Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Мир всегда таков, каким его делают люди. А создают они мир устремлениями своих сердец. Куда стремимся, там и оказываемся.
Есть информация, которая как мусор засоряет мозги своей бесполезностью. Приняв в себя ненужное, человек отнимает место в голове у важного и крайне необходимого.
Человека создаёт система координат, в которой он движется, и вектор его движения (направление).
Молчание — это полнота Слова (всех слов), как белый свет — полнота Цвета-Света (всех цветов).
Кому Бог не нужен, кому довольно себя самого, к тому Бог и не приходит.
Любовь — это не я, не моё. Любовь — это Божье и для Бога: в себе ли, в другом ли. Любовь всегда течёт от Бога к Богу, она всегда в Боге, и человек делается посланником Бога, когда впускает в себя эту благодатную реку, не препятствуя ей течь в согласии с волей Всевышнего, не навязывая ей своей маленькой корыстной воли.
Дальтоники не различают цвета, но это не значит, что тот, кто различает — великий маг. Это верно и относительно духовных «дальтоников».
Прелесть — это подчинение жизни ложным мнениям и представлениям.
Мы находим доказательства тому, что хотим доказать.
Человек — это тот, кто реализует невозможное и так (только так!) становится собой. Если он дерзит мирозданию, хамит и грубит Творцу и Его творению — это результат остывания его дерзания, его желания стать невозможно прекрасным, каким его задумал Бог. Человек становится ужасным, когда перестаёт стремиться к прекрасному, идеальному, невозможному, которое создаёт его человечность, растущую из Бога в Бога.
От неприкаянности, от неуместности своей, от беспомощности во время ужаса куда бежать?
Настигнет ужас, и что?
В бессилии, как героиня Платонова, думать о своём застывающем в смерти лице: сомкнут ли рот?
Смерть безобразит, казнит красоту — уродует, в этом её преступление. Боль болит отлучением от красоты. Страх устрашает погружением в отсутствие красоты. Замирание длится как попытка не видеть ужасное, которое невозможно выдержать...
Выхожу навстречу другому — как на митинг протеста:
выходить за пределы забора нельзя, на встречи — запрет.
И себя нести к другому — почти неприлично:
если увидят, что ты в себе — уволят.
Где же быть человеку, где стоять ему дозволено?
В социально-корпоративном пространстве,
только не лично.
Человек наряжен в аватары, его представители всюду,
но сам он нигде не нужен.
Кроме Бога, а Бог — в опале...
День тьмы и мрака — сумрачно от флагов:
никто не знает будет ли исход.
Не станет слов, хоть будет много знаков,
и судьбы поплывут потоком вод.
Застывши, вопля тень окаменеет
и памятником станет — до поры,
когда зарёю небо заалеет,
и Вечный скажет: птицы прощены.
Как новый вдох, очнётся мудрость правды,
и каждый вспомнит то, что позабыл,
простёршись явным солнечным ландшафтом
навстречу тайнам освещённых крыл.
Мой русский мир, мой русский дом
хранит меня и всех, кто в нём.
Мой русский сад, цвети вовек,
чтоб во Христе цвёл человек.
Мой русский дом, мой русский сад
тебе служить всяк русский рад.
Здесь от зари и до зари
рождались боги — не цари.
Где русский вдох, и выдох там,
идём за Русью по пятам.
Идём за светом для побед,
без страха входим в море бед:
а вдруг расступится оно,
и мир падет на Божье дно.
Мы плетём не саван, а покров
из священных и бессмертных слов.
Кто сумеет развернуть поток,
отдалив последних снов глоток?
Духом стоек тот, кто пил нектар
и по вере принял Бога дар.
Пойманная птица, зачем тебе не летится?
Теперь тебе негде ютиться — крыльями не сбежать.
Небо в тебе струится, но ты не к нему стремишься,
пойманная птица — попробуй полёт стяжать!