- Вот сам видишь, Саш, - убедительно продолжал Прокофий, - что от удовлетворения желаний они опять повторяются и даже нового чего-то хочется. И каждый гражданин поскорее хочет исполнить свои чувства, чтобы меньше чувствовать себя от мученья. Но так на них не наготовишься - сегодня ему имущество давай, завтра жену, потом счастья круглые сутки, - это и
история не управится. Лучше будет уменьшать постепенно человека, а он притерпится: ему так и так все равно страдать.
- Что же ты хочешь сделать, Прош?
- А я хочу прочих организовать. Я уже заметил, где организация, там всегда думает не более одного человека, а остальные живут порожняком и вслед одному первому. Организация - умнейшее дело: все себя знают, а никто себя не имеет. И всем хорошо, только одному первому плохо - он думает. При организации можно много лишнего от человека отнять.
- Зачем это нужно, Прош? Ведь тебе будет трудно, ты будешь самым несчастным, тебе будет страшно жить одному и отдельно,
выше всех. Пролетариат живет друг другом, а чем же ты будешь жить?
Прокофий практически поглядел на Дванова: такой человек - напрасное существо, он не большевик, он побирушка с пустой
сумкой, он сам - прочий, лучше б с Яковом Титычем было говорить: тот знает, по крайней мере, что человек все перетерпит, если давать ему новые, неизвестные мучения, - ему вовсе не больно: человек чувствует горе лишь по социальному обычаю, а не сам его внезапно выдумывает. Яков Титыч понял бы, что дело Прокофия вполне безопасное, а Дванов только излишне чувствует человека, но аккуратно измерить его не может.
И голоса двоих людей смолкли вдалеке от Чевенгура, в громадной лунной степи; Копенкин долго ожидал Дванова на
околице, но так и не дождался, слег от утомления в ближний бурьян и уснул.
Андрей Платонов. Чевенгур
Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун
Оставить комментарий