Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Достоинство — это собранность воедино, наличие всех частей целого на своих местах и нахождение этих частей в правильных отношениях друг с другом — т.е. отношениях целостности.
Поэзия — это вовсе не гадание на кофейной гуще слов, она — беседа со Словом. Гадают те, кто не умеет говорить, кто научился только болтать.
Сначала возникает в нас вопрос, вопрошание, потом неизбежно следует ответ. Подлинное вопрошание беременно ответом. А ответ без вопрошания не дает ничего кроме надмевания и мнения о своем знании, с которым так яростно боролся ещё Сократ.
Истина - это и есть искомая всеми радость. Блаженство! Из равнодушия к истине ничего по-настоящему радостного не вырастает.
Единственный способ светить другим — светиться навстречу Свету.
Светиться своей глубиной и значит быть собой, но моя глубина глубже меня.
Слово — путь, куда оно увлекает разум, там он и оказывается.
Кто со Христом, тот и прав.
Пока человек не знает Христа, ему не с чем сравнивать — всё внутри у него заполнено самостью и её движениями, потому он измышления своей самости о Христе может считать по гордости самим Христом. Исполнение заповедей помогает слепому до встречи со Христом видеть свою немощь и научает смирению — самость этим загоняется в свой угол и ждёт спасения от греха слепоты духовной. Спасает только Христос, Встреча со Христом, а всё, что до этого — лишь приготовление к этой Встрече.
Мысль поёт нас, а мы поём её.
Знаете на что похож поэт? На ёлочку, которая подходя к зеркалу, видит не только ёлочку, но и лес. Лес — через себя, в себе. Это некая обратка пословице «за деревьями леса не видать». Поэт — это слышание Целого и, при успехе, голос Целого (не толпы, но цельности человеческой).
От неприкаянности, от неуместности своей, от беспомощности во время ужаса куда бежать?
Настигнет ужас, и что?
В бессилии, как героиня Платонова, думать о своём застывающем в смерти лице: сомкнут ли рот?
Смерть безобразит, казнит красоту — уродует, в этом её преступление. Боль болит отлучением от красоты. Страх устрашает погружением в отсутствие красоты. Замирание длится как попытка не видеть ужасное, которое невозможно выдержать...
Выхожу навстречу другому — как на митинг протеста:
выходить за пределы забора нельзя, на встречи — запрет.
И себя нести к другому — почти неприлично:
если увидят, что ты в себе — уволят.
Где же быть человеку, где стоять ему дозволено?
В социально-корпоративном пространстве,
только не лично.
Человек наряжен в аватары, его представители всюду,
но сам он нигде не нужен.
Кроме Бога, а Бог — в опале...
Я знаю как падает мысль и душа,
подобно листу — если руку приложит палач.
Жестокая жёсткость бездушных людей
не знает границ — она вечна. И вечен Бог.
Всё, что есть — вечно, и вечно не будет того,
чего не было. Оглянуться не сможешь,
но сила движения будет двигать вперёд
всё, что было когда-то мыслью...
Юноша, увешанный птицами, как гирями,
откуда в тебе птичье мужество?
Или ты сам — птица, висящая гирей на Древе Жизни?
Птицы — гири? Кто же тот атлет, что жонглирует крылатыми?
Крыло обвисло... Чьё?
Чьё крыло сломано? Наше, наше...
Птицы без крыльев?
Теперь с одним крылом, но всё же
полёты отменяются.
Голуби — постовые наших улиц. Кто им платит зарплату за то, что с утра до вечера они ищут в нас человека?
* * *
Струями ливня художник смывает мир со своих полотен.
По стёклам течёт уныние наше и страхи.
Остывает пожар страстей на время дождя.
Гроза озаряет промокшего пса нашей жизни.
Человек смотрит на пейзаж за окном электрички...
Быть несовершенным — можно, — сказал Господь.
Не вини ближнего за несовершенство — он невиновен.
Человеческое несовершенство — не преступление, а беда.
Но я научу тебя любить, и ты станешь совершенным — пока любишь.
Ты будешь мудрым, всё знающим и понимающим — пока любишь.
И тогда ты увидишь разницу между несовершенством и преступлением.
Преступник выбирает нелюбовь, когда может выбрать любовь,
преступник выбирает несовершенство, потому что совершенство ему неприятно...
Небо моё искрится, а твоё — темно, как дождливой ночью. Тебе больно? «Да, мне очень больно, — говоришь ты. — Бог меня не любит».
Любит! Он всех любит! Вот тебе искра моего сердца — зажги свою звёздочку. «О, как красиво!», — говоришь ты, и кладёшь в карман свет, который надо отдать, чтобы он вырос. От звезды к звезде идём дорогой Солнца. Тебе теплее? «О, мне больно! Больно!», — говоришь ты и тянешься рукой к очередной звезде на моём небе, чтобы сорвать её...
На перекрестке между светом и светом
я встретила тебя
между тьмою и тьмою.
Мы нашли друг друга
между смелостью и трусостью,
между счастьем и страданием,
между любовью и ненавистью,
между жизнью и смертью.
Мы хотели жить
и стремились умереть
друг в друге,
чтобы жить...
Быть ли мне птицей, подстреленной твоим взглядом — ты решаешь.
Быть ли мне адом твоим для тебя — не мне решать.
Будет ли нить тянуться от солнца к солнцу
или из мрака в мрак — помогут ли ножницы?
Тайна вхождения в утро открыла двери
и приглашает войти. Раскроем крылья!
Зверю не снилось то, что забылось — слово.
Скажем друг друга, имя проверит выбор.
Лютый дракон, ищи своего Георгия!
Он побеждает всегда, хоть и не сразу.
Если падёт один, придёт другой —
у нас хватит святых на всех твоих драконов.
Торжество твоё — временно, можешь в него не верить,
как не веришь в любовь. Георгий придёт, я знаю.
Имя его — птица, что летит над преградами,
сила его — священная кровь рассветов.
На закате дня желательно помнить о солнце,
которое утром придёт, как будто навечно,
но не память моя возводит на небо звёзды
и не совесть твоя, сгоревшая прежде ада...
Если выбрать внутри
точкой стояния вечность,
замереть и глядеть,
мир начнёт помаленьку дряхлеть,
осыпаться, как краска
на долго не крашенной двери.
Штукатурка осыпется с лиц,
обещаний, подарков, надежд.
Всё падёт, если станешь
и будешь глядеть, ничего не прося.
Вдруг упавшее вздрогнет
и взглядом тебя поразит.
О, тогда не гляди на него —
не сумеет простить.
Какая дерзость говорить словами, не видя их!
Так пусть они расскажут, что следует:
слова всегда всё знают — послушаю
их разговор нетайный.
Простой крестьянке в пору говорить словам такое,
что царевны помнят.
Заведомое лжёт, увы, всегда,
а незаведомое говорится тихо.
Кто знает, что́ молчит в стихах словами...