Они стоят, прижимаясь друг к другу, качаются, чтобы согреться, и воют...

82 год назад шли первые дни оккупации КИЕВА нацистами. В это время там жила 28-летняя ИРИНА ХОРОШУНОВА, КОТОРАЯ АККУРАТНО ВЕЛА ДНЕВНИК. По профессии она - художник-оформитель. Несмотря на свое сложное отношение к советской власти (мать Ирины была репрессирована в 1937) ей был не чужд советский патриотизм.
6 ОКТЯБРЯ 1941
"Вчера утром впервые с восемнадцатого числа загудел гудок какого-то завода... Вчера вечером появилась вода.
Да, так, очевидно, устроена жизнь в оккупированном городе. Война отодвинулась на несколько шагов, и жизнь уже начинается снова. И все идет каким-то своим чередом. И кто-то будет продолжать жизнь, несмотря на то, что на Лукьяновское кладбище все ведут и ведут евреев.

Вели пленных в течение часа. Та же картина, которую видели в Дарнице. Худые, черные, заросшие, грязные, с голодными, отсутствующими глазами. Женщины выносили воду и сухари. А пленные набрасывались на них, сбивали с ног друг друга и женщин, вырывали сухари из рук, дрались за сухари.

Все плакали вокруг. А немецкие конвойные со звериными лицами били пленных палками и резиновыми дубинками. Пленные шли без конца. Их было несколько тысяч в этот день. А женщины все несли и несли воду и сухари, которыми все равно невозможно было даже немного накормить этих голодных.

Потом пленные перестали идти по нашей улице. Мы остались, и шесть трупов осталось. Это только на нашей улице. А ведь они прошли уже много верст... Вчера принесли страшные вести о пленных. Рассказывают, что и теперь в ледяные ночи они остаются под открытым небом. Они стоят, прижимаясь друг к другу, качаются, чтобы согреться, и воют. От этого воя люди, живущие вблизи от лагеря, сходят с ума. А утром сотни человек выносят мертвыми из лагеря.

Ну а жизнь идет своим чередом. Киев так же красив, как и прежде, особенно оттого, что наступила золотая осень. И там, где город цел, кажется, что вовсе нет и не было войны.

Стоят ясные осенние дни, и медленно тянутся в воздухе серебристые нити бабьего лета. Тихо в городе, совсем как в деревне. Только шумят немецкие машины на некоторых улицах. Ни радио, ни трамваев, ни поездов, ни заводов. Никаких городских шумов. Изредка пролетит немецкий самолет. Они летают теперь очень низко.

Немцы чинят Соломенский мост. Говорят, работают две бани. Купить ничего нельзя. Крестьяне втридорога берут за свои продукты, меняя их на материю или ботинки. Вчера в каких-то магазинах будто бы продавали синьку и спички.

Бывшие базары пропахли одеколоном. Это пьяницы платят по 50 рублей за флакон цветочного одеколона и пьют его вместо водки. Хлеба нет. Сухари кончаются. Переходим на голодный паек. Нас беспокоит этот вопрос. Зато как уже безразличен он тем, кто на Лукьяновском кладбище!

Бедный наш город! Бедная наша земля, попранная, униженная!"

===============

В конце сентября 1943 года войска Воронежского фронта захватили плацдармы на правом берегу Днепра к северу и югу от Киева и пытались развить наступление. В оккупированном Киеве, немецкое командование принимало ряд мероприятий связанные с обороной, в частности из ряда районов в принудительном порядке жители были выселены.

6 октября 1943 года (среда). Украинская ССР. Киев. Из дневника художника-оформителя Ирины Хорошуновой, которая пережила оккупацию Киева в годы Великой Отечественной войны:

«6-го октября – мы сидим на Скобелевской. Собирались на два дня. Все бралось с собой на два дня. А сегодня уже двенадцатый день. Раньше все томились от ожидания и неизвестности. Сейчас все томятся еще больше, но уже не от стремления вернуться домой в свои квартиры, а от боязни угона из города. Вчера принесли из управы сведения, что кто-то уже видел такой приказ об освобождении всего города от населения. И что этот приказ будет опубликован седьмого или девятого, то есть в день выхода газеты.

Сейчас на улице бегут женщины и кричат:
– Предупредите мужчин об облаве!

У нас наблюдательный пункт на балконе. В соседних дворах мужчины побежали куда-то в сады. Женщины закрывают их ветками.

В доме волнение. Немцы вошли в наш флигель. Ну и история! Уже час дня, облава началась в десять часов. И самое ужасное, что в эту облаву попала возле нас Элеонора Павловна. Мне сказали, что видели женщину, похожую на нее, действительно она. И вот уже около двух часов через окно стараемся определить, что с нею будет. И не могу выйти, потому что немедленно попаду тоже. Облава продолжается. Мужчины прячутся. По улице идут только женщины с детьми. Немцы проверяют у них документы.

В начале облавы Любовь Васильевна говорит:
– Хоть бы воздушная тревога была!

Только она это сказала, как появилось двадцать советских самолетов, и усиленно начали бить зенитки.

Самолеты пролетели. Тревога окончилась и на ход облавы не оказала ровно никакого влияния.

13.30

Облава продолжается. Захваченные, в группе которых и Элеонора Павловна, сидят за забором. От Элеоноры Павловны принесли записку. Она пишет, что это "для общего образования", как говорит Андреевская коммуна, и просит прислать какую-нибудь кофточку. Она в летнем платье, в балетках и без чулок. До записки никто не решался идти. Теперь Анна Ефимовна согласилась выйти. Спешу, стягиваю с себя кофту. Любовь Васильевна дает чулки.

Элеонору Павловну не отпустили. Надо во что бы то ни стало выйти сказать на Кузнечной. Андреевский спуск волнуется, как я пойду. Одеваю торбу – с сухарями, мылом, полотенцем. Документы на груди. Кофта в руках. Готовая к тому, что заберут. Места себе не нахожу от волнения за Элеонору Павловну. По-настоящему, мне следовало пойти с нею, раз ее захватили. Но не могла решить, могу ли это сделать, и теперь это мучит меня.

Иду на Кузнечную. По дороге народ спокоен. Облав впереди нет. На улицах толпами люди, сидят, стоят, гуляют. Жилянская, Бульонская, Кузнечная, как бульвары. Мужчин тоже очень много. Бегу бегом. В этих районах облавы не было. До 107-го номера осталось три дома. Останавливают. Как раз против 107-го – немецкая машина.

Говорят: "Хватают!" Опять волнение. За три дома не дойти! Прошу у какого-то мальчишки карандаш. Какая-то женщина обещает отнести записку. Но машина уезжает. Можно идти.

Катерина и Тамара хватаются от моего известия за сердце. Марии Викентьевне боятся сказать. Но хорошо, что я пришла. Оказывается, Элеонора Павловна собралась пробраться в запретную зону в свою квартиру. Не пришла бы к ночи, решили бы, что убили ее».

Инет