Где плачется сладко и ропщется.

Спали вместе пёс с бомжом,
Выбрав место, где посуше.
А над ними виражом
Пролетали клином души.

Застонал бомж и застыл,
А душа прибилась к клину.
Пёс проснулся и завыл
На всю русскую равнину.

Ну а клин, кренясь немного
В сизо-облачном дыму,
Полетел в объятья Бога,
А куда ж ещё ему?..

Я стихи твои детям прочту,
Долгожданный пророк!
Только русскую мне
раскорябай мечту,
Кровоточила чтоб между строк.

Нам оставили шёпот и крик,
Предъявляя финал.
Нам почти что отрезали
русский язык!
Ты пришей,
чтоб глагол обжигал.

А завершится всё слезами.
Глядят лучистыми глазами
На нас большие небеса.
Живём и знать не знаем сами,
Где будем через полчаса.

Где будем мы, что с нами будет,
Какие ветры лоб остудят,
И что в бараний рог согнёт,
И что уйти с земли принудит —
Какой невыносимый гнёт.

А время-то нынче опять переломное.
Вновь что-то нам светит. А что — дело тёмное.
И места себе всё никак не найдём.
Никак не присядем, никак не дойдём.
А время-то нынче опять переходное,
Походное время, то бишь безысходное.
Хотя всё же нам обеспечен исход
Проверенный — с этого света на тот.

Я посох мой доверил Богу
И не гадаю ни о чем.
Пусть выбирает Сам дорогу,
Какой меня ведет в Свой дом.

А где тот дом, — от всех сокрыто;
Далече ль он, — утаено.
Что в нем оставил я, — забыто,
Но будет вновь обретено,

Когда, от чар земных излечен
Я повернусь туда лицом,
Где — знает сердце — буду встречен
Меня дождавшимся Отцом.

Чайки всегда смеются
над моряками.
Долгие дети зовут себя стариками.
Вот и берёзки опять распускают слюни.
Пушкин родился в мае -
др в июне.
Служим тебе мы,
Господи, «под фанеру».
Крюк рыболовный для щуки
- венец карьеры.
Птицы воруют с гербов винограда грозди.
Деньги большие для рук пострашней, чем гвозди.
Если налево свернуть
от Ростова с «платки»,
Будет советская Родина в плащ-палатке,
А если прямо поехать,
там пляж и танцы.
Часто живем мы дома,
Как иностранцы.
Осень и женщина
ищут мотив раздеться.
Высшая доблесть козла - обмануть индейца.
Голая правда увязла
во лжи по пояс.
Скоро нам всем
приснится
Восточный полюс.
Моцарт переселился
однажды в Листа.
Войны всю жизнь
зачинают лишь
пацифисты.

Начинала с того, что я краски сгущала,
Голоском полудетским о грустном вещала,
И когда я писала о скором конце,
Были скорбные складки на юном лице.
Но судьба мне дала кой-какие уроки
И заставила высветлить мрачные строки
И «тоска - волоска» перестать тасовать,
В безнадёжных тонах перестать рисовать.
И, стараясь забыть о конце и развязке,
Я мешаю неистово светлые краски.

Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь.

Опять ищу в стогу иголку,
Хотя мне кажется порой
В занятье этом мало толку
На первый взгляд и на второй.

Но словно кто-то заставляет
Солому будней ворошить
И глупый ум не представляет,
Что по–другому можно жить.

И что тут, собственно, такого?
Зачем писать об этом стих?
Другие так же бестолково
Живут, а я не лучше их.

Я, может быть, и не злодей,
Но и не Иов на гноище.
Я знаю множество людей
Душой меня намного чище.

И пусть они не пишут книг,
Но дом их выстроен на камне.
А как меня спасёт мой стих
Не представляется пока мне.

Мне кажется, что жизнь прошла.
Остались частности, детали.
Уже сметают со стола
И чашки с блюдцами убрали.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Остались странности, повторы.
Рука на сгибе затекла.
Узоры эти, разговоры...

На холод выйти из тепла,
Найти дрожащие перила.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Но это чувство тоже было...

Слова приходят, но они
Скорей похожи на рыданья,
И с миром каждое свиданье
Прощанью горькому сродни.
И как сегодня бытовать
Тому, чьё главное занятье -
Свою тетрадку, как объятья,
С утра пораньше открывать?

Это жизнь, это жизнь. Узнаю её руку
И способность творить из мелодии муку,
И способность рождать треволненье, волненье,
Не давая при этом душе избавленья.
Это жизнь, это жизнь. Узнаю её почерк
И таинственный лик, и загадочный прочерк
В той графе, что нужна для прямого ответа.
А она всё лепечет про краски рассвета
И про то, как способен светиться, искриться
Краткий миг, за который спешим ухватиться.

Союз Советский — вот напасть, —
Никак не забывается.
Нельзя забыть ту жизни часть,
Что детством называется…

Мысль в пыль избитая пятой
Истории и времени.
Но этой пылью золотой
Путь освещаю в темени.

И из круглой ранки капает сакэ.
Поэзия - оса на поводке,
Привязанном к чеке гранаты ржавой.
Кукушка прилетает в кимоно,
Как вертолет из фильма «Мимино».
Мы - кукушата сломанной Державы.

Я столько важных снов не записал,
Хоть ночью пальцы жалила оса,
Что надо искупать вину романом,
В котором только сел герой за стол,
Но время вдруг безмерное, как вол,
Стащило жизнь наверх
подъемным краном!..

Всегда, всегда была ты стервой.
В чаду своей богемной скуки
Народ ты предавала первой,
На пепелище грея руки.

Была ты рупором разврата
И верной подданной его.
И поднимался брат на брата
Не без участья твоего.

По заграницам ты моталась,
Всю грязь оттуда привозя.
Такой ты, впрочем, и осталась.
И изменить тебя нельзя.

Любовь под утро бродит по мосту
И хочет спрыгнуть, чтоб остаться выше.
А ноги то из юности растут!
И ты стихи на щиколотке пишешь.

Слова во рту искрятся, как фреза,
А брекеты похожи на кавычки.
И страха нет, но велики глаза
У вставшей с петухами электрички.

Не стой у края, не играй с огнём,
Не думай про любовь многоэтажно!
Мы все когда-то юность предаём,
В обмен на тридцать... лет-монет - неважно.

Тебя судьба, цветная как бензин,
Полюбит у кровати сняв ботинки.
Душа однажды сделает узи,
Чтоб получить весёлые картинки.

Заснула в доме, где каёмки,
Бахромки, в комнатном раю.
Проснулась — я на самой кромке,
Над гулкой бездной, на краю.
Проснулась непролазной ночью,
Что всё толкует не тая,
И вдруг увидела воочью,
Что протекает жизнь моя
Над самой пропастью, откуда
Смертельным холодом несёт?
И надо снова верить в чудо,
Что день наступит и спасёт.

ПОЛНОЕ ОТКРОВЕНИЕ
Есть доступная всем благодать:
Как Христос, за людей пострадать.
Но лежу я на вечных полатях,
И мечтаю о тех «благодатях»,
Где усилия надо на грош,
А спасение – вынь да положь.
Кто мне ложную мысль навевает?
Чую: телом душа заплывает
И не слышно её из-под плоти,
Я, как будто, по горло в болоте.

Я не бросаю людям вызова,
Пускай безумствуют и впредь.
Но только вместо телевизора
Мне в небо хочется смотреть.
Во мне ни хватки нет, ни удали,
Я миру этому не в масть,
Мне бобылём бы жить на хуторе,
Где только трав и солнца власть.
Пасти овец, а после ужина,
До лунной тропки на воде
Читая Библию, выуживать
Кусочки сыра в бороде.

Где вьюгу на латынь
Переводил Овидий,
Я пил степную синь
И суп варил из мидий.
И мне огнем беды
Дуду насквозь продуло,
И потому лады
Поют как Мариула,
И потому семья
У нас не без урода
И хороша моя
Дунайская свобода.
Где грел он в холода
Лепешку на ладони,
Там южная звезда
Стоит на небосклоне.

Пришла пора расстаться. Не ропщи,
что ничего и не успели толком.
И ангелы. Их серые плащи
и тёмные очки. В морозе колком

как будто бледный марганец разлит.
Такой я эту землю и запомню.
Ты спрашиваешь, больно ли? Болит
лишь боль, в живом нащупывая ровню...

Не мешайте ребёнку сиять,
Ну прошу, не мешайте,
И счастливых смеющихся глаз
Этот мир не лишайте.
Что он стоит – подержанный мир –
Без такого сиянья?
Без него он - скопление дыр
И сплошное зиянье.
Если долго за взглядом следить –
За младенческим взглядом,
То далёко не надо ходить,
Всё чудесное рядом.