Дневник
Густав Климт «Поцелуй»
Это ещё и софийная работа - потому так завораживает.
Эта картина считается ключевым произведением «золотого периода» в творчестве художника Густава Климта. Она выполнена в традициях византийской мозаики и иконописи, из-за чего часто именуется «монументальной иконой».
На картине изображены слившиеся в объятии мужчина и женщина на краю усыпанного цветами луга над обрывом. Женщина стоит на коленях, её плечи подняты, левая рука прижимает к себе правую руку мужчины, а правой она обнимает его за шею. Откинутая назад голова рыжеволосой женщины в цветочном венке опирается на левую руку мужчины, её лицо обращено к зрителю. Черноволосый мужчина в венке из зелёного плюща нежно целует женщину в правую щёку, его правая ладонь бережно поддерживает её лицо.
Изображённое на картине имеет самые разнообразные интерпретации. Некоторые исследователи усматривают сексуальную символику не только в положении персонажей, но и в декоре картины.
Американский историк искусства Аллесандра Комини указывала, что взаимное влечение мужчины и женщины, грядущий апогей их страсти представлены в виде совмещения прямоугольных и округлых деталей орнамента.
Американский психиатр, нейробиолог и биохимик Эрик Кандел, также отмечал, глубокую символичность работы венского художника, ставшей кульминацией увлечения Климта «двумерностью и орнаментированием», а стилизация позволила передать любовное желание героев. По мнению учёного, эротическая символика представлена на одежде запечатлённых фигур и на земле богато усыпанной цветами: «Прямоугольники на одежде мужчины, символизирующие сперматозоиды, сочетаются с символизирующими женскую плодовитость яйцевидными и цветочными узорами на платье. Эти два поля символов сливаются на золотой ткани».
В противоположной трактовке австрийских климтоведов из галереи Бельведер только на первый взгляд влюблённые на картине в эротических объятиях соединились в экстазе. Если присмотреться, в картине нет ни эротики, ни экстаза, на ней изображены два близких друг другу человека, знающих друг друга всю жизнь, а их объятья — это метафора доверия, заботы и симбиоза.Инет
Чуткие души и нечуткие, я бы сказала, что это сейчас одно из главных делений. И вопрос может быть сведен к тому, с кем ты заодно - с чуткими или с нечуткими, которые в тренде...
Всегда ли идеальны чуткие? Конечно нет! Но они меньшее зло даже в таком случае.
Бога в себе нельзя открыть для себя - Он Сам открывается и открывает меня для Себя и для меня. Но Бога можно открыть в себе для другого. Если я сочувственно замечаю ближнего и хочу его поддержать, я могу сама открыть в себе измерение Бога. Я могу быть в Боге сколько угодно - для другого.
Именно поэтому заповеди о любви к Богу и любви к ближнему называют двуединой заповедью.
Скажу наверное неожиданное: сейчас объективно всё не так как было прежде.
И чтобы видеть, надо учиться смотреть на новое и видеть новое, а не сводить все к знакомым алгоритмам.
Факты можно понимать ТОЛЬКО в контексте, факты современности - ТОЛЬКО в контексте современности.
Без поправки на время - всегда ошибка, всегда ложное понимание и представление - а это прелесть.
Детализированное изображение солнечного пятна, полученное японским научным спутником Hinode.
Вокруг пятна можно заметить гранулы — это самые мелкие и активные детали, которые можно наблюдать на поверхности нашего Солнца. Гранулы являются переносчиками тепла от зоны лучевого переноса излучения до фотосферы, образуя таким образом зону конвекции. Оказавшись на поверхности Солнца гранулы живут порядка 5 - 10 минут, лопаются и отдают свою энергию в межпланетное пространство.
На подсолнухи Ван Гога похоже... И не только подсолнухи...
Иду с Ве, чихом 3кг, одетым в комбинезон, сапожки и шапочку (обычно прохожие умиляются, глядя на Ве), а навстречу двое - парень и девушка лет 17-ти. Она маленькая, в половину его роста. Оба кажутся приятными. Но, приблизившись к нам, девушка говорит парню: «Вот таких ЛЕГКО ТОПИТЬ».
Мы разошлись, а в голове у меня эхом звучали эти ужасные слова - так вот о чем думала симпатичная девичья головка, глядя на милого ребенка с хвостиком.....
Вчера, на прогулке с Ве, встретились с девочкой лет 7 и её бабушкой. Бабушка обратила внимание на Венины сапожки, приглашала внучку поучаствовать в общении с Ве, но девочка, очень хорошая, умная, живая девочка, не спешила эмоционально откликаться. Она казалась слегка приторможенной и, возможно, причиной такого поведения было слегка шоковое, стрессовое состояние, ибо глаз этой милой девочки был подбит - огромный синяк сразу бросался в глаза. И меня это тоже немного шокировало - девочка была не из пацанок, т.е. слишком нежная и душой, и возрастом, чтобы принять такой синяк как что-то нормальное.
Я обратилась к девочке с вопросом «откуда синяк?», и она сказала: «в меня кинули бутылкой». Эти слова свидетельствовали не о случайном попадании, а о намеренном акте агрессии. В настроении девочки чувствовалось, что она потрясена - ей, вероятно, было очень больно и, вероятно, она столкнулась со злом, направленным в её адрес, пусть и, возможно, относительным (пока - дети, особенно сегодня, бывают очень жестокими).
В отличие от девочки, бабушка говорила с беспечностью: «Ничего страшного, в игре всякое бывает». Девочка молчала, но очевидно не могла принять позицию бабушки - не могла согласиться, что ничего страшного с ней не произошло. И потому она слегка оттаяла оттого, что я вновь, несмотря на слова бабушки, выказала ей своё живое внимание к ней и сочувствие. Она теперь смогла отвлечься от внутреннего и посмотреть вовне со вниманием, посмотреть на меня и на Ве - т.е. заметить что-то, кроме своего внутреннего переживания.
Судя по синяку, бутылку в неё кинули не больше пары дней назад - синяк ещё не позеленел. Эмоционально девочка всё еще переживала то неприятное и, возможно, пугающее событие. И ей было важно не быть там, внутри, одной.
Не знаю как отнеслись её родители ко всему этому, не знаю, что она рассказала родителям, но я видела глаза, которые познали нечто, что таким девочкам в таком возрасте обычно познавать не приходится, и о чём, вероятно, не догадывается её бабушка (в порядке вещей бабушки этого нет в принципе).
Почему я пишу об этом? Чтобы зафиксировать эффект от контакта. Мимолетное внимание постороннего человека, искренне включившегося в травмирующее переживание, мгновенно дало облегчение - уменьшение напряжения.
Травмированный человек не должен оставаться сам на сам внутри травмирующего переживания. Психике крайне важно обнаружить сочувствующего другого, чтобы не застрять в травме. Нужен поток, отношения внутри пространства травмы - позитивно направленное движение психического тока. И, вероятно, это главное, что должен давать психолог своему клиенту/пациенту - искреннее внимание и поддержку. И, вероятно, это то, что могли бы давать близкие люди, но теперь чаще всего не дают, и потому нужда в психологах растёт.
Забавная притча. Правда, с точки зрения христианства есть нюансы - т.е. Христос в нас все-таки есть, иначе мы не христиане. И Он через нас все-таки спасает.
И да, мартышка ведь может не свысока помогать - не потому что считает всех вшивыми, а из личного опыта страданий и надежды, что и её кто-то почистит. Ну и самое искреннее желание послужить пользе ближнего у мартышек возможно отсутствует, но у людей все-таки может и должно быть. Иначе мы только мартышки, а не люди.
И еще... При встрече с другим у нас встает выбор: как взаимодействовать?
Никак - т.е. не трогать.
Навредить (особенно любят вредить незаметно, скрытно, а то и под благовидным предлогом).
Или помочь - чем могу и в зависимости от того, что другому надо.
Негативный спасатель - это ложный спасатель, т.е. тот, кто на самом деле хочет навредить под видом помощи.
ПРИТЧА
Один мудрый старик повёл мальчика в зоопарк.
Видишь этих мартышек? Ага.
Видишь вон ту, которая суетится и выискивает блох у других мартышек?
Да.
Эта мартышка «СПАСАТЕЛЬ»!
Она считает остальных завшивленным стадом и пытается всех «очистить».
А другие что?
Ничего, просто иногда чешутся. Или не чешутся.
А кто чистит «Спасателя»?
Никто.
Поэтому она – самая вшивая…
Труднее всего, пожалуй, отыскать человека, который бы не обожествлял себя и свой метод, всё своё и своих - вторым рядом. Отсюда так мало по-настоящему добрых - не забывающих о божественности Другого, других.
Человек может не замечать в себе этой пагубы (чаще всего - не замечает), он просто действует, исходя из такого мировоззрения, сокрытого от него самого - мало кто занят сегодня самопознанием, самоисследованием. Некогда....
Глядя на другого, надо непременно возвращаться к себе - с вопросами о себе лично и о человеке вообще.
Все мы - человеки, все мы - Человек.
Культура отмены... человека - это уже антихрист, ибо христианство учит любить человека, даже во грехе (требует отличать грех человека от самого человека). Пренебрежительное отношение к другому, которым напитаны сегодня все мы (принимающие и не принимающие...) - это оскорбление человека, прежде всего, в нас самих - в каждом из нас.
Отменяя другого человека, человек отменяет себя самого. Для христианина это совершенно невозможное действие.
Черные очки, дурное толкование - это все не от Христа и не за Христа, это всё - антихристово в нас.
Тревога - кто-то должен приходить на помощь современным людям, исполненным законной тревоги. Это не то, что было прежде: нынешняя тревога обусловлена тотальными изменениями в мире, которые человек не успевает осознавать, трактовать, понимать. Социальная жизнь требует всё больше и больше от человека, но даёт ему всё меньше и меньше возможностей для опоры, для стояния в человеке.
Та или иная социальная роль востребована, а человек (как нечто целое - большее, чем его роли) всюду только мешает - ему нет больше места в мире людей. У человека не остается возможности остаться - это надо исправить, иначе человека не станет.
Дело церкви, в первую очередь, спасать или информировать о спасении? Я думаю - спасать. Хотя мне многие возразят, мол, спасает Христос. Да, конечно, только Христос и может спасать. Но не в том смысле, что без нашего участия, а в том смысле, что Он разворачивается в нас, в наших сердцах и умах, чтобы нашими руками действовать здесь на благо слабых и беззащитных, прежде всего.
Не сильных и известных, а бестолковых и беспомощных. Как говорила Цветаева: всё, что никому не нужно, несите мне. Примерно так и должно быть. Когда же и церковь интересуется лишь знатными, а сирые и убогие, никому не нужные, не находят пристанища и в церкви, то это ложное положение дел - не по Христу, а против Христа.
Спасение человека - в предстоянии перед ним во Христе (это помогает ему самому предстать во Христе, обнаружить себя Христового), в смотрении на него Христом и во Христе, в приятии его со всеми его проблемами - Христом и во Христе.
Инстуциональное понимание спасения в таинствах - не полно, оно отменяет человека в нас, Христа в нас, словно Христос только в таинствах. Нет, Христос - в нас, именно это словно отменяется сегодня (не на словах, а по факту, хотя и на словах тоже - ведь умолчание это почти отрицание).
* * *
Благополучники принимают своё благополучие за благодатность, неблагополучники принимают своё неблагополучие за благодатность - и ошибаются. Но в неблагополучии проще заметить некоторые неблагополучные моменты, так же как в благополучии заметнее благополучные моменты. Ради исправления видения важно видеть и то, и другое, но акцентироваться лучше на том, что подлежит исправлению. Если же фокус на благополучном, то акцентироваться надо на хвале Богу, а не самим себе таким правильно устроенным - иначе прелесть неизбежна.
Даже в психологии признается, что главным лечебным эффектом обладают не методики, а личность специалиста, личностные отношения с пациентом/клиентом. Странно, что внутри церковной ограды происходит противоположное движение - институциональный подход ставится над сердечностью. О чем это свидетельствует? Об оскудении сердечной силы, т.е. об утрате связи с Богом, об утрате жизни в Боге.
Понятно, что в отличие от психологии в христианстве лечит Христос, но ведь носителем личного начала может быть только личность. То есть, Христос через личность пастыря, через личность собрата во Христе, приходит к страждущей душе, чтобы исцелить личность нуждающегося в исцелении.
Молитвенное участие - это сердечное, прежде всего, участие, а не институциональное.
Созерцание другого это вовсе не наблюдение за другим. Для созерцания нужно чистое сердце, а для наблюдения достаточно того или иного институционального метода.
Работает ли только институциональное? Да, работает - для спасаемого, но само по себе институциональное, без сердечного, неизбежно ведёт к системному духовному оскудению и утрате соборности (ибо она суть сердечное единение в Боге).
Смелость и трусость. Иногда смелостью и даже подвигом, незаметным внешнему глазу, является решимость выйти навстречу другому в своей настоящести.
Если настоящесть (твоя и другого) важна для избегания катастрофы, тогда можно пожертвовать ужимками - подставиться, и в этом смелость. Тогда как избегание подлинности - это трусость.
Являть себя другому, дарить себя другому - это смелость и подвиг любви. Где нет любви, там этот подвиг не по силам.
И еще большим подвигом является готовность принять другого в его настоящести (даже травмированной, травма - не грех).
Встречаясь друг с другом в настоящести мы служим Богу и Его делу любви.
* * *
Тактичность. Иногда она не только неполезна, но даже вредна. Однако именно потому, что сокровище тактичности так редко встречается, лучше к ней стремиться (хотя бы), чем от неё.
Очень верно! Бывает, что время не терпит, тогда важнее скорость. И, мне кажется, главным терапевтическим эффектом обладает просто наличие пространства, в котором человек может не бояться разворачивать свои листочки и веточки - для их рассматривания. И это пространство тактичной внимательности к другому...Ведь обычная жизнь этого не позволяет, и зачастую именно отсутствие этого пространства в отношениях травмирует.
В ленте тезис: если есть тактичность - нет терапии. Тактичность при этом (я спрямляю тезис автора, но, кажется, не искажаю) понимается как способность терапевта отвести глаза от того, на что не хочет смотреть клиент.
Я думаю, тактичность вовсе не равна отведению глаз терапевта. Терапевт смотрит - и да, видит, как проблему можно было бы решить за 15 минут. Но - только при готовности клиента.
Может быть, тактичность в терапии - это готовность терапевта уважать неготовность клиента? Дать возможность видеть то, что в слепом пятне (и держать эту возможность открытой все время), но не тыкать его в слепое пятно носом? Да, иногда время краткосрочной терапии при этом удлиняется. Но - в моей практике - это всегда себя оправдывает. Более того: вещи, которые удалось пройти быстро на доверии клиента терапевту, но без внутренней готовности клиента, потом все равно возвращаются в других видах и проявлениях.
Думаю, экстремальная (по-моему = бестактная) терапия оправдана только тогда, когда рядом с неготовностью клиента встает фактор времени и внешних обстоятельств, которые все равно переведут клиента в радикально новое состояние - но только оно будет еще гораздо хуже того, что уже есть в наличии.
Из беседы:
Христиане пребывают в своём коконе (замкнуты на себя) - в самолюбовании, а не во Христе; и состояние, в котором они находятся - от кокона, а не от Христа. Когда от Христа, тогда непременно - сораспятие.
Выходящие за пределы кокона христиане - вот что нужно сегодня миру.
Христос нужен миру.
И Его надо выносить за пределы кокона.
* * *
Выходя из кокона, чтобы взглянуть на мир под другим углом, чтобы разделить этот другой взгляд с непривычного ракурса - чтобы в душе затеплился огонек заботы о том, другом мире.
Порой достаточно взгляда двоих искренних, чтобы проблемы не стало. Иногда нужно два десятка или две сотни таких взглядов
Бог приходит туда, куда мы смотрим искренне, с заботой.
Мы должны стать дорогой Богу к тем бедам, в которых живет человечество, но для этого мы должны их видеть - созерцать, переживать лично.
Беседуя сообща о реальных бедах, участвуя в бедах сообщества умом и сердцем, внимая чужой боли - мы служим Богу и миру (людям в мире).
Мучеников надо бы слышать, пока они живы, чтобы помогать им - встать на их сторону, на их защиту, или, хотя бы, не оказаться на стороне их палачей.
* * *
Реальное в своем коконе - это не совсем реальное. Надо выходить из кокона
Можно ничего не делать, а только стоять и смотреть - в заботе, и это будет дело (как и молитва). Просто внимательное, живое и сострадательное, вглядывание в мир - пилюля, которую зажали христиане, а должны бы отдать её в мир.
Умничание и самолюбование - этого полно, а вот живого сострадательного внимания практически нет.
Многих людей от ужаса спасает глупость, духовная слепота, мечтательность - в общем, состояние прелести. Или толстокожесть, душевная мёртвость, неразвитость чувств....
Стоит таких разбудить, открыть им глаза на происходящее, и они сойдут с ума от ужаса.
Каково же сегодня быть живым - зрячим, мыслящим, чувствующим?!
Человечество, как коллективный Христос, находится в преддверии казней. Легкомысленность спасает, наивный взгляд на человека позволяет надеяться на некое благоразумие человека.
Живое состояние убивало бы, если бы не Христос, но быть его носителем невыразимо тяжело.
Спасает от ужаса и пребывание в своём колесе - кто крутит колесо, тому некогда смотреть, размышлять, чувствовать. Умные люди поглощены своими корпоративными целями, а потому не видят ничего другого - кроме своего колеса. Ограниченный колесом ужас не такой ужасный - он кажется немного прирученным, хотя это иллюзия.
Находясь в бесконечном болевом шоке, ощущаю себя тотальным страхом. Страхом чего? Тотальным - значит всего, что против жизни (моей или общей?). Пытаюсь рассмотреть этот страх, чтобы понять его.
Если мой страх, сильный, предельный страх, всё же лишён страха, то что это, если не страх, хоть и похоже на страх? Обратная стороны бесстрашия, возможно - на каком-то бытийном этаже, где страх невозможен, но присутствует то ли его тень, то ли его оттиск, подобный следу на глиняной почве.
Как поймать то, чего нет? Как рассмотреть это? Чем уничтожается страх? Почему отпечаток его остаётся? Может быть это тот след, который есть всегда - который судьба?
Или нет во мне того, кто оставил такой след? Или нет того, кому он предназначен?
Кто оставляет такие следы на песке души - почему и зачем? Мои ли они? Для меня ли они? Может быть это что-то общечеловеческое? Или общеженское?
Надо различить, отличить личное от общего, своё от не своего - общего. Как и насколько моё и общее могут быть одним целым?
История, хоть и ничему не учит, как известно, скоро начнёт курс обучения, который отрезвит многих нынешних, считающих завоевания прошлого само собой разумеющимися. Когда отнимут всё то базовое, что кажется всегда принадлежало и должно принадлежать человеку, тогда может вспомнят добрым словом тех, благодаря кому это всё было хоть какой-то промежуток времени. Если, конечно, останется достаточно для этого человека в человеке.
Почему бы не согласиться, что Бог сотворил человека из обезьяны в том смысле, что обезьяна - один из этапов творения человека. Эволюция, которая отражена и в развитии эмбриона человека, показывает как именно Бог творил человека из земли, которая уже много чего умеет творить сама. Если мы с шимпанзе настолько похожи, что людям пересаживали почки шимпанзе, и люди живут с такими почками - чем не доказательство родства?
А кто противится связи человека с животными? Те, кто недооценивают значение животных, кто не понимает величия сотворенных Богом тварей и связи всего творения с человеком и Богом через человека.
Земная судьба Христа - икона земной истории Человека как человечества в целом. Мир нынче входит в период страстей, когда над Христом глумились, когда его тело терзали, били, мучили... Попытка начать убивать беззащитных животных в рамках закона - из этой исторической перспективы происходит.
«Личность: целостность — самосознание — богообразное самосознание — богосознание, — проникает через всю физическую часть личности, которая до падения органически простиралась на весь мир твари: всю совокупную тварь Адам ощущал как свое тело, как свое расширенное естество, оживляемое, поддерживаемое космической, всеединящей благодатью богообразного самосознания.» (Прп. Иустин (Попович).
Человек мыслит целой Вселенной: травой под ногами, кронами деревьев, муравьями, птицами небесными, котами, собаками, медведями, слонами, звёздами - как словами, как притчами, как песнями, как мыслями Творца.
Деревья похожи на узников концлагерей,
которые не добрались до открытых в свободу дверей,
чтоб выйти из мира жестоких звериных идей и людей.