Душу мою я никогда не ощущала внутри себя, всегда — вне себя, за окнами

«Психею» прочла вчера же вечером. Прелестная вещь. Почти слово в слово наш «Аленький цветочек». И книжка прелестная. Теперь у меня две «Психеи» (не считая своей) — 800-страничная слонимовская (Rohde) и крохотная Ваша. А настоящей нет нигде — в воздухе. Да! попутная мысль: душу мою я никогда не ощущала внутри себя, всегда — вне себя, за окнами. Я — дома, а она за окном. И когда я срывалась с места и уходила — это она звала. (Не всегда срывалась, но всегда звала!) Я, это моя душа + осознание ее.

Из письма Цветаевой к Ольге Елисеевне Колбасиной-Черновой от 25 января 1925 года. 

Психея 
Пунш и полночь. Пунш — и Пушкин, 
Пунш — и пенковая трубка 
Пышущая. Пунш — и лепет 
Бальных башмачков по хриплым 
Половицам. И — как призрак — 
В полукруге арки — птицей — 
Бабочкой ночной — Психея! 
Шепот: «Вы еще не спите? 
Я — проститься…» Взор потуплен. 
(Может быть, прощенья просит 
За грядущие проказы 
Этой ночи?) Каждый пальчик 
Ручек, павших Вам на плечи, 
Каждый перл на шейке плавной 
По сто раз перецелован. 
И на цыпочках — как пери! — 
Пируэтом — привиденьем — 
Выпорхнула. 
Пунш — и полночь. 
Вновь впорхнула: «Что за память! 
Позабыла опахало! 
Опоздаю… В первой паре 
Полонеза…» 
Плащ накинув 
На одно плечо — покорно — 
Под руку поэт — Психею 
По трепещущим ступенькам 
Провожает. Лапки в плед ей 
Сам укутал, волчью полость 
Сам запахивает… — «С Богом!» 

А Психея, 
К спутнице припав — слепому 
Пугалу в чепце — трепещет: 
Не прожег ли ей перчатку 
Пылкий поцелуй арапа… 

===== 

Пунш и полночь. Пунш и пепла 
Ниспаденье на персидский 
Палевый халат — и платья 
Бального пустая пена 
В пыльном зеркале… 

Начало марта 1920