Самость любит себя и понимает других, говорящих на языке самости. Она живёт в душе, как змея и говорит другим змеям, живущим в других людях: ублажите меня - и я вас ублажу. И если кто не ублажит, того змея ужалит.
Солнцем становится только тот, кто любит солнце больше, чем себя.
Любовь бывает односторонней (подвиг, жертва) и взаимной, когда поток любви струится от одного к другому без искажений и преград (дружба равных).
Всё, что мы можем — принять Христа. В этом величие и сила человека. Остальное — ничто, всё наше — ничто и даже хуже: змея в шоколаде.
Любовь — единственный надёжный дом.
Во Христа зовут — Христом.
От чрезмерной мягкости часто приходится переходить к чрезмерной строгости.
Русская философия мне напоминает черепаху Зенона, которая впереди Ахиллеса только потому, что ищет не дробное знание, а целое — т. е. Сердце.
Широко улыбающиеся дальним часто стреляют в спину ближним.
С ангелом поведёшься, от ангела наберёшься.
Поэзия — это прыжок через бездну человеческой ограниченности.
Поэтический метод познания — это узнавание вещей не извне, а изнутри.
Поэтический метод познания — это узнавание вещей не извне, а изнутри.
Пишущий — это всегда собеседующий.
Работа на износ — изнашивает.
Заяц, встречаясь с волком, дрожит от страха.
Волк при встрече с зайцем дрожать не станет.
Волк при встрече с зайцем дрожать не станет.
Идущий верным путём, как только встанет на него, найдёт своих исторических попутчиков.
Когда я свободна — ищу свободы,
когда в рабстве — ищу рабства.
Свободу может искать только свободный.
когда в рабстве — ищу рабства.
Свободу может искать только свободный.
Чрезмерное самоумаление — метка гордости, имитирующей смирение. Истинное смирение на себя не смотрит, о себе не говорит, себя не видит.
Единственный способ светить другим — светиться навстречу Свету.
Крылья всегда рождают крылья. Крылья — главный орган всех зачатий и рождений.
Кто не знает цены поэтическому слову, не поймёт и принесённую поэтом весть. Одно без другого — немыслимо.
