Понятность

1. Понятность связана со сложностью, как связаны два враждующих неродных брата. Чем сложнее нечто, тем оно непонятнее, а чем менее сложно, чем проще, тем оно и понятнее.

2. Этимология понятности свидетельствует о сексуальном акте с понимаемым: понять значит поять, последняя степень близости вталкивает в тебя понимание того, с кем ты близок. И тут позиция понимающего может быть и (1) пассивно-воспринимательной, и (2) активно-экспериментирующей. В первой позиции воспринимаются действия понимаемого, например текста на читающего при чтении. Скажем, В. И. Ульянова (Ленина) роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?» «всего глубоко перепахал». Глубоко перепаханный Ильич пошёл в революционеры. Во второй понимающий сам действует над понимаемым и по реакции понимаемого судит о нём, начинает таки допонимать его.

3. Сложное — менее понятно объективно, усилий для его понимания приходится тратить больше. Добро, ежели сам предмет сложен, как, к примеру, предмет современной теории поля, в каковой всё ещё не соединены электромагнитное, сильное, слабое взаимодействия со взаимодействием гравитационным. Но намеренно или ненамеренно сложным может быть и описание предмета. Предмет может быть простым, а описание предмета чрезвычайно усложнённым. Птичий язык современной научной или искусствоведческой тусовки до известной меры может быть усвоен, но часто совершенно невозможно ясно понять то, что на нём говорится. Профессиональный язык, конечно, важен, но не всегда поют на нём профессионально подготовленные соловьи. Иногда и вороны.

4. Человек, изъясняющийся неясно или прискорбно двусмысленно, по существу не нуждается в понимании. Он или (1) сам не знает, что говорит; или (2) у него нехватка языковых средств. Результат в обоих случаях одинаков: предмет, болтающийся на языке данного человека, не понят, не усвоен самим человеком. Поэтому человеку сему стоило бы в одиночестве потренироваться выражать интересующий его предмет. И только потом говорить или писать о нём прилюдно или публично. Когда усилия выражения заметны, народ — не дурак, поможет выражению, поймёт и простит шероховатости.

Наглые же претензии нести всякую чушь на публику и претендовать в публичном поле на понимание публикой этой чуши должны быть или спокойно игнорируемы, или весело высмеиваемы.

Но часто у людей просто неприязненные отношения, переходящие в открытую вражду, со своим языком. Грамотная речь — благо. И это благо предполагает не только знание того предмета, о котором говоришь или пишешь, но и ежемгновенное понимание того, как ты это делаешь. Рефлексия в речи — необходимый элемент. Без самосознания речь проста, как брюква.

5. Не везёт людям не только с -тся и -ться, со слитным или раздельным написанием слов, но и с местоимениями. Человеку кажется, что ежели он употребит местоимение, то тем самым и разнообразит свою речь, тем самым и станет профессором элоквенции. Поэтому в первой части предложения у него употреблены два или три существительных женского рода, а во второй является единственная «она», чтобы читатель или слушатель гадал, вместо чего «она» появилась. Сам оратор или писатель, конечно, знает, вместо чего, для него сие очевидно, а вот влезть в шкуру слушателя или читателя и поскрести в лысеющем затылке он не способен.

Если важен предмет, можно задать автору наводящий вопрос. Если важен автор, можно плюнуть на него, пусть он сам возится с «оной». Если автор не располагает воспринимающее сознание к пониманию себя, автора, не стоит этого автора и понимать. Или же понимать лишь в меру понятности его выступления.

Сложные тексты старых и современных философов сейчас скучны или смешны. Ты пишешь так, что тебя многие или все не понимают? Ну и ладно! Оставайся непонятым. Громозди там Пелион на Оссу и делай учёные отсылки от Понтия к Пилату.

Этого не скажешь о греках Платоне, Аристотеле, Плотине, Прокле. Но это вполне можно сказать о немцах И. Канте, И. Г. Фихте, Ф. В. Й Шеллинге, Г. В. Ф. Гегеле и, конечно же, М. Хайдеггере.

6. Профессиональные пониматели идей — историки философии. Профессиональные пониматели людей — психологи. Профессиональные пониматели общества в его пространственном строении и статике — социологи. Профессиональные пониматели общества в его движении во времени — историки. Профессиональные непониматели всего на свете — журналисты.

7. Небольшой пример журналистского идиотизма.

Недавно в интервью на радио «Эхо Москвы» посол США в России Джон Теффт заявил: «У администрации Обамы был выбор — хотите ли вы вести войну с Россией. Никто не хотел этого, и РФ не хотела вступать в войну со Штатами, насколько я понимаю. И поэтому необходимо, чтобы была попытка выразить несогласие с тем, что было расценено как нарушение международного права, и для этого были введены санкции».

Вонючки журнализма, Ольга Скабеева и Евгений Попов, посвятили аж две своих передачи «60 минут» аханью, оханью и откровенному животному вою по поводу этих слов посла. Оказывается, Америка строила планы войны против России! Оказывается, мы должны быть благодарны за санкции, ведь нас не стали бомбить ядерными боеприпасами! Какая наглая эта Америка! Ах! Ох! У-у-у!..

Америка вообще говоря, конечно, наглая, но между тем даже непрерывно и самозабвенно ржущим лошадям должно быть понятно, что слова Дж. Теффта — простая констатация известной слабости Америки, а не её наглости. Штабы, разумеется, работают круглосуточно, разрабатывая всевозможные сценарии наступательных и оборонительных войн, но реально война именно поэтому и невозможна, ибо в ядерной войне победителей не будет, что кристально ясно руководству обеих супердержав. Альтернатива войны — невозможная альтернатива. И потому — не альтернатива вообще. Война с Россией — это отрезвляющий удар по голове руководства США, стоит ему только подумать об этой войне. Но хоть как-то реагировать Америка считает должным. И при полной скудости средств вразумляющего Россию воздействия США вынуждают себя вводить экономические санкции против России. Хоть что-то! Ну не воевать же с Россией! Так надо было понять предельно ясного здесь Дж. Теффта.

И так расценить понятое: это всего лишь слабая и не слишком удачная попытка Америки сохранить лицо мирового жандарма, глобального Держиморды.

И правильных реакций на такие действия Америки может быть только две: сочувственные вздохи и презрительные ухмылки.

Максим Бутин