Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Вещное пространство — не вечное, но оно тоже противостоит смерти.
Миф, миф... И то миф, и это... Не думали, что сам человек в нас, как и наша человечность — тоже миф. Миф, требующий воплощения. Не будет мифа, будет только биология — и человек испарится, вместо человеческого общества мы окажемся в зверинце.
Любовь — это не я, не моё. Любовь — это Божье и для Бога: в себе ли, в другом ли. Любовь всегда течёт от Бога к Богу, она всегда в Боге, и человек делается посланником Бога, когда впускает в себя эту благодатную реку, не препятствуя ей течь в согласии с волей Всевышнего, не навязывая ей своей маленькой корыстной воли.
Если надо — возьми жизнь ягоды, претвори её жизнь в свою жизнь, но не глумись над её жизнью...
Любить врагов — высокое искусство,
а недругов любить не так уж сложно.
На гения лучше смотреть благодарными, а не осуждающими глазами, чтобы принять его дары и наделить, а не обделить смыслом жизнь другого человека в своих глазах. Благодарность полезнее для глаз, чем неблагодарность.
Не желай иметь, а желай быть достойным того, чтобы иметь, и дано будет.
Любовь — единственный надёжный дом.
Обвинять и требовать должного умеют все, а вот спасать погибающих дано только Христовым.
Свобода — это богообщение. Общение с Богом и в Боге, общение богом в себе с богом в другом. Свобода — это бытие в Боге. Быть собой с самим собой или с другими, или с Богом, можно только пребывая в Боге.
Все время он жил в Афинах и с увлечением спорил с кем попало не для того, чтобы переубедить их, а для того, чтобы допекаться до истины. Говорят, Еврипид дал ему сочинение Гераклита и спросил его мнение; он ответил: "Что я понял – прекрасно; чего не понял, наверное, тоже: только, право, для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком". Он отличался твердостью убеждений и приверженностью к демократии...
Гераклит, сын Блосона (или, по мнению иных, Гераконта), из Эфеса. Расцвет его приходился на 69-ю олимпиаду.
Был он высокоумен и надменен превыше всякого, как то явствует и из его сочинения, в котором он говорит: "Многознайство уму не научает, иначе оно научило бы и Гесиода с Пифагором, и Ксенофана с Гекатеем". Ибо есть "единая мудрость – постигать Знание, которое правит всем чрез все"...
Киники, безусловно, подчиняли прекрасное доброму, то есть материю – чисто смысловой, разумной сфере, не оставляя места даже для того эстетического благодушия, которое в значительной мере свойственно было самому Сократу. Антисфен, хотя он и писал о музыке, о Гомере, об Одиссее, прямо говорит: "Благое – прекрасно, плохое – безобразно" (Diog. L. VI 13). Это есть уже прямое игнорирование явления красоты, даже самой ее видимости...
Держался Пирронн всегда ровно, и когда от него отходили, недослушав, он продолжал говорить для себя одного, хоть в молодости и был непоседлив 47. Не раз он уходил из дому, никому не сказавшись (говорит Антигон), и бродил с кем попало. А когда однажды Анаксарх попал в болото, Пиррон прошел мимо, не подав руки; люди его бранили, но Анаксарх восхвалял - за безразличие и безлюбие. В другой раз его застигли, когда он разговаривал сам с собой...