Стихи

Цветам положено цвесть

Цветам положено цвесть —
Певцам дарована песнь;
Героям — подвиг и честь;
Христовым — благая весть.

Святых дело — отвесть
горе от здешних мест.

Господи, помоги каждому,
укрепи Тебя жаждущих
жаждою.

Здесь живу одним крылом — твоим...

Здесь живу одним крылом — твоим,
там живу другим крылом — Господним.
Не летаю вовсе на своих —
не имею крыл для жизни годных.

Не живу, не строю, не люблю —
бог во мне и ты с твоей любовью.
Я уже и песен не пою —
только горечь заедаю солью...

Умерла, воскресла — опять и снова...

Умерла, воскресла — опять и снова:
я осталась прежней или стала новой?

Здесь дорог не стало, и меня не стало,
хоть нездешний праздник я ещё застала.

Хоть жила, как пела, умирала с песней,
но потом устала — небу стало пресно.

Умерла, воскресла — опять и снова:
я жила как песня навстречу зову.

Голос слышал небо, небо было тесным,
и живое слово стало сном телесным.

Не спугнуть Бога...

От неприкаянности, от неуместности своей, от беспомощности во время ужаса куда бежать?
Настигнет ужас, и что?
В бессилии, как героиня Платонова, думать о своём застывающем в смерти лице: сомкнут ли рот?
Смерть безобразит, казнит красоту — уродует, в этом её преступление. Боль болит отлучением от красоты. Страх устрашает погружением в отсутствие красоты. Замирание длится как попытка не видеть ужасное, которое невозможно выдержать...

Выхожу навстречу другому — как на митинг протеста...

Выхожу навстречу другому — как на митинг протеста:
выходить за пределы забора нельзя, на встречи — запрет.
И себя нести к другому — почти неприлично:
если увидят, что ты в себе — уволят.
Где же быть человеку, где стоять ему дозволено?
В социально-корпоративном пространстве,
только не лично.
Человек наряжен в аватары, его представители всюду,
но сам он нигде не нужен.
Кроме Бога, а Бог — в опале...

В каждом доме свои пароли...

В каждом доме свои пароли,
в каждом цирке свои репризы.
Он идёт, как святой Иероним
сквозь судьбы не своей капризы.

Ветром рыщет его дыхание —
ищет правду путей Ноя.
Я иду по следам алкания:
все дороги мои — внове.

Сказка вровень с моим словом,
тайна — правда моих песен.
Но найду ль, что скзать вдовам,
для которых и вдох тесен?..

Спасется ли дурак? 

Спасется ли дурак? 
Возможно. Раньше умного,
ведь ум людской — пустяк,
ужимка старца шумного.

Всяк, кто умён, теперь
спастись и не надеется,
хоть приоткрыта дверь,
но умному не верится.

Обычай — давний враг,
цепляется за прошлое.
Во снах царит чудак,
что ищет в зле хорошее...

У входа к выходу

Глаза — как лужицы, а были — как озёра...
Нательный крестик над могилой вырос —
другой погиб, а общий крест — на вынос.

Летим и падаем — у каждого своё,
дороги сходятся поплакать и толпятся
у входа к выходу.

Забыть пути хотят, кто их не знал,
а знавшие в тревоге идут пока,
куда и прежде шли...

Паучок

Умер в душе
паучок —
тот, что мягкость плетёт кружевную.
Прядива нет,
говорю и хожу напрямую.

Солнечный луч
так же прям, так же прост и прозрачен:
не говори, что родившийся в правду —
невзрачен...

Народ — чудак...

Народ не спит — по-богатырски дремлет,
пока настанет время молча ждёт.
Но в этой дрёме он помалу крепнет,
хоть думой сонной, сказочной живёт.

Народ — чудак, ему недаром снится
беда, что за добычей приползла:
он на беду, как на змею не злится,
лишь песней заслоняется от зла.

Далёкий лес шумит ему навстречу,
нашёптывая правды словеса.
В его глазах уже стоит Предтеча,
ведь жизни многих лягут на веса...

День тьмы и мрака — сумрачно от флагов...

День тьмы и мрака — сумрачно от флагов:
никто не знает будет ли исход.
Не станет слов, хоть будет много знаков,
и судьбы поплывут потоком вод.
Застывши, вопля тень окаменеет
и памятником станет — до поры,
когда зарёю небо заалеет,
и Вечный скажет: птицы прощены.
Как новый вдох, очнётся мудрость правды,
и каждый вспомнит то, что позабыл,
простёршись явным солнечным ландшафтом
навстречу тайнам освещённых крыл.

Мой русский мир, мой русский дом...

Мой русский мир, мой русский дом
хранит меня и всех, кто в нём.
Мой русский сад, цвети вовек,
чтоб во Христе цвёл человек.
Мой русский дом, мой русский сад
тебе служить всяк русский рад.
Здесь от зари и до зари
рождались боги — не цари.
Где русский вдох, и выдох там,
идём за Русью по пятам.
Идём за светом для побед,
без страха входим в море бед:
а вдруг расступится оно,
и мир падет на Божье дно.

Кто тебя обессилил, Россия?

Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.
Н.Зиновьев

Кто тебя обессилил, Россия?
Кто тебя обесценил — не мы ли?
Кто тебя воскресит? Может, Бог —
люди врут, подгоняя итог

под ответы о правде свои.
Но кричат от любви воробьи
к той земле, что Россией звалась
и на небо теперь собралась.

Сеем силу, и мужество всходит —
вновь Христос по земле русской бродит...

Вонмем!

Мне хочется, чтоб родилась Россия
в тех душах, что забылись без неё,
чтоб кончилась вранья анестезия
и разлетелось кривды вороньё.

Мечте не сбыться, видимо — я знаю
как холод уст убийственен для глаз.
Зло врущие во лжи подозревают
и падают в слепой души экстаз.

Порочный круг замкнётся слишком скоро —
никто не сможет удержать поток,
швыряя небу яблоко раздора
и рыща пальцами, чтобы взвести курок...

Война

Все неправы или же все правы?
Нет, не так спросить у Бога надо.
Кто нарушил Божьи переправы?
Кто увёл из дома Божье стадо?

Мы вопим: «Будь проклята война!», 
да она и так, конечно, проклята. 
Продана страна, совесть сожжена,
и реальность клеветами вогнута.

Вытаращив глаз, горбимся виной,
и другой зажмурен, кривды ради.
Господи, прости — будь для нас стеной:
враг внутри и спереди, и сзади...

Куда мне с этой скомканной душой?

Куда мне с этой скомканной душой?
В какую даль — когда все выси выше
усталых слов? Искать в путях покой,
чтоб странный голос был другим услышан?

Я — для кого? Кому затихший стон
покажется небесным тихим зовом?
Не сохраниться вытесненной вон,
не защититься дружеским покровом.

Обычай знает суету веков,
а я стихаю, странными стихами
шурша, как ворохом цветов,
и тайнами машу, как лоскутами.

Грач — силач

Грач — силач:
в сраженьи с ветром
силе бури дал отпор,
принял грудью
всё, что вторглось
шумно в города простор.

Грач — силач!
Откуда сила?
Грач! А смелость — не грача,
смелость — как у силача.

Арки

Цветаевой

Арки, арки  — она б хотела 
видеть арки на входах в дружбы.
Выше вход — далеки пределы,
не слышна суета досужих.

Из-под арки взлетать — не ползать:
царский шаг — где гиенский хохот.
Проскочить злополучий оползень,
обретя стихотворность вздоха.

Арка — друга рука и сердце,
что глядит небесами в душу.
Торжеством равнодушных терций
будет вынесен враг наружу.

Пойманная птица

Пойманная птица, зачем тебе не летится?
Теперь тебе негде ютиться — крыльями не сбежать.
Небо в тебе струится, но ты не к нему стремишься,
пойманная птица — попробуй полёт стяжать!

Когда темно ...

Когда темно 
и ничего не видно 
глазам,
я верю лишь слезам
души —
у совести прошу совета,
ищу ответы.

И свет в моём окне
всё тот же,
что и свет в глазах 
другого...

Гляжу в разбитое окно чужой души...

Гляжу в разбитое окно чужой души —
ищу её бессмертный духа стержень.
Не задохнулась бы! Конфликт не разрешим
пока злодей, окно разбивший, не повержен.

Снята с петель Христова дверь — ветра и стоны
родят ли зов? Бессмертие уходит.
Не расцветут засохшие бутоны 
небесных роз — им места нет в природе.

Вещей порыв — не вещий сон, кошмар и ужас
застыли в бликах нерешённых наваждений...

Ветры дуют в головах людских...

Ветры дуют в головах людских,
слушать их — заботиться о слухах.
Слёз не ищут на глазах сухих,
мёртвым плакать не хватает духа.

Тайный жребий всем готовит путь —
вечные взыскуют радость Бога,
но придётся горечи хлебнуть
на беспутных ветренных дорогах.

Слово равнодушно к сквознякам,
пробуждая спящую природу.
Маячки маячат маякам —
«Мы верны в любую непогоду!».