Дневник

Фашизм - разновидность корпоративной этики, когда вполне человечным следует быть только с членами своей группы (членами своей, условно говоря, корпорации). Другие, не свои, автоматически попадают в статус чужих, не значимых - т.е. таких, с которыми быть человечным не обязательно, а то и нежелательно и даже вредно (чревато угрозами безопасности).

Человечность, укоренённая во Христе, противоположно направлена. Человечность про то, что я являюсь человеком по отношению к себе ровно в той же мере, в какой человечна по отношению к любому другому, даже чуждому и неприятному мне, человеку.

Красоту мира надо всячески поддерживать и поощрять, взращивать и лелеять её в людях, особенно в девушках. Красоте мира надо дружить с красотой, чтобы укрепляться красотой в красоте, чтобы приумножать красоту.

Чтобы выглядеть прилично, человек не должен надевать туфли и костюм, платье, которые выглядят дороже, чем он сам - чем его лицо, глаза, отражающие глубину личности или её отсутствие. Личность должна доминировать над своим нарядом - быть увесистее, дороже, интереснее, иначе она выглядит смешно.
То же самое можно сказать об ароматах. Сложные по композиции духи к лицу только натурам со сложным и богатым внутренним миром, с широким диапазоном переживаний. Плоский ум, неразвитая душа и объёмный парфум - не сочетаются.

Человек нужен только Богу, в т.ч. богу в человеке - исскуство есть плод нашего божественного.

"Hикому, кроме искусства, до человека нет дела. Государству нужны coлдаты, рабочие, служащие и т.д. И, чтоб был порядок. И все. A ведь люди должны быть добрыми. Кто же научит их этому, кроме искусства. Kто расскажет, что простой добрый человек гораздо интереснее и лучше, чем какой-нибудь дубина-генерал или высокостоящий чиновник."

Bacилий Шукшин. Из писем к Ивану Попову

Человека определяет то, в чем он укоренен основательно. Его особенность в том, что он сам определяет в чём ему укореняться, а в чём не стоит. Растение не может сойти с места, где укоренилось, а человек - может.
Наша социальность определяет нас не меньше, чем генетика. Именно поэтому через социальную роль, как оказалось, человека проще всего сломать. То есть, через другого. Мы и собой становимся через другого, и ломают нас через другого. Христос - тот Другой, благодаря которому мы укореняемся в Истине. Вопрошание Бога о нас создаёт нас, вопрошание бога в нас со стороны ближних, рождает в нас бога - при реализации должного и заложенного в нас.
Ложный Другой это и есть Антихрист. Ложный - укоренённый во лжи и укоренящий в ложь.

Быть ложным ближним ближнему своему - служить антихристу в нас и укореняться в антихристе.

Женщина для себя - одно, женщина для другого - другое (мать, жена, подруга, кормилица, целительница, воспитательница, швея...). Ева - Жизнь, чья-то жизнь и Жизнь с большой буквы (не та духовная Жизнь, что Христос принёс, а та, благодаря которой стало возможным Его Воплощение), жизнь вообще, стихия и материя жизни.

Духовно развитая женщина для себя, возможно, личность больше, чем женщина. Возможно для себя, изолированной от других, она вообще ни разу не женщина, а только личность (во Христе нет ни мужского пола, ни женского). Быть может это и есть свобода от половых страстей (пол направлен на другого, а не на себя).

Пол это операционная система для отношений с другим.

Жизнь личности и жизнь пола - про разное, хотя они встречаются внутри одной личности, как бы живут под одной крышей и потому неизбежно влияют друг на друга. То, как я живу на уровне пола, влияет на мою личность, и моя личность, её базовые устремления, оказывают некоторое влияние на жизнь на уровне стихии пола.

* * *

Личность и женщина, они могут не совпадать и даже спорить - внутри. Женщины так и различаются: для одних личность дороже женщины (особенно, если женственной женщиной быть незачем, не для кого - нет такого запроса), для других - женствененность ценнее. Личность женщины может подчиняться женщине в ней - ради женственности, которая нужна мужу и миру в целом. Женственность - хранительница мира.

Но тут важно соблюсти меру, потому что чистая женственность стихийна, т.е. не разумна в некотором смысле. Часто эта неразумность - спасительна, но так же часто - губительна. Соблюсти золотую середину - наисложнейшая задача.

* * *

Хранить себя для него, цвести для него - чтобы он был счастлив - наиважнейшая задача женщины, ибо в этом первая радость всякого мужчины и первое условие его счастья (не личности в нём, но мужчины в нём).

Женщина - женщина для него, не для себя, хотя и для себя - как для мира, не более (она - часть мира). Для себя - личность, для Бога - личность, а женщина - для него, ради него. Он - важнее мира для женщины и потому важнее её самой. Однако она сама важнее всего для него и потому важна для себя - опосредовано.

* * *

Людей соблазнили самодостаточностью. Обманули. Нет никакой самодостаточности в межполовой сфере. Самодостаточность - это про личностное, а не про половое. Самодостаточность - это устранение пола. Наравне с гендерными играми всех мастей она работает на разрушение семьи и ведёт к бесполому человечеству будущего.

Уплощение понятий, уплощение жизни лишают отношения предначертанного поэтического аромата. Всё сводится к примитивному потребительству друг друга - без игры, без переливов, без полётов, без служения и взаимного дополнения - без личностного сотворчества на глубинах пола.

Не я делаю текст, текст делает меня. Он приходит с целью творить меня, творить во мне и мной, хотя,  наверное, не только меня... Я ведь тоже часть чего-то - социума, мира людей,   творя меня, текст творит не только меня.

Если я не пишу, значит текст не интересуется мной - не творит меня. Не хочет или не может - потому что я не та. Или незачем, т.е. нужная цель не достигается через творение меня.

Кто от кого уходит, кто от кого устаёт: я от текста или текст от меня?

А кто к кому приходит? С одной стороны приходит несомненно текст ко мне, а не я к нему. Но, возможно, потому он и приходит, что я к нему пришла? Я бытийно стала той, к кому он может и хочет придти. Или должен прийти? Или текст никому ничего не должен - свободен придти или нет, или, может, он на зов отзывается - мой зов?

Текст также может быть послан, как друг, помощник, проводник - как Вергилий.

Текст принадлежит мне или я тексту? Авторство больше случайность или больше закономерность?

А ещё у песен бывает пересменка - когда одна уходит, чтобы пришла другая. Перед сменой песен бывает время ожидания - пауза, состояние между.

Чтобы слышать тексты - песни мира - надо слушать, умолкать, не суетиться. Созерцать совсем не то же, что смотреть. Осуетившийся как бы перестаёт нуждаться в песнях, он занят другими вещами.

У меня есть пристрастие - красивые люди. Я люблю их внимательно рассматривать в приближении, в деталях, изучая что, как и с чем в них связано, для чего, зачем, почему...

Красивые люди всегда удивляют стройностью своего внутреннего склада, внутреннего сюжета, хотя в каждом непременно прячется какая-то внутренняя драма, конфликт, в преодолении которого рождается человек прекрасный.

Что для меня прекрасный человек? Тот, кто несмотря на обычное наше человеческое несовершенство, совершенен, кто целостен вопреки всеобщей раздробленности.

Созерцательность в том и состоит, что чистый взгляд просто смотрит и видит - безоценочно. В этом смысле люди различаются контекстом своего взгляда на мир и на другого. Где одному мерещится гордыня, там другой увидит просто понятийный расклад - безоценочный, который про другое. Отсутствие гордыни как раз в том, чтобы не искать в другом гордыню.

Видеть и намерено искать - разное. Ищущий найдёт в другом свою собственную гордыню и прочие изъяны, потому увиденный им - точнее созданный им - образ другого будет по факту негативистским портретом его самого (другому он припишет все свои недостатки). Но смотрящий созерцательно смотрит чисто, безоценочно, не привнося свои пороки в образ другого, а потому только он и способен видеть то, что есть. И не судить при этом, суд несоместим с созерцанием.

* * *

У каждого из нас есть два невольных греха: первый, это когда мы проходим мимо большого человека, считая его за маленького. А второй - когда маленького принимаем за большого.
"Мы с тобой. Дневник любви" М.М. Пришвин, В.Д. Пришвина

Вопрос: "Большой", "маленький" — не является ли это всего лишь социальной условностью? А сущностно возможно ли определить, каков этот человек перед тобой? В каком-то смысле — каждый большой. Каждый обладает сокровищами духа, значит он большой. И каждый — маленький, по своей недостаточности (изъяны). Возможно нужно отказаться в принципе делать такие суждения, и даже - внутри себя себя самого, не говоря уж о том, чтобы вслух. Достаточно человеку знать своё, то большое и то маленькое, что есть в нём.

Мой ответ: Каждый обладает лишь потенциально - не реально. Маленький - это не ставший собой, не встретившийся с самим собой, не познавший себя, не усвоивший себя себе. Своего рода аватар себя самого. Великий человек - это исполин духа, даритель, обогатитель других. Как же можно не различать их?

Годить людям и годить Богу - разное. Созерцательность может казаться и горделивой, и бездушной - душевности, ибо она понятна только духовному оку.

Сами понятия "большой" и "маленький" можно по-разному понимать - в зависимости от ракурса смотрения. Самость слышит в них самостное (почёт, привилегии, богатства, чванство некоторое), а духовному всё иначе, сказано ведь "Больший из вас да будет всем слугою". Быть большим - большое бремя, и почёт предназначен несущему бремя, одаривающему многих - это форма благодарности за полученные дары от большого.
В каждом из нас живёт и великий, и малый - это как регистр, но кто-то выбирает главным регистр большого человека в себе, а кто-то - маленького (до большого ему и дела возможно нет). Важно видеть в каком регистре пребывает человек, делая что-то или говоря. Грех смотреть мелко на то, что сделано в регистре высокого.
Об этом, кстати, моя формула, что всё определяется в человеке точкой его стояния внутри. Из какого места в себе я смотрю, слушаю, воспринимаю, действую - из какого себя.

Значимая особенность нашего информционного общества в том, что слишком много разных спектаклей разыгрывается в социальном пространстве одновременно (люди не осознают этого), и человек непременно вписан в роли сразу в нескольких спектаклях - разные роли. Так было всегда? Не совсем. Природные человеку, естественные социальные спектакли и роли органично соединяются - в отличие от противоестественных, искусственно создаваемых спектаклей, цель которых как раз информационная порча.

Разумеется, мало кто справляется с такой ситуацией, а может даже никто. Играя одну роль, человек не в состоянии играть другую. Невольно он играет в другом спектакле, по ошибке, роль, которая налезла на него первой или хотя бы одной из первых, или же которая лучше обставлена другими исполнителями ролей и социальным ландшафтом - т.е. более подкреплена извне.
Человека запутывают, втягивают в ложь посредством втягивания его личности во множество противных природе человека, часто антагонистичных,  социальных ролей, которые разрывают целостность сознания. Ум человека ломается  и начинает играть какую-то примитивную схему - чтобы хоть как-то выжить.

Люди, совершенно уверенные в своей нормальности, ненормальны. Надо хоть в чем-то видеть собственное несовершенство, подозревать себя, стараться вывести себя на чистую воду.

Этим заняты не только философы, но и действительно адекватные, познавшие себя и человека люди.

Нет более злого к другому человеку человека, чем уверенный в своем совершенстве дурак. Умному такая глупость на ум не приходит.

На днях встретила знакомого, который сказал: "Лучше материться - по делу, только бы не заплесневеть в лживом благочестии деструктивной среды".

Чтобы узнать человека, надо понять, что для него дороже всего, чем он готов пожертвовать и ради чего (приоритеты), чего он боится более всего, к чему стремится не столько умом, сколько своим бессознательным. Ум находит приличные формы для своего бессознательного, которые легко прячут, маскируют реальность.

Человек должен пробиваться к себе сквозь собственную маскировку. Мнимое благочестие бывает крайне жестоким и опасным. Однако собственная мнимость редко становится предметом внимания, исследования человека. Себя легко убаюкать красивыми правильными словами.

Надо будить себя, проверять на истинность, надо выявлять свой самообман - это и есть путь самопознания и покаяния. Путь самолюбования, самоуспокоенности опасен для христианина, ибо приучает жить иллюзиями.

Когда человек грустит? Когда не может жить тем, что в нём есть. Тогда ему нужен кто-то другой - в ком есть жизнь. Человек бродит, словно в лесу - от дерева к другому дереву, от одной жизни к другой. Ходит, потому что не имеет в себе жизни, которой может жить, потому что утратил к ней доступ или уперся в какой-то тупик, или попросту наскучил сам себе.

Если же человеку наскучит мир внешний, он, наоборот, уходит в себя, чтобы жить той жизнью, которую слышит в себе.

Человек всегда ищет жизнь - чтобы жить. Хорошо стремиться к всё большей жизни, к всё большему оживанию. Пути к этому у каждого свои. Одни стремятся сами жить полнее и насыщеннее, другие дарят жизнь другим. Чаще мы совмещаем эти два пути и тем живы.

Давать жизнь другому тоже можно по-разному: физически, душевно, духовно. Можно кормить людей со щедростью - пищей или книгами, снабжать одеждой или знаниями, можно спасать погибающих и слабых, можно рожать детей или помогать сиротам, старикам, вдовам. Можно творить шедевры искусства, зовущие ввысь. Все пути - хороши, все ценны своей способностью оживлять жизнь, а нам ведь надо постоянно оживлять себя, чтобы не жить на свете мёртвыми.

Нести жизнь может только живой, потому быть живым - в широком понимании - важнейшая задача всякого человека.

Когда я училась на богословско-пастырском, нас учили различию в понимании человека в православной и католической традиции на таком примере. Для католиков благодать - это как корона, надетая на голову. Без короны человек - тот же человек, только без короны. В православии же человек без благодати - это как человек без головы, т.е. он не равен себе по определению.

Мне кажется, что очень многие заблуждения наших дней в православной среде связаны с утратой верного понимания благодати.

Кстати, избыточно негативистское отношение к советскому прошлому тоже базируется на перевирании понятия благодати, ибо человечному советскому человеку, формально безрелигиозному, отказано в праве на благодать. Но благодать - не бюрократка, а заповедь о любви к Богу имеет второе измерение - человечность. И без человечности любовь к Богу - блеф, даже при соблюдении всех религиозных формальностей.

Бог к нам ближе, чем мы сами к себе. Человек равен себе только в Боге. Но что это значит - пребывать в Боге? И что значит пребывание Бога в человеке? И что такое святость святых? Она ведь не в человеках, она - в Боге, и святые - в Боге святы, Богом святы, не собой. И всякий человеколюбец любит богом в себе, ибо самость любить не умеет.

Любящий любит каждого - подобно Богу*. Он не выбирает своих для любви.
Любить - это про большое, не про маленькое. Хотя в нас есть нечто наподобие любви, когда мы заботимся друг о друге. Но Любовь - это не мы. Любить умеет только Господь - Господь в нас.  Любовь в нас прорастает, как некий цветок или дерево, цветет, приносит плоды - в Боге. А люди...
Вот святые свои добродетели почитали грехами. А люди обычно, наоборот, свои грехи почитают добродетелями.
Верить в свою добродетельность - заблуждение, которое позволяет быть злым.
Человек хорош Богом и в Боге, а не сам по себе - по причине греха. Животные безгрешны, они хороши, даже несмотря на жестокость природы (все едят всех). А человек хорош только в Боге и Богом - не собой. Люди святы не сами по себе, не собой святы, а Богом. Это важно понять правильно, чтобы спастись - т.е. стать способным любить, стать любящим.

---

* Речь, конечно, о духовной любви, а не о половой. Перенесение этого духовного закона на уровень отношений полов творит ошибочные отношения и переживания

Своё желание любить люди часто принимают за любовь. Однако оно даже не начало любви, а лишь необходимая предпосылка к её началу. Любовь - процесс, она должна расти и развиваться, чтобы оставаться живой.
Желания мало, надо много чего сделать, чтобы оно реализовалось в жизни и стало реальностью.

Это схоже с логикой «ты мне - я тебе», и в жизни есть место такому сценарию. Но, если говорить всерьез, то Христа, вероятно, распяли не по тому правилу, которое озвучено психологом, иначе придется счесть Его распинателем других, а не Спасителем. Абсолютизируя какие-то промежуточные, не абсолютные правила, мы легко доходим до преступления, лжи и богохульства.
Душевные правила психологии имеют свои ограничения, о которых важно не забывать.  Особенно помня, что душевное всегда охотно восстаёт на духовное.
Так ведь легко начать приговаривать страдающего человека, попавшего в беду - клеить негативистский ярлык, мол, сам где-то согрешил подобным образом. Сам виноват! Вот какой ложный вывод следует из такой весьма популярной установки. Евангельский «Добрый самарянин» явно не про это, и с такой установкой им стать вряд ли возможно.

Православный психолог:

«У одной моей коллеги-психолога есть шутка: чем ты оплодотворяешь жизнь, тем и она оплодотворят тебя. Враждуешь с ней — получи войну. Изнуряешь запросами — огреби к себе претензий. Бережен — почувствуй тепло ее объятий. Умеешь извлекать удовольствие из простых вещей — она его тебе добавит. Обиды к обидам. Любовь к любви. Закон Взаимности. Его можно не знать, но нельзя отменить».

В обычае у людей любить не великих, а великое, которое они хотят присвоить себе (не ради обретения подлинного, неведомого им, величия, а ради величия самостного - чтобы выглядеть величаво перед другими). Великих они, скорее, не любят, опасаются, ибо те своим личным присутствием всегда нарушают их покой, их уверенность в том, что они знают себя и мир. Зато великое, отторгнутое от несовершенств личности великого, им кажется приятным и близким - но всегда напрасно, ибо великое по-настоящему понимают величием своим, а не малостью. То есть, заурядный обыватель не понимает должным образом то великое, которое подарено ему великими людьми. Кажимость понимания лишь обольщает неопытных. Но она же побуждает к росту и поиску живые души.

Любовь к великому - отголосок любви к Богу, а любовь к носителям великого - благодрность за принесенный ими дар (благодарных всегда мало). Подобострастие вместо любви - имитация любви и скрытая нелюбовь.

Подлинное величие совсем не в том, о чём думают люди. Оно даже противоположно их представлениям о великом.

Человек выдумывает себе миф о себе и верит в него. Это нормально - таков путь становления, путь самореализации, но лишь когда человек занят не только своим вымыслом, но и самопознанием. Самопознание необходимо, без него невозможно воплотить в жизнь миф о себе.

Только самопознание приводит к истинному покаянию (а значит и возможности стать собой настоящим, живым в Боге), потому что кто не знает себя, тот и каяться по-настоящему не умеет.

Начало истинного покаяния в осознании необходимости самопознания. Большинство людей живёт в иллюзии, что знает и понимает себя, но это не так. Человек никому не врёт больше, чем себе.

Миф о себе люди принимают за правду о себе. И потому не видят своих идолов, которые заслоняют Бога истинного, отвергают Его и мешают творить, созидая добрый мир во имя Христово.

Духовная беспомощность современных правосланых перед вызовами времени, возможно, кроется как раз в отсутствии самопознания (исчезла сама потребность в этом), т. е. в отсутствии смирения. Ибо смирение и есть плод самопознания.  И только смирившаяся, т.е. знающая себе истинную цену, душа готова принимать дары Христовы и быть сильной - не собой, но во Христе.

Ложное смирение оправдывается формулой "мы немощны", а истинное смирение укрепляется верой не в себя, но во Христа. Истинное смирение говорит "мы немощны, но силён в нас Христос". В наши непростые дни важно не забывать о продолжении этой приличной для христианина мысли: я немощен, НО СИЛЁН ГОСПОДЬ. Иначе мы сдаём свои позиции, отдавая мир на откуп злым.

Все сломаны так или иначе. Безгрешен только Бог. Святой тоже сломан, он просто в Боге исцелен и потому свят (Богом свят - не собой, и пока в Боге, пока и свят). И поломка поломке тоже рознь, разумеется

Бог и парует людей по такому принципу, чтобы они дополняли друг друга: в чем слаб один, в том силен другой. Мы призваны служить друг другу теми дарами, которые получили.

Помните притчу про рай и ад? В раю люди кормят друг друга и потому сыты.

Современная психология дошла до извращений, с ней надо быть предельно осторожными. Сказано же верующим "носите бремена друг друга". Целых, личностно зрелых людей ОЧЕНЬ мало, потому установки, которыми пичкает массы психология и которыми все бредят, чаще портят отношения, чем строят. Люди впадают в навязанную психологией манию вместо любви и трезвомыслия. Самое смешное, сегодня модно стало утверждать, к примеру, что самая здоровая психика у любителей смотреть ужастики и фильмы, где льётся много крови. А вот тонкая впечатлительная натура, свойственная людям художественного типа - это что-то ненормальное. Тенденция очевидна, и она прослеживается на всех уровнях социальной жизни. Тут есть о чём подумать - по-взрослому.
 

Мышление всегда конкретно. Актуализированное в опыте вопрошание не бывает праздным. Само наличие вопрошания - свидетельство актуализации проблемы в процессе жизни. Отсутствие вопрошания говорит об отсутствии опыта в данном аспекте. Именно поэтому чужие правильные ответы мало что дают тому, у кого не было соответствующих ответам и предшествующих им вопросов.

Я предпочитаю общаться с поэтами лично (у Бога нет мёртвых). Что слышу от них лично, то и принимаю за самую близкую к истине правду. Помня, что я тоже человек - то есть, могу ошибаться. Себе вообще нельзя доверять - если хочешь оставаться адекватным. Слишком много сегодня тех, кто судит прошлое. Однако нам сказано: "Кинь камень, кто сам без греха".

Хороший специалист - врач ли, учитель, тренер... - это всегда тот, кто видит другого, т.е. кто есть, присутствует при контакте как личность, как человек, а не просто функционирует как винтик системы.

Нынче же из всех видов социальных систем и системочек намереваются выдавить личность, оставив за человеком лишь роль некоего алгоритма. Это и есть антихрист в нас.

Нас погружают в мир систем и алгоритмов люди, решившие, что они хозяева мира. Они присвоили себе мир Божий и уже поэтому определились в антихристы. Христовы не присваивают себе мир, но, так уж случилось, что теперь и не осваивают, хотя призваны к этому.  Освоенное прежде утрачивается под давлением сил антихристовых. Дело Божие оттого оказалось как бы не делаемым должным образом. А прежнее само не стоит, его надо как бы снова и снова осваивать, завоевывать для Христа (не для себя, а для Христа, ибо для себя оказывается достотточно достигнутого прежде другими).