Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Люди, как и цветы, дружат друг с другом цветением.
Моё Слово всегда к Богу и от Бога. В этом ключевая разница между Словом и словами.
Слова тоже бывают мои и не мои, но по-настоящему они всегда ничьи, потому что по-настоящему своё — Слово, а не слова.
Лучше плохо делать, чем хорошо не делать. Усилие, рывок, стремление — тоже вклад.
Мы становимся тем, что делаем. Мир становится тем, что мы делаем.
Друг — тот, кто способен разделить с тобой твоё чудо так, что оно станет общим для вас обоих. Друг — это друг по чуду.
Есть мысли, и есть Мысль. Мысль есть то, что поют в сердце, а вовсе не то, что думают в голове.
Мысль поёт нас, а мы поём её.
Мысль — поют в сердце (мышление), и только из личного опыта её можно спеть. Дискретность мысль обретает посредством слов — так она усваивается (присваивается — по частям) человеческим умом, но сама она — целостна, непрерывна, как поэзия (всё и сразу).«Всё нерассказанное — непрерывно», — сказала Цветаева. «Мышление обще у всех», — говорит Гераклит.
Чтобы поговорить по душам, нужен Бог.
Любовь бывает односторонней (подвиг, жертва) и взаимной, когда поток любви струится от одного к другому без искажений и преград (дружба равных).
Кто со Христом, тот и прав.
Современные технологии, искривляющие личность, основываются как раз на том, что в Луч меня рождает другой. Только они используют эту возможность не в созидательных, а в разрушительных целях. Другие становятся причиной искривления мышления и сознания в целом (создаётся ложное целое, ложный и лгущий Другой).
Мой главный труд есть я.
Для этого я создан.
Для этого я в мир явился!
Так говорил нам Джерард,
кроткий Джерард Мэнли Хопкинс.
Перст судьбы
велел ему писать стихи и прозу.
Хотя, конечно, Хопкинс мог подвинуть
надменный этот перст и заниматься
другим свободным делом:
в крови у нас таится десять тысяч
возможных вариантов разных судеб...
И различим мы в утреннем ознобе
Чуть слышный зов далекой новой тверди.
И устремимся в новые сады,
И в новых землях вновь себя узнаем,
И новые пустыни оживим.
Мы наугад себя швыряем в поиск.
И, наполняя мир дрожащим светом,
Одна среди несчитанных огней,
И ужасая и благословляя,
Светила ли чудесная звезда,
Подобная звезде над Вифлеемом,
В чужой, холодной, предрассветной мгле?