Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Не скромничай чрезмерно — это нескромно.
Ложное «мы», в которое я верю, создаёт моё ложное «я».
Контекст важнее текста, потому что один и тот же текст в разных контекстах означает разное и, порой, противоположное. Один и тот же текст в одном случае может быть — истиной, а в другом контексте — ложью.
Без нас истина в мире не сохранится, хранить её — это не вообще как-то абстрактно хранить (в памяти, например), а весьма конкретно, удерживая её в себе, находясь в реальном потоке времени и событий, удерживая её в процессе преодоления вызовов времени — только так истину и можно хранить.
Надо искать правду, возвышающую человека, а не принижающую. Подлинная правда возвышает.
Поющее сердце — высшая правда человека.
Быть может, главная из забытых, трудно постигаемых сегодня тайн заключается в понимании того, что в нашем человеческом мире Бог нуждается в нашей защите — от нас! Бог защищает нас, но защищаем ли мы Его? И если защищаем, то правильно ли? Ведь чтобы Он оставался с нами, в обществе людей, надо Ему помогать укрепляться в мире людей, а не просто пользоваться Им, как своим предметом.
Личность — это точка стояния человека в Боге, а не в человеке.
Глядеть друг на друга вечными глазами — это и есть вечность.
В человеке есть дыра размером с Бога, — заметил Сартр. Но вот что интересно, дыра эта затыкается другим человеком, когда происходит Встреча, когда рождается любовь между людьми. Можно предположить, что смысл брака — в кормлении друг друга Богом, в явлении друг другу Бога, в явлении друг друга богом .
Не всякий христианин знает про себя, что он христианин, но всякого христианина знает Христос.
Я говорю с тобой,
и слова мои, как осенние листья,
падают к моим ногам.
Осень.
Неужели зима уже так близко?
Птицами пусть улетают мысли
в тёплые края сердечности.
Не хочу привыкать к опавшим
розам моих надежд...
Ни тебя — у меня, ни себя — у меня,
раз от нас остаётся в нас только броня.
Ни тебе, ни себе — никому, ничего;
не найти на путях нам добра ничьего.
Оголтелая тьма выпускает шипы
и, как кошка, дерёт каждый оттиск стопы.
Даже тень не видна — небо в полночь без звёзд.
Может милость швырнёт в нашу страсть Алконост?
Ни меня — у тебя, ни тебя — у меня,
раз от нас остаётся в нас только броня.
Нам и ночь нестрашна, раз все птицы в пике —
устоять суждено лишь в ничейной строке.
Я с вороной была любезна,
и она над несносной бездной
вознесла мой небесный слух,
что, казалось, уже был глух
к нежным песням моей надежды.
Я в вороньих спешу одеждах
к светам райским своей души
по следам, где слова прошли.
Поле жизни сужается — едва заметно,
жизнь стремится навстречу времени безответно.
Я не верю чужим путям, и к своим всё строже.
Кот души, а не пёс у многих сидит на страже.
Если верить мгновениям, жизнь — ещё под кожей,
но выходит наружу она всё осторожней.
Старость мира и юность бога
приглашают в мой дом тревогу.
Прилагаю усилие света,
чтобы вновь отыскать аскета:
посреди кровожадных толп
воздвигаю небесный столп.
У меня было три яблока — не знаю откуда.
Из них удалось мне отдать целых пять,
и стало их десять.
Но шестое решила присвоить себе, чтобы съесть,
и пропали одиннадцать.
Что за яблоки это были?