Феноменология ищет «конституционные» факторы бытия

Интенциональность сознания

Самым общим условием "центральности" сознания является его интенциональность. Это одна из главных категорий феноменологии. Хотя употреблялся этот термин еще в средневековой философии, Гуссерль наполнил его новым, специфическим содержанием. Непосредственным образом интенциональность означает направленность сознания на объект. Сознание всегда есть сознание чего-то. Это выглядит достаточно банальным. Однако в действительности принцип интенциональности может быть понят только с учетом всего феноменологического метода, который не столь уж банален. Возьмем опять-таки позицию натурализма. Она имеет своим исходным пунктом некоторое чувственное событие. Это обычная житейская позиция ("естественная", как ее называет Гуссерль), для которой характерно представление о внешнем, независимом от нас существовании предметов и мира в целом - своего рода совокупности предметов. Чувственный факт (я вижу катящийся мяч, слышу удар грома и т.п.) есть непосредственная констатация такой автономной реальности через ее встречу с нами - такой же реальностью, рядоположенной первой. Дело не в том, что феноменолог отвергает существование такой реальности "с порога". Он лишь (но в этом "лишь" вся суть) выясняет, что обусловливает подобную позицию, что питает здравый смысл. Для натурализма именно эта встреча - меня с моим чувственным аппаратом и мира, вне меня и до меня существующего - есть исходное событие для познания. Она образует предпосылку всякого опыта. Ей самой ничего не предпослано. Не в том смысле, что до этой вот конкретной встречи с катящимся мячом, у меня не было никакого другого опыта. Нельзя указать первый по времени такого рода опыт. Дело в другом: с этой точки зрения всякое познание, в принципе, начинается с чувственного опыта. Его ничто иное - доопытное, внечувственное - не предваряет. Для натурализма такой опыт - нечто непосредственное. Для феноменолога он опосредован. Его тоже интересует непосредственное, но он обнаруживает его в другом - в работе сознания, выстраивающего, направляющего опыт, придающего ему определенный смысл. Натурализм, с точки зрения феноменолога, наивен. И наивность эта проистекает из неполноты взгляда, охвата проблемы. Натурализм ухватывает только "конец" процесса, но утверждает, что это - начало всякого познавательного акта.

Гуссерлевский лозунг "назад к самим вещам" означал также и стремление к полноте схватывания реальности, что как раз и должно отличать философию от конкретных наук. С этой точки зрения натурализм - "плохая" философия, ибо он не видит, не учитывает предпосылок эмпирического опыта. Он принципиально неполон. Феноменология следует здесь логике рассуждений Лейбница, который в ответ на утверждение Локка о том, что в разуме нет ничего, чего до этого не было бы в чувствах (классическая формулировка натуралистического объективизма), добавил: "кроме самого разума". Это утверждение, разумеется, можно трактовать по-разному. Но в рамках феноменологии оно означает, что разум оформляет чувственный опыт не на основе, не в результате этого опыта, но, напротив, сам этот опыт возможен, внятен человеку, замечается им потому, что он каким-то образом опосредован работой разума. Без этой предваряющей работы разума мы бы не увидели никакого мяча, не услышали никакого грома и т.д. В натуралистической позиции эта опосредующая работа разума не "тематизирована" (еще один термин, вошедший в философский обиход с легкой руки Гуссерля), т.е. на ней не сфокусировано внимание самого же сознания. Эта работа не стала предметом рефлексии.

О чем же конкретно здесь идет речь? Как возможна такого рода "тематизация"? На что нам следует, собственно, обращать внимание?

Работа сознания

Вернемся к натуралистической установке. Когда мы, например, в акте зрительного восприятия, фиксируем некоторый предмет, мы тем самым утверждаем его существование. Не случайно, когда я хочу кого-либо убедить в истинности, т.е. в действительном существовании, какого-либо объекта, я говорю: "но ведь я видел это собственными глазами!". Чувственное восприятие здесь является непосредственным удостоверением существования какой-либо вещи. На самом деле, однако, здесь нет непосредственности, ибо констатация чего-либо в качестве существующего предполагает знание того, что означает "существование". Говоря "это есть, это существует", мы не разъясняем, что мы имеем в виду. Это, как нам представляется, само собой ясно всем, кто нас слышит. Мы предполагаем, что понимают значение существования все, с кем мы имеем дело. Феноменология начинает как раз с "тематизации" этого смысла. В своем стремлении к непосредственному она отвергает непосредственность существования. Наивная точка зрения исходит из утверждения о существовании мира и уже от этого утверждения "танцует". Философия подобного толка может доходить до вопроса о первоначалах мира, его основаниях. Но это ничего не меняет, так как само существование не отрефлексировано. Феноменология "ищет не "причины" бытия существующих, т.е. первичные существующие, обусловливающие бытие остальных существующих, а факторы образования значения бытия, т.е. "конституционные" факторы бытия" [1]. Если само значение существования мира становится для нас проблемой, то это означает, что мы должны "воздерживаться" от утверждений о его бытии, наличии или, напротив, о его неналичии, его чистой кажимости для сознания т.е. совершить, как говорил Гуссерль, используя греческий эквивалент слова "воздержание", "epoche". Очевидно, что конкретные науки не совершают такого рода "epoche", но исходят из безусловного существования мира - природы. Философия должна сделать это за них, и тем самым она предваряет, обусловливает саму возможность научного познания. Я "выношу за скобки" своего феноменологического исследования (и тем, собственно, придаю ему феноменологический статус) суждения о существовании предметов, других "я", мира в целом, его истории.

1 Какабадзе З.М. Проблема "экзистенциального кризиса" и трансцендентальная феноменология Э. Гуссерля. Тбилиси, 1966. С. 61.

В силу чего же человек имеет возможность утверждать бытие предметов в акте чувственного восприятия? Прежде всего подобное утверждение обусловлено определенной нацеленностью (Abzielung) сознания, некоторым имением в виду. Иными словами, с точки зрения Гуссерля, констатация бытия вещи определяется состоянием сознания, точнее, его переживанием (Erlebnis). Грубо говоря, чтобы увидеть некую реальность, необходимо быть настроенным нечто увидеть. Различным видам бытия (а мы ведь может констатировать некоторое бытие как возможное, необходимое, ценное для нас, воображаемое и т.д.) соответствуют разные виды имения в виду, разные модусы (способы) переживания. Так мы можем иметь нечто в виду посредством фантазии. Фантазия есть в некотором роде особый "режим работы" сознания, отличный от других "режимов". То бытие, которое обнаруживается в рамках и вследствие этого "режима", будет констатироваться сознанием как возможное. А может быть - и как невозможное. Но я могу (что не обязательно означает, что я меняю эти "режимы" сознательно) быть настроенным на ориентацию в опыте посредством чувственного аппарата. В этом случае я могу утверждать о реальном бытии предметов моего восприятия. Наконец, если я намеренно стремлюсь, в частности и посредством фантазии, трансформировать какую-то связь чувственных переживаний, но встречаю сопротивление, т.е. обнаруживаю некую устойчивость, автономность этой связи, то я принужден констатировать необходимый характер фиксируемого бытия. Чтобы увидеть некоторую необходимость в мире, нужно относиться к миру заинтересованно. И необходимость зависит тогда от того, идет ли мне мир навстречу, или игнорирует меня. Модальность описания мира зависит от модуса моего к нему отношения. Статус существования вещи утверждается из-за определенной (меня как субъекта) направленности к предмету. При этом равнодушие к вещи тоже есть определенная направленность.

Учебник по философии. Часть V. Философия XX века. Глава 3. Феноменология. Доктор филос. наук Грязное А.Ф