Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Не человек овладевает знанием. Знание овладевает человеком. Оно прорастает в него, и человек растёт в знании, когда оно прорастает в нём.
Мысль — не то, что я думаю, а то, что посещает меня. Мысль — гостья, она приходит пообщаться, поговорить о своём насущном. Кто окажет ей надлежащий приём и уделит своё внимание, к тому она будет приходить часто, а может даже поселится в его доме. Но она всегда свободна уйти — об этом стоит помнить и не приписывать себе её заслуг.
Плоская, лишённая смыслового объёма мысль никогда не бывает по-настоящему верной, истинной. Плоскость чуждается высокого и глубокого — не может вместить.
Тот, кто личную корысть ставит выше общей пользы, оказывается не только преступником и предателем, но и проигравшим.
Покушаться на достоинство другого человека — не достойно человека.
Мыслящий мыслит всегда, как молящийся всегда молится (дышащий всегда дышит).
Всякий, кто думает о себе как о важной персоне, ошибается. Важная персона в каждом из нас — Христос, который один и во мне, и в другом.
Православие — не трон, а крест.
Г. Сковороде повезло, он мог уверенно говорить: «Мір ловил меня и не поймал». Нынешних гениев, особенно после смерти, мір ловит копирайтом. И вылавливает...
В человеке остаётся действующим только то, что в нём работает, чем он пользуется в своей жизни, что в нём актуализировано. Не действующее — т.е. ненужное — отваливается: хвост это, совесть или душа в данном случае неважно (принцип экономии энергии срабатывает).
…Типологически он, конечно, инкарнация Некрасова: демонстративно непоэтичный, а то и антипоэтичный, но при этом пронзительно сентиментальный, напевный, вспыльчивый и расчетливый, сильно пьющий, умеющий вести журнальные дела и неизбежно проигрывающий в тонкой схватке с цензурой и начальством. Потому что он умеет играть и выигрывать, а на него в какой-то момент просто наступают, и все...
…А между тем благая весть — всегда в разгар триумфа ада, и это только так и есть, и только так всегда и надо! Когда, казалось, нам велят — а может, сами захотели, — спускаться глубже, глубже в ад по лестнице Страстной недели: все силы тьмы сошлись на смотр, стесняться некого — а че там; бежал Фома, отрекся Петр, Иуда занят пересчетом, — но в мир бесцельного труда и опротивевшего блуда вступает чудо лишь тогда, когда уже никак без чуда...