Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Не человек овладевает знанием. Знание овладевает человеком. Оно прорастает в него, и человек растёт в знании, когда оно прорастает в нём.
Люди правильно не доверяют красивым словам. Вся пошлость красивых слов в том, что за ними, как правило, мы прячем некрасивые дела. Но ирония судьбы в том, что красивые дела тоже существуют и, как правило, без красивых слов. И крайне редко красивые слова и красивые дела встречаются. И все же, так бывает! Потому зря люди так боятся красивых слов.
Что я должен другому? С одной стороны — никто никому ничего не должен. Однако с другой — звание человека меня обязывает и приглашает, призывает к соответствующему мышлению и действию (это и есть человек — определенный функционал), и вопрос в том, беру я на себя эту роль или нет, принимаю на себя право и возможность быть человеком или отказываюсь. И если принимаю, то из этого следует, что я должна другому человека. Причём в себе и в нём (они всегда сопряжены). Иначе невозможно быть человеком.
Быть вполне человеком — это быть и для себя человеком, и для другого, иначе не бывает. Кто не смог быть человеком для другого, быть может захочет быть человеком для себя. Потому надо оставлять дверь открытой — вдруг виновный войдет, вдруг совесть его понудит к человечности. Совесть может неожиданно для самого человека заставить его поступить не корыстно, а по-человечески.
Вся суть человеческой природы в словах «что отдал, то твоё». Человек — пуст, он усваивает лишь отдавая, потому что то, что сумел отдать — только и есть усвоенное, а всё по-настоящему усвоенное стремится быть отданным.
Самостные структуры людей жёсткие, пружинистые, потому общение наше тоже пружинистое, отпористое. Общаясь, мы бьём друг друга и/или держим удар. И крайне редко случается другое общение - желаемое, настоящее, тёплое и мягкое, как солнечный лучик. Так встречает нас Христос и все Христовы. Луч посреди пружин... Он не давит, не предъявляет претензий, а светит.
Главное, что может и должен сделать человек — желать, искать Бога. И уж если он искренне взыщет Его, то Бог, рано или поздно, настигнет его. Именно Бог находит человека, а не человек Бога.
Какова реальность, в которой мы живём? Реальностей много, побеждает в итоге та, носители которой наиболее активны.
Лучше плохо делать, чем хорошо не делать. Усилие, рывок, стремление — тоже вклад.
Мы становимся тем, что делаем. Мир становится тем, что мы делаем.
Всякий раз, выбирая, как поступить по отношению к другому человеку, мы выбираем себя. Когда мы поступаем бесчеловечно, мы изгоняем из себя человека.
Мою Родину определяет мой внутренний человек, который сформирован даже не культурой, а каким-то внутренним голосом, зовом быть. Но быть не вообще, а в конкретных координатах.
Человек желал Бога больше всего на свете, но всё никак не мог прийти к Нему. То нос один придёт, то рука, а всё остальное болтается по миру, служит всяким прелестям людским и заблуждениям. Бог видел намерения человека и помогал, но не собирал его в Себя, потому что человек сам должен собраться в Боге, чтобы стать счастливым.
Жили-были два филоёрца, кидались друг в друга вещами, как мы - словами. Так уж заведено у филоёрцев - иначе они не могли бы общаться. Кинет филоёрц, скажем, зелёной чашкой - так он предлагает другу чай (для предложения кофе надо другую чашку кинуть), а тот, другой, в ответ кидает сухарь - с сухарями, значит. Сядут и пьют - молча, у них иначе нельзя.
Чернее тучи стал Давид, когда заболела его жена Сиран. Давид не был богатым человеком, но он призвал всех докторов, живших в округе, чтобы они исцелили его любимую. Однако болезнь прогрессировала, Сиран становилась всё слабее и наконец совсем слегла.
Давид не находил себе места...
Приходила Гусеница к Садовнику и винила дожди в том, что деревья в его саду гибнут. Садовник решил принять меры и пригласил специалистов по погоде, которые помогли устранить причину, указанную Гусеницей. Дожди прекратились, но деревья почему-то не исцелились. Гусеницы на них благополучно съели всю листву, которая перестала прикрывать от палящего солнца корни деревьев, и те погибли...
Овца скучала, не зная, чем занять овцу в себе, и решила от скуки, что не так страшны волки - не зная ничего ни про овец, ни про волков.
* * *
Овца устала быть овцой и решила податься к волкам. Она думала, что волки - это те же овцы, только они - волки.
Странно рассчитывать, что окажешься среди овец, когда идёшь к волкам...
Этот замок стоял на высокой горе, так что никто не мог прийти непрошеным гостем. Здесь знали подноготную всякого присутствующего, а потому управлять прислугой или теми, кто считался друзьями, было несложно.
Князь был хорошо воспитан, потому не позволял себе никакого хамства в отношении к прислуге. Но он был холоден, потому его не любили, несмотря на все его старания нравиться.
У этого князя был сын — полная его противоположность. Отец любил его, но никак не мог понять, откуда в том блажь избыточно тёплого на его взгляд внимания к тем, кто ниже его...
- Непобедимый медведь? - задумался волк. - А что если взять его непобедимость и направить на саму себя?
Так и стало его хитростью: восстала непобедимость медведя на непобедимость медведя, а волк только ухмыляется - знает, что на непобедимость медведя можно полагаться вполне, даже больше, чем на свои клыки и лукавство.
Тьма обиделась на Солнце:
- Много тебя, нескромное ты, - обратилась она к Солнцу, - рядом с собой не оставляешь места для меня.
- Ну, я же - Солнце, не могу не светиться.
- А я - Тьма, тоже хочу жить. Я же тебя не притесняю, а ты... Это по твоей вине между нами не может быть компромисса...
У Мамы-Слонихи родились два сыночка, похожих друг на друга, словно две капельки росы. Одного звали Бо, другого Со. Пока они были маленькими и не задумывались о важных вопросах, им жилось весело. Повзрослев, Со стал всё чаще уходить в себя и грустить. Бо играл, как прежде, с другими слонятами, удивляясь странностям брата, а Со, казалось, что-то ищет и не находит. Его неудовлетворённость наконец стала заметна Маме-Слонихе.
- У тебя что-то болит? - спросила она у Со?..
- Я хочу понять, кто я такой, - сказал Со!
- Тебе мало знать, что ты мой сын, что ты - слонёнок?..
Попался как-то Богу на глаза глупец, которого никто не мог сделать счастливым. Пожалел его Господь и пришёл в образе человеческом, чтобы испытать, а испытав - осчастливить.
- Вот, - говорит Господь, - в моей правой ладони находится то, что сделает тебя счастливым.
- А почему в правой, а не в левой? - спрашивает глупец....
Посреди диких степей, посреди диких трав, на радость птицам и на зависть сорнякам выросла роза. Оглянулась она вокруг себя и ахнула: какой простор! Роду она была оранжерейного, а потому к обычной жизни не приспособлена. Это сразу заприметили соседи-бурьяны. Местные пчёлы прилетали осматривать розу, как достопримечательность. Мухи, конечно, сплетничали...
Упрекал Волк Барана: — Ну, что ты на меня вечно рогами прёшь?! Ты же — баран, в тебе живёт благодушная овца, тебя в образец кротости возводят. Где твоя кротость, Баран? Баран молча сопел и пристально следил умом, глазами и рогами. за волком. — Ой, беда с тобой, Баран! — не сдавался Волк. — Отсталый ты какой-то. Времена другие настали, добрые, а ты и не в курсе. Теперь волки и бараны братьями стали...
Задумал Океан жениться и объявил об этом во всеуслышание, чтобы реки земли готовились показать себя. Реки понимали, что Океан выберет самую достойную из них, самую полноводную, а потому каждая хотела выглядеть наиболее широкой и глубокой. И такое началось! Вместо того, чтобы питать окружающие земли и растительность, реки неслись к Океану, стараясь не расплескать ни капли своей воды....
В старом чуланчике у Бабушки Сказки много разных вещей: изношенных, истрёпанных временем, выброшенных своими владельцами за ненадобностью. Но она их бережно хранит, потому что старые вещи помнят много красивых историй. А откуда же Сказке черпать вдохновение, если не из таких повестей жизни?
— Эрата*, милая Эрата! — так звал он её всякий раз, когда чувствовал себя одиноким. Она была его феей, его музой, его возлюбленной. Он скучал по ней, как скучают по свету. Он томился собой, когда её не было рядом. Он гладил её волосы, вдыхал аромат вплетённых в них роз, и тоска, мучившая его уже многие годы, бесследно уходила.
Как же ему хотелось к свету! Но сколько он ни тянулся, сколько ни толкал твердыню над головой, — пробиться не удавалось. Толща асфальта разделяла его и солнце. Воля к жизни была велика, жажда света была ещё большей. И он всё толкал и толкал мрачную и равнодушную к его устремлениям твердыню. Нежная головка хрупкого одуванчика поднимала над собой и разламывала тяжёлый асфальт...
Если поздним вечером вы будете гулять по тёмному провинциальному городу — а только провинциальные города покрываются мраком в поздний час, — вы можете встретить удивительную старушку с фонариком на голове. Она преодолевает огромные расстояния, двигаясь неспешно, но при этом очень быстро. Чтобы следовать за ней, вам, быть может, придётся даже бежать. Только вы не делайте этого ни в коем случае — она этого не любит...
Мы стояли посреди поля, на глазах превращающегося в пустыню. Земля, красная то ли от заходящего солнца, то ли от красного ветра, трескалась, но сопротивлялась опустошению и умиранию. Это напряжение электризовало воздух. «Странно, — подумала я, — ветер на самом деле красный и очень орывистый…»
— Это ярость, — спокойным голосом произнесла Высекательница, слегка покачиваясь на ветру...
Город Кривых Дорог можно попасть, лишь увиливая от правильного пути. Надо ухитриться не следовать выбранному направлению. Это невероятно сложно, но в Город Кривых Дорог попадают лишь те, кто отклоняется от правильного курса: сначала на немного, потом на чуть-чуть, потом ещё немножко… Постепенно они настолько отклоняются, что оказываются в плену у своих кривых путей и не могут найти дорогу назад...
Долго ли мы шли, я сказать не берусь. Двигались чинно, неспешно, как никогда раньше. Высекательница впервые вела себя как светская дама, несмотря на свой не вполне подходящий наряд и всегдашний фонарик на голове. Она была похожа, скорее, на маленького заигравшегося шахтёра. И я казалась себе смешной от того, что вынуждена была подыгрывать Высекательнице, церемонно шествуя, а не просто идя по дорожке...
После знакомства драконами я всё время пыталась рассмотреть его в обычном облике Высекательницы. Она больше никогда не показывалась мне драконом, но я ни разу с тех пор не забыла о его существовании. Я хорошо помнила, что сама отчасти — дракон, и какова его часть во мне — неведомо. Но я поняла, что дружить драконами совсем несложно...
Я шла по просёлочной дороге: над головой висело чистое голубое небо, усеянное облаками, птички кружили в полёте. Прогулка несколько затянулась, я сильно устала и надеялась, что вот-вот меня догонит автобус, который почему-то отменён. Я надеялась, что усталые ноги обретут покой, но… Загородная жизнь прекрасна, если только транспорт ходит по расписанию. Сзади послышался топот копыт...
— Фавьё-фавьё-фавьё!
Нервный крик попугая напряг и без того натянутые нервы. Наверное, он хочет что-то сказать, а слов подходящих не находит. Так и я: высекла невероятно красивую искру, а понять до конца её не в силах. Люди-луны и люди-солнца (такая — искра!)…
Как-то раз пришёл в нашу деревню человек, юркий такой, и сразу к нашей избе — крайняя потому что. И говорит:
— Продай мне небо!
Я пожал плечами:
— Так оно ж ничейное.
— Ну, вот и продай ничейное: тебе — прибыль и польза, а убытка никому не будет...