Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Страх Божий — это страх оскорбить прекрасное, а не сильное.
Стихотворение создаёт своё внутреннее пространство, в котором можно стоять и лицезреть Бога. Поняла я это, читая Рильке в переводах Микушевича.
Человечность — это такой большой и мягкий «слон», размером со Вселенную (он больше Вселенной), которого хотят запихнуть в коробочку, размером с игольное ушко. Вот такой духовный перевёртыш! Это и будет дело системного антихриста.
Любим мы подлинного, глубинного человека (подлинным в себе — если любовь настоящая, неизбывная), а ругаемся с ситуативным, поверхностным. Если наше поверхностное нападёт (подлинное никогда не нападает) на чужое подлинное как на ситуативное, то страшно согрешит. Так бывает, когда другой — подлинный, а я сам ситуативный. Принимая свои грёзы за истину, наше поверхностное обычно приписывает свои собственные грехи другому, потому удобнее всего диагностировать себя по своим же претензиям к другому.
Возвращаться в человеческое измерение — больно, там всегда находишь свою немощь (не только свою, но своя — хуже всех). Птицей в небе паришь, не думая об этом, не зная этого. Птицей — легче... Птицей, наверное, только и можно — если ты птица.
Птица — это не хотение, а предназначение, способ бытия. Вероятно, один из четырёх возможных модусов человеческого сознания (см. тетраморф). Птица бытийствует в послушании у Птицы.
Крылатый никогда не одинок —
Всегда с ним рядом многокрылый Бог.
Формальный христианин перестаёт быть реальным христианином, когда перестаёт служить благу ближних во Христе.
Дикий человек до человека и дикий человек после человека — не одно и то же.
Ахиллес никогда не догонит черепаху — если это понять по-настоящему, откроется величие русской мысли.
Если надо — возьми жизнь ягоды, претвори её жизнь в свою жизнь, но не глумись над её жизнью...
Оставить комментарий