Рассвет, полдень, закат и сумерки - сильная картина последнего периода, написанная Сальвадором Дали для грандиозной персональной выставки, проходившей в Центре Жоржа Помпиду в Париже с 18 декабря 1979 по 14 апреля 1980 и ставшей, во-первых, полным триумфом Дали, а во-вторых - своеобразным "подведением итогов" 60 лет творческой жизни.
Именно так следует воспринимать парижскую выставку: "Весь Дали в одном флаконе", и поэтому появление в экспозиции картины "Рассвет, полдень, закат и сумерки", где единственным персонажем является женщина, "позаимствованная" Сальвадором Дали с картины "Анжелюс" Жана Франсуа Милле, является совсем не случайным.
"Анжелюс" - одна из самых прочных навязчивых идей Сальвадора Дали, к которой в своих собственных работах он возвращался около 60 раз - и потому мы обязательно поговорим об этом подробнее. Но для начала расскажем о самой картине "Рассвет, полдень, закат и сумерки".
"Рассвет, полдень, закат и сумерки" - крупная вещь: 122 Х 246 см, масло, фанера. Причем, что интересно, не всегда можно сказать, что Сальвадор Дали "написал" эту картину, потому что зачастую в ходе работы над ней кисть не использовалась вовсе: краски разных цветов попросту выдавливались из тюбиков на фанерную основу, создавая "точечную" поверхность, которая сразу вызывает в памяти работы пуантилистов.
С импрессионизма и пуантилизма начинались первые живописные опыты Дали, зачастую весьма удачные - как, например, "Улыбающаяся Венера", которой мы уже могли полюбоваться в зале "Рыбные Лавки".
В некоторых участках яркость, интенсивность и плотность этих точек настолько велика, что рябит в глазах - а это, в свою очередь, вызывает ощущение напряжения и тревоги. В других участках, напротив, точечные касания краски становятся реже - и глаз подсознательно тянетя к ним, чтобы слегка отдохнуть.
Этот намеренно созданный контараст ощущений призван подчеркнуть смену времен дня, указание на которую присутствует в названии картины. Дали, подобно некоторым художникам-баталистам, изображавшим на одном полотне весь ход битвы (Мейссонье, Фортунь, Альтдорфер), тоже показывает нам в одном пространстве сразу несколько последовательно сменяющих одна другую фаз дня - и один и тот же женский персонаж, повторенный пятикратно в разные моменты времени, лишь усиливает это впечатление.
Женский персонаж, как мы уже сказали, взят с картины Жана-Франсуа Милле "Анжелюс" ("Вечерняя молитва"), оказавшей сильнейшее влияние на творчество Сальвадора Дали - настолько существенное, что мы просто обязаны рассказать об этом подробнее.
"Анжелюс" - в общем, ничем особенным не выдающаяся картина - кроме, разумеется, живописного мастерства Милле, благодаря которому эта вещь в свое время попала в Лувр. Сюжет картины незатейлив, как помыслы барбизонского крестьянина. Вечер, 18-00, колокола церквушки, расположенной неподалеку (мы видим у горизонта колококльню) начинают звонить к "Анжелюсу" - шестичасовой вечерней молитве.
Селяне, занимающися уборкой урожая (картошки), будучи, как водится, людьми глубоко набожными, прекращают уборку урожая и молятся прямо в поле, на пашне. Вечерний золотистый свет мягко окутывает их застывшие в религиозной истовости фигуры - одним словом, почти пастораль. Картина довольно банальна - однако написана действительно замечательно. Не будем, к тому же, забывать - от Милле всего лишь полтора прыжка до импрессионистов.
Возможно, по причине своей квазирелигиозности "Анжелюс" Милле был в свое время необычайно популярен, и репродукции этой картины украшали едва ли не каждый дом.
Для Сальвадора Дали "отношения" с "Анжелюсом" начались еще в школе, когда тосковавший на занятиях ребенок часами во время уроков наблюдал репродукцию этой картины - но испытывал при этом совсем не те чувства, которые картина призвана была вызывать. Ни умиления, ни умиротворения, ни набожности - нет!
По словам самого Дали, эта картина вызывала в нем беспричинный страх, настолько сильный, что это видение двух неподвижных силуэтов преследовало его в течение долгих лет. В 1929-ом картина на время исчезла из его памяти, но вскоре Дали нашел другую репродукцию - и детские страхи возобновились. Ощущения были настолько сильными, что он начал фиксировать псхихологические процессы, которые проихсодили в нем при виде "Анжелюса", затем используя эти записи при работе над своими полотнами или поэмами.
"Имперский монумент Женщине-ребенку", Анжелюс Гала", "Архитектонический Анжелюс Милле" - вот лишь некоторые из работ того периода, которые так или иначе связаны с настоящей одержимостью Дали картиной Милле.
В конце концов, эта одержимость "бредовым образом двух неподвижных силуэтов" привела к тому, что Сальвадор Дали сочинил целое эссе под названием: "Параноидно-критическое толкование маниакального образа "Анжелюса" Милле. Эссе должно было увидеть свет в 1933, однако по ряду причин этого не случилось. В 1940, когда немцы захватили Францию, а Дали отсиживались в Аркашоне, готовясь совершить бегство в США, рукопись в спешке была утеряна и вновь обнаружена лишь в начале 60-хх.
Эссе, практически без изменений, было издано в 1963, получив название "Трагический миф "Анжелюса" Милле. Параноидно-критическое толкование".
В эссе Дали пытается докопаться до причины удивительного воздействия, которое всегда оказывала на него эта, в общем-то, обычная картина, и закономерно приходит к выводу, что причина эта сокрыта не во внешнем, а во внутреннем содержании картины - то есть в том, что картина скрывает.
Дали, будучи завзятым фрейдистом, трактует смысл "Анжелюса" с точки зрения так называемого "эдипова комплекса", когда мальчик-сын одновременно вожделеет и боится своей матери, а отца воспринимает как соперника. Дали обращает нимание на то, что мужчина меньше и легче женщины, вид у него пристыженный, а шляпа расположена именно так, чтобы скрыть эрекцию!
Вилы, воткнутые в землю, прямо указывают на совокупление, а тачка - безусловный символ "неуверенной", связанной с постоянными страхами сексуальности. И вообще, мужчина в большей степени похож не на мужа, а на сына, вожделеющего свою мать!
Позже, прочтя книгу "жзинь насекомых", Дали был буквально поражен тем, насколько поза женщины, сложившей в молитве руки, напоминает позу самки богомола, готовой к атаке! А самка богомола известна тем, что пожирает своего самца не только после совокупления, но иногда даже во время его!
Дальнейший логический переход увязывающего картину "Анжелюс" со своей биографией Дали закономерен и в то же время ужасен: он обвиняет свою покойную мать в том, что она сексуально терроризировала его, сосала и заглатывала его пеннис, когда он был совсем ребенком - допуская, впрочем, что воспоминания эти могут оказаться не совсем истинными. О, Дали - в приверженности своему параноико-критическому методу он не знал границ!
Впрочем, проверить истинность его утверждений, равно как и верность предложенной им трактовки картины Милле "Анжелюс" невозможно. Но сейчас мы подходим к самому поразительному - к тому, что действительно скрывала картина Милле!
Связь "Анжелюса" с биографией Сальвадора Дали
Поскольку некая смутная внутренняя тревога, связанная с этой картиной, продолжала беспокоить Дали, оставаясь его навязчивой идеей, в начале 60-хх он предпринял неожиданный ход: попросил власти Лувра сделать рентгенографию картины Милле. Лувр пошел художнику навстречу и соответствующее исследование было проведено.
Выяснился поразительный факт: оказывается, Милле изначально изобразил вовсе не сцену вечерней молитвы, призванной воздать хвалу Всевышнему за урожай - но сцену похорон похорон младенца, которого явно не успели окрестить и для которого, таким образом, не нашлось места на кладбище. Вместо корзины с картошкой вначале был изображен небольшой гробик, однако впоследствии, желая сделать сюжет более позитивным, Милле написал поверх него корзину с картошкой, все остальное оставив, как есть.
И ведь никто не заметил этой подмены! Все восторгались чувством набожности, умиротворенности и покоя, которое вызывала у них эта картина - и лишь один человек на свете, каталонец по имени Сальвадор Дали заподозрил в картине подвох! Лишь один Дали был уверен, что с "Анжелюсом", не всё гладко - и уверенность эта впоследствии была подтверждена рентенографией полотна. Точно также подтвердилась поразительная глубинная связь истинного сюжета "Анжелюса" с биографией самого Дали.
Дело в том, что Сальвадор Дали не был первым ребенком у своих родителей. До него в семье уже успел родиться мальчик, егео брат, тоже нареченный Сальвадором - который прожил всего 22 месяца и умер в результате острой кишечной инфекции. Вот тогда родители, пребывая в состоянии глубочайшего горя от утраты первенца, и решили возместить её рождением нового ребенка.
В пользу этой версии свидетельствует простой, но убедительный факт, если мы сопоставим дату смерти первого Сальвадора и дату, когда был зачат "второй" (всем нам хорошо известный), то увидим, что между этими датами всего десять дней разницы.
Так что, если бы не смерть "первого" Сальвадора, то будущий гений сюрреализма, скорее всего, никогда не появился бы на свет - и мир, таким образом, лишился бы сотен бессмертных шедевров!
Однако для самого Дали в этой ситуации изначально была заложена глубокая психологичкеская травма. Во-первых, он не ощущал себя самостоятельной и полноценной человеческой единицей - но всего лишь копией своего умершего брата.
Опять же, брат его оставил этот мир в совершенно ангельском возрасте, не успев еще проявить дурных качеств всякой человеческой натуры - а он, второй Сальвадор, продолжал жить, подрастал, устраивал шалости, обзаводился грешками - и тем самым должен был неизбежно выглядеть в глазах родителей хуже того, первого Сальвадора, который так и остался для них ангелом.
Дали осознавал, что родители любят его как отражение, как бледную и не очень удачную копию того, первого Сальвадора - но он-то был другим! И, чтобы заставить родителей понять, что он другой, он не копия, он сам по себе - он позволял себе достаточно эксцентричные выходки, которые очень живо описывает в своей "Тайной жизни"....
Все для того, чтобы заявить о себе, как о полноценном самостоятельном человечке. Не исключено, впрочем, что проблема эта была придумана болезненно чутким мальчиком - однако он накрепко убедил себя, что она существует, и эта глубокая уверенность действительно травмировала его на всю жизнь.
Впоследствии, во взрослом возрасте, проблема приняла несколько иные формы: Дали, который был абсолютно убежден в изначальной предначертанности своего появления на свет, в то же время не мог не осознавать, что, сложись обстоятельства иначе, останься первый Сальвадор жив - его вовсе могло бы и не быть.
Что же, теперь мы видим, что в предчувствиях своих относительно истинного значения картины "Анжелюс" Дали оказался совершенно прав, и понимаем, насколько близко тема умершего младенца связана с биографией самого Сальвадора Дали. А зная это, мы вполне в состоянии понять, почему так часто в своих собственных картинах Дали возвращался к персонажам "Анжелюса".
Творчество - это всегда акт самотерапии, и, как видим, к таким "сеансам самолечения", призванным помочь художнику обрести свое собственное "я" и перестать, наконец, ощущать себя всего лишь копией покойного брата, Дали прибегал на протяжении всей своей жизни, так, кажется, до конца эту проблему и не решив.
Оставить комментарий