Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Страх Божий — это страх оскорбить прекрасное, а не сильное.
Сделай добро, и узнаешь кто ты.
Чтобы начать говорить, надо перестать болтать. Но как только соберёшься говорить, непременно начнёшь болтать. Говорение — это молчание, и оно у каждого своё. Молчание — своё, а не говорение...
Хайдеггер говорил, что язык — дом бытия. Но сам язык, вероятно, порождение Луча. Луч — дом бытия. В Луче встречаемся мы с собой, с другими, и с самим Лучом — Богом-Словом, вероятно.
Великое в малых и великое в великих — единое великое. Потому настоящий человек равно уважает знатного и незнатного, известного и неизвестного, богатого и бедного — ибо ценит величие человека.
Любящие низкое не могут приобщиться к великому.
Лучшие гибнут первыми, как правило, потому что не себя хранят, а что-то другое — большее. Большее, которое мало кого обременяет.
Если вынуть из сердца небо, что останется? Земля? Нет, земля без неба жить не может, земля без неба быстро провалится в ад.
Встреча личностей возможна только на территории Песни. Если не в Песне, то неизбежно — в столкновении, или же это будет простое функционирование на уровне механизмов в той или иной механистической системе. Личность — надсистемна, личность — органична, а не механична, она вырастает как цветок, укоренённый в Боге.
Рецензия на книгу Светланы Коппел-Ковтун «Полотно. Стихи. Дневники. Афоризмы»
Полотно — это, прежде всего, переплетение множества нитей, ткань, которая явилась результатом переплетения и единения многих путей, судеб, устремлений и движений. На пересечении дорог и жажд возникает небольшая точка — человеческое Я, которая то ли есть, то ли нет её, но она вполне зрима и осязаема, пока стремлением любить собирает в себе и удерживает любовь к ближнему. Об этом Светлана пишет в одной из своих статей, но если внимательно читать её тексты, то все они окажутся именно об этом.
Использованный образ многопланов, в нем бездна смысла, открывающаяся в событийном метафорическом калейдоскопе. И что примечательно: «крылатость» человека у неё непереводима при этом на язык логики потому, что при анализе остается «сверхсмысловой остаток», зашифрованный подтекст о вдохновении и просветлении, о вере как первичной силе человеческой жизни...
Герой повести родился крылатым. Крылья были ему дарованы. Кем? Об этом Макар не задумывается. И, к своему счастью, не гордится тем, что он «не таков, как прочие люди» (Лк. 18:11). Ибо на крыльях гордыни можно взмыть весьма высоко, чтобы затем низвергнуться до бездн адовых. Парадоксально, но от этого духовного падения Макара спасли его крылья. Он, как гадкий утёнок из сказки Андерсена, всерьёз верит в свою ущербность, воспринимая дар — как проклятие.
Как прожить её светло и радостно? Как съесть этот подаренный Небом «бублик» в согласии с миром и собой? Как прийти на встречу реальности и вечности с той чистотой, которая даётся нам при рождении? Как не очутиться на «кривой стезе», превращаясь в её заложника, не одеться в облачения эгоиста, гордеца, из груди которого выползает «змея самости»?
Высекательница Искр — это образ «Духовного Я», главенствующего над «Наличным Я». Высекательница по-настоящему следует за голосом Вечности, она сама как бы являет собой отголосок Вечности, так как Вечность постоянно звучит в ней. Высекательница занята самым важным делом жизни — высеканием и собиранием искр, которые и являются образом «творческой интуиции».
Литературная философская сказка христианской направленности возникла и сформировалась на Западе в 17 веке, а начало жанру положил пуританин Джон Беньян, автор блистательного романа-притчи «Путь пилигрима», часть его, кстати, перевел в стихах А. С. Пушкин — стихотворение «Странник». Затем был католик Фридрих фон Гарденберг, писавший свои аллегорические философские сказки под псевдонимом Новалис...