О том, почему нельзя любить Бога, не любя ближнего

Кто говорит, что любит Бога, а ближнего своего ненавидит, тот лжец (1 Ин. 4:20). Любить Бога, не любя ближнего — невозможно. Это религиозная аксиома, известная каждому христианину. Путь к Богу проходит через сердце ближнего. Причем, если ты любишь по-настоящему хотя бы одного человека, ты способен любить весь мир. Таково наше онтологическое свойство, открытое нам Самим Творцом.

Видимо, секрет заключается в том, что после грехопадения в центре человеческой личности поселилась самость его — сосредоточенность только на себе. «Я» оказалось в центре внутреннего мира человека — статичное и, в принципе, пустое, если не наполнять его устремлением к чему-либо и любовью.

С тех пор, видимо, люди и делятся на «пустых» (ни на что не направленных, ничем не интересующихся, кроме земных нужд — т.е. недостаточно развитых), устремленных на более мелкие — душевные вещи (одержимых теми или иными страстями, интересами) и духовных, жаждущих любви в самом высоком понимании этого слова — жаждущих Бога и правды Его.

Судя по всему, сместить это самое «Я» (псевдо «Я» на самом-то деле) нельзя никаким иным способом, кроме как вытеснением его чем-либо иным, более ценным — замещением.

Человек существует в устремлении. Сам Христос, Бог Слово, существует в устремлении к Отцу: «В начале было Слово, и Слово было к Богу, и Слово было Бог*» (Ин. 1:1). Движение к Отцу — важнейшее свойство Христа, являющегося нашим Первообразом. Человек — живая икона Христа (здесь уместно об этом вспомнить).

Знала я одного монаха, который сохранял более здравую душевность, чем некоторые другие, благодаря своей любви.... к рок-музыке. Эта любовь помогала ему не быть всецело зацикленным на своей самости. Встречаются в монастырях и другие, отбросившие все мирское, но не пережившие ни увлечения, ни настоящей любви хоть к чему-либо. Такие чаще всего превращаются в нетерпимых и черствых ригористов — бессердечных «аскетов-людоедов» (термин диак. Андрея Кураева). Слава Богу, есть и третьи, чьи сердца живы, ибо умеют любить — они-то и есть истинные монахи. Но таких, к сожалению, очень мало. Это их девство — оплот мира, ибо они вслед за Христом преображают в себе естество человека. Их любовь выше человеческой — они любят Бога.

Прп. Иоанн Лествичник писал, что для ухода в монастырь существуют только три истинные причины: любовь к Богу (высшая степень любви, сопровождающаяся самозабвением и самоотречением), ради Царствия Небесного ( кстати, я долго не видела разницы между первой и второй причиной, теперь же думаю, что вторая — это последняя степень уже чистого, но еще корыстного отношения, жажда истинных благ — плодов Богообщения) и по причине множества грехов (то есть человек настолько обременен и скован грехами, что просто не жизнеспособен и требует срочной «реанимации»).

Помнится мне история из Житий о том, как старец не благословил на монашество юношу, который страстно желал этого. Прозорливый старец посоветовал юноше жениться, ибо тот не умел любить. Или вот другая, аналогичная история:

Один искатель пришел к старцу и сказал:
— Я хочу найти путь к Богу. Помоги мне!
Тот внимательно посмотрел на него и спросил:
— Скажи мне сначала, любил ли ты кого-нибудь?
Гость ответил:
— Я не интересуюсь мирскими делами, любовью и прочим. Я хочу прийти к Богу!
— Подумай еще раз, пожалуйста, любил ли ты в своей жизни женщину, ребенка или хотя бы кого-нибудь?
— Я ведь уже сказал тебе, что я не обычный мирянин. Я — человек, желающий познать Бога. Все остальное меня не интересует.
Глаза старца наполнились глубокой грустью, и он ответил искателю:
— Тогда это невозможно. Сначала тебе следует познать, как это — действительно, по-настоящему любить кого-нибудь. Это и будет первая ступенька к Богу. Ты спрашиваешь меня про последнюю ступеньку, а сам еще не ступил на первую.

Супружество — прекрасная школа любви. Сама природа помогает человеку выйти за пределы себя ради познания другого. Но это вовсе не означает, что все происходит само собой.

Чтобы любовь в браке расцвела пышным неувядаемым цветом, супруги должны стремиться к ней, стремиться друг ко другу, к преодолению себя, своей самости (мелких пристрастий себе в угоду, сладострастия, потакания природным плотским влечениям).

Таким образом в супружестве преодолевается душевность падшей природы и взращивается иная — более возвышенная — одухотворенная душевность-духовность. Супруги должны научиться ценить свое единство более, чем самих себя. Усилием воли они должны вытеснить из сердца своего самость, загнать ее в самый дальний уголок своей души, а на пьедестал вознести любовь. Я плюс Я должно родить МЫ, в котором неслитно, но и нераздельно соединяются две души в некое единое целое.

Партнера (по совместному труду, по сексу, по добыче или производству чего-либо....) можно сменить на любого другого, быть может более привлекательного, более умелого, более выгодного.... Но как и кем можно заменить того, кто стал частью тебя, быть может даже самой жизненно важной?

Крайне редко кому удается достичь в браке такого состояния любви друг ко другу, а ведь это не так сложно, как кажется. Каждый, кто возжелает полюбить так, по-настоящему, сможет сохранить свою любовь и даже развить ее, если вооружится заповедями Христовыми.

Но, увы, большинство предпочитает холить и лелеять свое псевдо сокровище — самость даже в браке. А потому и не достигают душевно-духовных глубин, которые могут стать дарами супружества.

Тем более сложно человеку, решившему стать монахом, но не умеющему любить. В центре его личности — САМОСТЬ. Этот страшный дракон всегда норовит прикинуться каким-либо духовным талантом, чтобы не быть обнаруженным. И чем больше рвения проявляет такой псевдо подвижник в духовных подвигах, тем большим монстром становится, ибо самость его остается сидеть на троне и растет, регулярно получая пищу. Нерадение в данном случае много безопаснее, ибо может послужить причиной к смирению. Правда, горе-подвижник рискует превратиться в седалище страстей и пороков. Но даже в таком случае он может спастись покаянием и смирением, знанием немощей своих, в отличие от самовлюбленного фарисея.

По той же причине крайне опасна праздность. Человек, который что-либо любит, к чему-либо устремлен, всегда чем-то занят. Его влечет любовь его сердца, он забывает себя в труде, выходит из состояния самолюбования, увлекшись. И вот почему опасно нерадение: ведь оно возможно только у того, чье сердце не горит делом, которое он исполняет.

Человек с горячим сердцем воспламеняет все своим прикосновением, если не самость на пьедестале его, а любовь к делу, которое он исполняет. А если в сердце его живет еще и любовь к тем, для кого он трудится, то самость ютится в самом дальнем уголке его сердца. И постепенно, обессилев, ибо не имеет пищи, она умирает с голоду.

А что же происходит с тем, кто занят чем-либо, но в сердце его на троне восседает самость? О, этот жадный зверь не позволит ему увлечься ничем по-настоящему, до самозабвения, до самопожертвования. Самость все будет обращать на себя, все приписывать себе, ибо причину и цель всего видит только в себе.

Пока в человеке на троне самость, пока он не вытеснил ее любовью, он не сможет никого полюбить: ни человека, ни, тем более, Бога. Он и себя-то полюбить по-настоящему не сможет, ибо истинное — духовное Я человека должно еще родиться. А пока жива псевдо личность, истинной личности просто нет, значит и любить по-настоящему некому. Любовь — дар Божий, который может воспринять только истинная личность.

Вот еще почему главное таинство христиан — Благодарение (Евхаристия). Быть благодарным — это свойство истинной личности. Псевдо «Я» умеет только требовать, предъявлять претензии, высказывать свое недовольство. Глубокая благодарность рождается только в любящем сердце — любящем по-настоящему.

И уж родившись, истинное «Я» поет славу Творцу, даровавшему такое счастье — любовь. Любящее сердце всегда радуется и всегда благодарит Бога и ближних даже за самую малость. Любящее сердце всегда жаждет простить, ибо не любить оно не может.
Грех против любви, то есть действия ближних в интересах самости, в поддержку псевдо «Я», причиняет такому человеку боль, ибо любовь — норма для него, ибо он реально един со всеми во Христе...

Тема будет исчерпана, если мы, вспомнив об истинных причинах к монашеству, определенных прп. Иоанном Лествичником, задумаемся о судьбе монаха, приведенного в монастырь множеством грехов. Он ведь тоже, если исходить из определения, призывается к монашеству, но предположить в нем умение любить весьма сложно. Такой монах, видимо, спасается смирением. Он не может стать аскетом-людоедом — евангельским фарисеем, ибо грешен настолько, что знает об этом и всегда помнит о немощи своей. Он погибает, а потому жажда его не менее сильна, чем жажда праведника, возлюбившего Бога. Великий грешник, будучи исцелен, исполняется невероятно сильной любовью ко Спасителю и может даже превзойти праведника в этом.

Помните слова Христа: ей многое прощается, ибо много возлюбила (Марк 7:47). Они сказаны о всех грешниках, страстно жаждущих Спасения.

Любовь и смирение — две душевно-духовные силы, приводящие человека к Богу, содействующие его обожествлению. Третьего, кажется, не дано....

Крайне важно понимать, что духовность — это преображенная благодатью душевность. Тот, кто пытается стать духовным, просто переступив через свою душевность, повторяет грех прародителей, которые не став еще людьми, захотели стать богами. Такие неизбежно приходят к состоянию псевдодуховности, когда быть «высоко духовным» подвижником оказывается проще, чем быть человеком.

___

* В греческом тексте именно так: «В начале было Слово, и Слово было к Богу, и Слово было Бог» .

06/02/2009