Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Искусство — это форма общения богом. Художник (в широком смысле) фиксирует увиденное богом в себе, а зритель воспринимает предложенное богом в себе. Бог — пространство нашего подлинного общения — в Боге.
Автора через тексты понимать проще, чем лично.
Мы, люди, слишком разные — лично. А текст, настоящий текст — свидетель, говорящий сердцу. Он свидетельствует о своём авторе правдиво. Текст — как мост, он между автором и Богом, между автором и реальностью, между автором и читателем, между автором и судьбой. Текст не тождественен автору, но свидетельствует об авторе.
Именно посреди ада есть великая нужда в победе над ним, т.е. в Боге.
Овнешнение человека — плата за грех нехранения внутреннего.
Человек человеку — стихия.
У любви лиц много, а сердце одно.
Красивые этикетки, наклеенные на некрасивые поступки, не могут изменить суть. Называть уродство красотой может либо глупец, либо подлец, либо безумец.
Дар — это не только наличие чего-то, но и отсутствие; это не только одарённость, но и уязвимость.
Кичится тот, кто присваивает себе и только себе то, что только ему не принадлежит.
Кто знает, тот не мыслит. Мышление — это поиск, а знающему искать незачем. Мышление течёт, оно жаждет, оно ищет знания. Но это не то знание, которое у знающего — у знающего лишь тень его. Мышление нельзя иметь, к нему надо приобщаться. Снова и снова...
Рецензия на книгу Светланы Коппел-Ковтун «Полотно. Стихи. Дневники. Афоризмы»
Полотно — это, прежде всего, переплетение множества нитей, ткань, которая явилась результатом переплетения и единения многих путей, судеб, устремлений и движений. На пересечении дорог и жажд возникает небольшая точка — человеческое Я, которая то ли есть, то ли нет её, но она вполне зрима и осязаема, пока стремлением любить собирает в себе и удерживает любовь к ближнему. Об этом Светлана пишет в одной из своих статей, но если внимательно читать её тексты, то все они окажутся именно об этом.
Использованный образ многопланов, в нем бездна смысла, открывающаяся в событийном метафорическом калейдоскопе. И что примечательно: «крылатость» человека у неё непереводима при этом на язык логики потому, что при анализе остается «сверхсмысловой остаток», зашифрованный подтекст о вдохновении и просветлении, о вере как первичной силе человеческой жизни...
Герой повести родился крылатым. Крылья были ему дарованы. Кем? Об этом Макар не задумывается. И, к своему счастью, не гордится тем, что он «не таков, как прочие люди» (Лк. 18:11). Ибо на крыльях гордыни можно взмыть весьма высоко, чтобы затем низвергнуться до бездн адовых. Парадоксально, но от этого духовного падения Макара спасли его крылья. Он, как гадкий утёнок из сказки Андерсена, всерьёз верит в свою ущербность, воспринимая дар — как проклятие.
Как прожить её светло и радостно? Как съесть этот подаренный Небом «бублик» в согласии с миром и собой? Как прийти на встречу реальности и вечности с той чистотой, которая даётся нам при рождении? Как не очутиться на «кривой стезе», превращаясь в её заложника, не одеться в облачения эгоиста, гордеца, из груди которого выползает «змея самости»?
Высекательница Искр — это образ «Духовного Я», главенствующего над «Наличным Я». Высекательница по-настоящему следует за голосом Вечности, она сама как бы являет собой отголосок Вечности, так как Вечность постоянно звучит в ней. Высекательница занята самым важным делом жизни — высеканием и собиранием искр, которые и являются образом «творческой интуиции».
Литературная философская сказка христианской направленности возникла и сформировалась на Западе в 17 веке, а начало жанру положил пуританин Джон Беньян, автор блистательного романа-притчи «Путь пилигрима», часть его, кстати, перевел в стихах А. С. Пушкин — стихотворение «Странник». Затем был католик Фридрих фон Гарденберг, писавший свои аллегорические философские сказки под псевдонимом Новалис...