Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Истиной никто не владеет единолично. К истине можно лишь приобщиться.
Идущий верным путём, как только встанет на него, найдёт своих исторических попутчиков.
Всё настоящее — действует. Дары у каждого свои, и люди действуют, исходя из даров. А ряженые — имитируют действие, чтобы скрыть свою ненастоящесть. Ряженые всегда намереваются торчать напоказ.
Слово Божье надо понимать богом в себе, а не его отсутствием. Все наши беды оттого, что не хватает в сердце Бога для верного толкования святых слов, зато хватает самомнения для надмевания над другими.
Отсутствие Бога в сердце — повод искать Его, а не умничать. Благословенное отсутствие — это жажда Бога, которая суть — потребность в Присутствии Бога, потребность быть в Боге.
Важно не путать чистоту абсолютную и чистоту момента. В моменте постижения истины быть чистым легко, потому что истина захватывает целиком. В любви нет страха именно поэтому. Абсолютная чистота даже святым недоступна, а относительная — доступна каждому человеку, если он сумеет полюбить истину и удерживаться в этой любви какое-то время. Святые — это не безгрешные люди, а умеющие удерживать себя в любви к истине длительное время, настолько длительное, что почти всегда.
Личности встречаются друг с другом в Луче, потому они должны искать место Луча друг в друге, траекторию Луча, и это место характеризуется тем, что в нём есть место для Другого. Более того, оно и появляется во мне для Другого, чтобы Встреча стала возможной.
Человек — это мечта, к которой идут все люди (если они люди, пока они люди...).
Зрелость проверяется любовью. Это и есть Страшный Суд. Зрелая личность — любит: потому что имеет в себе любовь.
Падать можно по-разному, и стоять можно по-разному. Ни то, ни другое само по себе ни о чём не говорит.
Богу от нас ничего не нужно, кроме того, чтобы мы были.
Я говорю с тобой,
и слова мои, как осенние листья,
падают к моим ногам.
Осень.
Неужели зима уже так близко?
Птицами пусть улетают мысли
в тёплые края сердечности.
Не хочу привыкать к опавшим
розам моих надежд...
Ни тебя — у меня, ни себя — у меня,
раз от нас остаётся в нас только броня.
Ни тебе, ни себе — никому, ничего;
не найти на путях нам добра ничьего.
Оголтелая тьма выпускает шипы
и, как кошка, дерёт каждый оттиск стопы.
Даже тень не видна — небо в полночь без звёзд.
Может милость швырнёт в нашу страсть Алконост?
Ни меня — у тебя, ни тебя — у меня,
раз от нас остаётся в нас только броня.
Нам и ночь нестрашна, раз все птицы в пике —
устоять суждено лишь в ничейной строке.
Я с вороной была любезна,
и она над несносной бездной
вознесла мой небесный слух,
что, казалось, уже был глух
к нежным песням моей надежды.
Я в вороньих спешу одеждах
к светам райским своей души
по следам, где слова прошли.
Поле жизни сужается — едва заметно,
жизнь стремится навстречу времени безответно.
Я не верю чужим путям, и к своим всё строже.
Кот души, а не пёс у многих сидит на страже.
Если верить мгновениям, жизнь — ещё под кожей,
но выходит наружу она всё осторожней.
Старость мира и юность бога
приглашают в мой дом тревогу.
Прилагаю усилие света,
чтобы вновь отыскать аскета:
посреди кровожадных толп
воздвигаю небесный столп.
У меня было три яблока — не знаю откуда.
Из них удалось мне отдать целых пять,
и стало их десять.
Но шестое решила присвоить себе, чтобы съесть,
и пропали одиннадцать.
Что за яблоки это были?