Дневник

Каждая частица материи в отдельности продолжает находиться в одном и том же состоянии до тех пор, пока столкновение с другими частицами не вынуждает ее изменить это состояние. Иными словами, если частица имеет некоторую величину, она никогда не станет меньшей, пока ее не разделят другие частицы; если эта частица кругла или четырехугольна, она никогда не изменит этой формы, не будучи вынуждена к тому другими; если она остановилась на каком-нибудь месте, она никогда не двинется отсюда, пока другие ее не вытолкнут; и раз уж она начала двигаться, то будет продолжать это движение постоянно... до тех пор, пока другие ее не остановят или не замедлят ее движения...
Если одно тело сталкивается с другим, оно не может сообщить ему никакого другого движения, кроме того, которое потеряет во время этого столкновения, как не может и отнять у него больше, чем одновременно приобрести себе...

Рене Декарт. Трактат о свете

Письменность - форма памяти. Подобно тому как индивидуальное сознание обладает своими механизмами памяти, коллективное сознание, обнаруживая потребность фиксировать нечто общее для всего коллектива, создает механизмы коллективной памяти. К ним следует отнести и письменность. Однако является ли письменность первой и, что самое главное, единственно возможной формой коллективной памяти? Ответ на этот вопрос следует искать исходя из представления о том, что формы памяти произведены от того, что считается подлежащим запоминанию, а это последнее зависит от структуры и ориентации данной цивилизации. 

Привычное нам отношение к памяти подразумевает, что запоминанию подлежат (фиксируются механизмами коллективной памяти) исключительные события, т.е. события единичные или в первый раз случившиеся, или же те, которые не должны были произойти, или такие, осуществление которых казалось маловероятным. Именно такие события попадают в хроники и летописи, становятся достоянием газет. Для памяти такого типа, ориентированной на сохранение эксцессов и происшествий, письменность необходима. Культура такого рода постоянно умножает число текстов; право обрастает прецедентами, юридические акты фиксируют отдельные случаи - продажи, наследства, решения споров, причем каждый раз судья имеет дел именно с отдельным случаем. Этому же закону подчиняется и художественная литература. 
Возникает частная переписка и мемориально-дневниковая литература, также фиксирующая "случаи" и "происшествия". 

Для письменного сознания характерно внимание к причинно-следственным связям и результативности действий: фиксируется не то, в какое время надо начинать сев, а какой был урожай в данном году. С этим же связано и обостренное внимание к времени и, как следствие, возникновение представления об истории. Можно сказать, что история - один из побочных результатов возникновения письменности. 

Но представим себе возможность другого типа памяти - стремление сохранить сведения о порядке, а не о его нарушениях, о законах, а не об эксцессах. Представим себе, что, например, наблюдая спортивное состязание, мы не будем считать существенным, кто победил и какие непредвиденные обстоятельства сопровождали это событие, а сосредоточим усилия на другом - сохранении для потомков сведений о том, как и в какое время проводятся соревнования. Здесь на первый план выступят не летопись или газетный отчет, а календарь, обычай, этот порядок фиксирующий, и ритуал, позволяющий все это сохранить в коллективной памяти. 

Культура, ориентированная не на умножение числа текстов, а на повторное воспроизведение текстов, раз навсегда данных, требует иного устройства коллективной памяти. Письменность здесь не является необходимой. Ее роль будут выполнять мнемонические символы - природные (особо примечательные деревья, скалы, звезды и вообще небесные светила) и созданные человеком: идолы, курганы, архитектурные сооружения - и ритуалы, в которые эти урочища и святилища включены. Связь с ритуалом и вообще характерная для таких культур сакрализация памяти заставляют наблюдателей, воспитанных на европейской традиции, отождествлять эти урочища с местами отправления религиозного культа в привычных для нас наполнениях этого понятия. Сосредоточив внимание на действительно присутствующей здесь сакральной функции, наблюдатель склонен не замечать регулирующей и управляющей функции комплекса: мнемонический (сакральный) символ - обряд. 

Между тем, связанные с этим комплексом действия сохраняют для коллектива память о тех поступках, представлениях и эмоциях, которые соответствуют данной ситуации. Поэтому, не зная ритуалов, не учитывая огромного числа календарных и иных законов (например, длины и направления тени, отбрасываемой данным деревом или данным сооружением, или обилия или недостатка листьев или плодов в данном году на определенном сакральном дереве и др.), мы не можем судить о функции сохранившихся сооружений. При этом следует иметь в виду, что если письменная культура ориентирована на прошлое, то устная культура - на будущее. Поэтому огромную роль в ней играют предсказания, гадания и пророчества. Урочища и святилища - не только место совершения ритуалов, хранящих память о иконах и обычаях, но и места гаданий и предсказаний. В этом oтношении принесение жертвы - футурологический эксперимент, ибо око всегда связано с обращением к божеству за помощью в осуществлении выбора. 

Ошибочно было бы думать, что цивилизация такого типа живет в условиях "информационного города", поскольку все поступки людей якобы фатально предопределены ритуалом и обычаями. Такое общество просто не могло бы существовать. Члены "бесписьменного" коллектива ежечасно оказывались перед необходимостью выбирать, но выбор этот они осуществляли, не ссылаясь на историю, причинно-следственные связи или ожидаемую эффективность, а, как это делают многие бесписьменные народы, обращаясь к гадателям или колдунам. По сути дела, необходимость "посоветоваться" (с врачом, адвокатом, старшим) представляет собой рудимент той же традиции. Этой традиции противостоит кантовский идеал человека, который сам решает, как ему мыслить и действовать. Кант писал: 

"Просвещение - это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого <... > Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т.п., то мне нечего и утруждать себя" 2. 

Бесписьменная культура с ее ориентацией на приметы, гадания и оракулов переносит выбор поведен во внеличностную область. Поэтому идеальным человеком считается тот, кто умеет понимать и правильно истолковывать предвещания, а в осуществлении их не знает колебаний, действует открыто и не скрывает своих намерений. В противоположность этому культура, ориентированная на способность человека самому выбирать стратегию своего поведения, требует благоразумия, осторожности, осмотрительности и скрытности, поскольку каждое событие рассматривается как "случившееся в первый раз". Любопытный пример находим в сообщении В.Тэрнера о гаданиях у центральноафриканских народов, в частности у ндебу. Гадание производится путем встряхивания корзины, в которой находятся специальные ритуальные фигурки, и оценки окончательного их расположения. Каждая фигурка имеет определенный символический смысл, и та или иная из них, оказавшись наверху, играет определенную роль в предсказании будущего. Тэрнер пишет: "Bтopaя фигурка, которой мы займемся, называется Chamutang'a. Она изображает мужчину, сидящего съежившись, подперши подбородок руками и опираясь локтями на колени. Chamutang'a означает нерешительного, непостоянного человека <...> Chamutang'a означает также: "человек, от которого не знаешь, что ожидать". Его реакции неестественны. Своенравный, он, по словам информантов, то раздает подарки, то скаредничает. Иногда он без всякой видимой причины неумеренно хохочет в обществе, а иногда не проронит ни слова. Никто не предугадает, когда он впадет в гнев, а когда не выкажет ни малейших признаков раздражения. Ндебу любят, когда поведение человека предсказуемо *. Они предпочитают открытость и постоянство и если чувствуют, что кто-то неискренен, то допускают, что такой человек, весьма вероятно, колдун. Здесь получает новое освещение идея о том, что скрываемое потенциально опасно и неблагоприятно" 3. 

Нетрудно, однако, заметить, что все основные жестовые элементы фигурки Chamutang'a из гадательного ритуала ндебу присущи "Мыслителю" Родена. Символика жеста подпирания подбородка настолько устойчива, что статуя Родена не нуждается в пояснениях. Это тем более примечательно, что в замысел скульптора входило изображение "первого" мыслителя: ни лоб, ни пропорции фигуры не несут признаков интеллектуального стереотипа - все значение передается только позой. Интересно при этом вспомнить, что те же жестовые стереотипы, по описаниям, использовал Гаррик для создания "гамлетовского типа" (с поправкой на стоячее положение фигуры, что делает основной жестовый комплекс еще более заметным): "В глубокой задумчивости он выходит из-за кулис, опираясь подбородком на правую руку, локоть которой поддерживается левой рукой, и смотрит в сторону и вниз, в землю. Затем, отнимая правую руку от подбородка и все еще продолжая, - если память мне не изменяет, - поддерживать ее левой рукой, он произносит слова: "Быть или не быть?" 4. 

Если учесть, что игра Гаррика закрепила жестовый образ гамлетовского типа, продержавшийся на сценах Европы около ста лет, то смысл процитированного отрывка станет особенно значительным. 

Что же общего между Chamutang'a ндебу, Гамлетом и "Мыслителем" Родена? Инвариантным значением будет: человек, находящийся в состоянии выбора. Но для ндебу состояние выбора означает отказ от обычая, утвержденной веками роли. Такой отказ уже сам по себе оценивается отрицательно. Он связывается или с семантикой нарушения утвержденного порядка, т.е. с колдовством (так как ндебу все незакономерное приписывают злонамеренному колдовству), или с такими отрицательными человеческими качествами, как двойственность и нерешительность. 

Приметы же и предсказания, прогнозируя будущее, связывали функцию выбора с коллективным опытом, оставляя отдельной личности открытое и решительное действие: 

На путь ему выбежав из лесу, волк, 
Крутясь и подъемля щетину, 
Победу пророчил, и смело свой полк 
Бросал он на вражью дружину 5. 

Общество, построенное на обычае и коллективном опыте, неизбежно должно иметь мощную культуру прогнозирования. А это с необходимостью стимулирует наблюдения над природой, особенно над небесными светилами, и связанное с этим теоретическое познание. Некоторые формы начертательной геометрии могут вполне сочетаться с бесписьменным характером культуры как таковой, имея дополнением календарно-астрономическую устную поэзию. 

Мир устной памяти насыщен символами. Может показаться парадоксом, что появление письменности не усложнило, а упростило семиотическую структуру культуры. Однако представленные материальными предметами мнемонико-сакральные символы включаются не в словесный текст, а в текст ритуала. Кроме того, по отношению к этому тексту они сохраняют известную свободу: материальное существование их продолжается и вне обряда, включение в различные и МНОГИЕ обряды придает им широкую многозначность. Самое существование их подразумевает наличие обволакивающей их сферы устных рассказов, легенд и песен. Это приводит к тому, что синтаксические связи этих символов с различными контекстами оказываются "разболтанными". Словесный (в частности, письменный) текст покоится на синтаксических связях. Устная культура ослабляет их до предела. Поэтому она может включать большое число символических знаков низшего порядка, находящихся как бы на грани письменности: амулетов, владельческих знаков, счетных предметов, знаков мнемоническою "письма", но предельно редуцирует складывание их в синтактико-грамматические цепочки. Культуре этого типа не противопоказаны предметы, позволяющие осуществлять счет в пределах, вероятно, достаточно сложных арифметических операций. В рамках чакон культуры возможно бурное развитие магических знаков, используемых в ритуалах и использующих простейшие геометрические фигуры; круг, крест, параллельные линии, треугольник и др. - и основные цвета. Знаки эти не следует смешивать с иероглифами и буквами, поскольку последние тяготеют к определенной семантике и обретают смысл лишь в синтагматическом ряду, образуя цепочки знаков. Первые же имеют значение размытое, часто внутренне противоречивое, обретают смысл в отношении к ритуалу и устным текстам, мнемоническими знаками которых являются. Иная их природа раскрывается при сопоставлении фразы (цепочки языковых символов) и орнамента (цепочки магико-мнемонических и ритуальных символов). 
Развитие орнамента и отсутствие надписей на скульптурных и архитектурных памятников в равной мере являются характерными признаками устной культуры. Иероглиф, написанные слово или буква и идол, курган, урочище - явления, в определенном смысле полярные и взаимоисключающие. Первые обозначают смысл, вторые напоминают о нем. Первые являются текстом или частью текста, причем текста, имеющего однородно-семиотическую природу. Вторые включены в синкретический текст ритуала или мнемонически связаны с устными текстами, приуроченными к данному месту и времени. 
Антитетичность письменности и скульптурности прекрасно иллюстрируется библейским эпизодом столкновения Моисея и Аарона, скрижалей первого, призванных дать народу новый механизм культурной памяти ("завет"), и синкретического единства идола и ритуала (пляски), воплощающих старый тип хранения информации: "... и сошел Моисей с горы: в руке его были две скрижали откровения (каменные), на которых написано было с обеих сторон, и на той и на другой стороне написано было. Скрижали были дело Божие, и письмена, начертанные на скрижалях, были письмена Божии. И услышал Иисус голос народа шумящего, и сказал Моисею;: военный крик в стане. Но Моисей сказал: это не крик побеждающих и не вопль поражаемых: я слышу голос поющих. Когда же он приблизился к стану и увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом, и бросил из рук своих скрижали, и разбил их под горою, И взял тельца, которого они сделали, и сжег его в огне" (Исход, 32,15-20). 

Весьма интересный материал, с точки зрения интересующей нас темы, дает диалог Платона "Федр". Посвященный вопросам риторского искусства, он тесно связан с проблемами мнемоники. С самого начала диалога Платон уводит Сократа и Федра за пределы городских стен Афин для того, чтобы продемонстрировать читателям связь урочищ, рощ, холмов и водных источников с воплощенной в мифах коллективной памятью. 

"Федр. Скажи мне, Сократ, не здесь ли где-то, с Илиса, Борей, по преданию, похитил Орифию? 
Сократ. Да, по преданию. 
Федр. Не отсюда ли? Речка в этом месте такая славная, чистая, прозрачная, что здесь на берегу как раз и резвиться девушкам. 
Сократ. Пет, место ниже по реке на два-три стадия, где у нас переход к святилищу Агры: там есть и жертвенник Борею" 6. 

Далее Сократ неожиданно предлагает собеседнику парадоксальный вывод о вреде, который причиняет памяти письменность. Общество, основанное на письменности, представляется Сократу беспамятным и аномальным, а бесписьменное - нормальной структурой с твердой коллективной памятью. Сократ рассказывает о божественном изобретателе Тевте, который открыл египетскому царю науки. "Когда же дошел черед до писем, Тевт сказал: "Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так как найдено средство для памяти и мудрости". Царь же сказал: "Искуснейший Тевт, один способен порождать предметы искусства, а другой - судить, какая в них доля вреда или выгоды для тех, кто будет ими пользоваться. Boт и сейчас ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо противоположное значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, само собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых" 7. 

Показательно, что платоновский Сократ связывает с письмом не прогресс культуры, а утрату ею высокого уровня, достигнутого бесписьменным обществом. 

Отнесенность устных текстов, циклизирующихся вокруг идолов и урочищ, к определенному месту и времени (идол функционирует - как бы "оживает" в культурном отношении - в определенное время, которое ритуально и календарно как бы является "его временем", и стягивает к себе локальные легенды) проявляется в совершенно различном переживании письменной и бесписьменной культурами местного ландшафта. Письменная культура тяготеет к тому, чтобы рассматривать созданный Богом или Природой мир как Текст, и стремится прочесть сообщение, в нем заключенное. Поэтому главный смысл ищется в письменном Тексте - сакральном или научном и - экстраполируется затем на ландшафт. С этой точки зрения смысл Природы раскрывается лишь "письменному" человеку. Человек этот ищет в Природе законов, а не примет. Интерес к приметам расценивается как предрассудки, будущее стремятся определить из прошлого, а не на основании гаданий и предвещаний. 

Бесписьменная культура относится к ландшафту иначе. Поскольку то или иное урочище, святилище, идол "включаются" в культурный обиход ритуалом, жертвоприношениями, гаданиями, песнями или плясками, а все эти действа приурочены к определенному времени, эти урочища, святилища, идолы связаны с определенным положением звезд или солнца, луны, циклическими ветрами или дождями, периодическими подъемами воды в реках и пр. Природные явления воспринимаются как напоминающие или предсказывающие знаки. То, что библейский бог в договоре с Ноем заветом поставил радугу, а Моисею дал письменные скрижали, отчетливо символизирует смену типологической ориентации на разные виды памяти. 

Легко заметить, что так называемая "народная" и "культурная" медицины ориентируются на два различных вида сознания - бесписьменное и письменное. Нужна была проницательность и способность к самостоятельному мышлению Баратынского, чтобы на заре века позитивизма увидеть в предрассудке и приметах не ложь и дикость, а обломки другой правды, восходящей к другому типу культуры. 

Предрассудок, он обломок 
Древней правды - храм упал, 
А руин его потомок 
Языка не разгадал... 8 

Показательно, что поэт связывает здесь предрассудок именно с храмом - архитектурным сооружением, а не с "надписью надгробной на непонятном языке" - образ, который нашел Пушкин для непонятного слова. Сравнение Баратынского напрашивается при размышлениях над утраченным смыслом доинкских архитектурных сооружений древнего Перу. 

Приведенные нами выше библейские тексты рисуют привычную для нас картину: бесписьменная и письменная культуры предстают как две сменяющие друг друга стадии - высшая и низшая. 

Однако можно ли из того факта, что на знакомом нам евразийском пространстве историческое движение пошло именно по этому пути, заключать, что оно только так и могло пойти? Тысячелетнее существование бесписьменных культур в доколумбовой Америке служит убедительным свидетельством устойчивости такой цивилизации, а достигнутые ею высокие культурные показатели наглядно демонстрируют ее культурные возможности. Для того чтобы письменность сделалась необходимой, требуются нестабильность исторических условий, динамизм и непредсказуемость обстоятельств и потребность в разнообразных семиотических переводах, возникающая при частых и длительных контактах с иноэтнической средой. В этом отношении пространство между Балканами и Северной Африкой, Ближний и Средний Восток, побережье Черного и Средиземного морей, с одной стороны, и горные плоскогорья Перу, долины в междугорье Анд и узкая полоса перуанского побережья представляют полярно противоположные исторические бассейны. В первом случае - котел постоянного смешения этносов, непрерывного перемещения, столкновения разных культурно-семиотических структур, во втором - вековая изоляция, предельная ограниченность торгово-военных контактов с внешними культурами, идеальные условия для непрерывности культурной традиции (разрушение изоляции, как правило, сопровождается полным исчезновением той или иной древнеперуанской цивилизации). - Победа письменной цивилизации в одном случае и бесписьменной - в другом представляется естественной. 

2. Кант И. Соч.; В 6-ти т. - М., 1966. - Т. 6. - С. 27. 

3. Тэрнер В. Символ и ритуал. - М., 1983. - С. 57-58. 

*. Стало быть, высоко ценят человека, соблюдающего обычай (примеч. В.Тэрнера). 

4. Из письма Г.Х.Лихтенберга. Цит. по: Хрестоматия по истории западноевропейского театра / Сост. и ред. С.Сокульского. - М., 1955. - Т. 2. - С. 157. 

5. Баратынский Е.А. Пол. собр. стихотворений. - Л., 1936. - Т. I. - С. 206. 

6. Платон. Соч.: В 3-х т. - М., 1970. - Т. 2. - С. 161. 

7. Там же. - С. 216-217. 

8. Баратынский Е.А. Указ. соч. - С. 201.

Лотман Ю.М. Фрагмент из «Несколько мыслей о типологии культур»
Языки культуры. - М., 1987

Однажды Онегин, Печорин и Базаров попали в плен к дикарям-людоедам.
Вождь племени говорит:
- Один из вас лишний.
- Онегин, - сказали Печорин и Базаров.
- Почему именно я?! - завопил Онегин.
- Так Белинский сказал: «Онегин - лишний человек».
- Хорошо, поверим Белинскому, - сказал вождь. - Тебя, Онегин, я отпускаю, а этих двух - на костер!

...среди современников исчезает мало-помалу простое и милое искусство вести дружескую беседу.

...совершенно пропало умение и желание слушать. Исчез куда-то прежний внимательный, но молчаливый собеседник, который раньше переживал в душе все извивы и настроения рассказа, который отражал невольно на своем лице всю мимику рассказчика и с наивной верой воплощался в каждое действующее лицо. Теперь всякий думает только о себе. Он почти не слушает, стучит пальцами и двигает ногами от нетерпения и ждет не дождется конца повествования, чтобы, перехватив изо рта последнее слово, поспешно выпалить: 
– Подождите, это что! А вот со мной какой случай случился… 

А.И. Куприн. Царский писарь

 Из пародий Левитанского на Вознесенского:

Но свистел, как уркач, аркан.
А ханурик плясал канкан

Заманили силком в капкан,
как Букашкина - в хор цыган.

Заманили? А ходит слух -
увели, как последних шлюх.
Как уводят публичных дам,
чтобы там
шагадам магадам.

Был приварочек - первый сорт.
Умыкнули, ханурик, чёрт!

Где приварочек? Нету. Спёрт.
А ещё говорили - спорт!

«Как уводят публичных дам,/ чтобы там/ шагадам магадам» - сейчас под публичными дамами вижу распавшееся братство советских республик и вообще бывший соц.лагерь. Сплошное шагадам магадам.

Ребенок, обладающий естественной чистотой ума и малым знанием, скажет тебе разумные вещи. И напротив – человек прекрасно образованный, но с умом, закопченным от принятого им бесовского воздействия, будет говорить самые мерзкие богохульства.

Прп. Паисий Святогорец

— Доктор, вот у меня почему‑то раны вокруг рта…
— М‑м, кажется, Вы едите с ножа, не пользуетесь вилкой и ложкой. 
— Да? Да, это так. Но ложкой мне неудобно. 
— Тогда вот Вам йод.

— Доктор, а почему я суп так медленно ем? И мне очень неудобно. 
— Потому что Вы едите его ножом. Ешьте ложкой. 
— И это все, что человек с медицинским образованием может мне сказать?
— Да. То есть нет. Можете отхлебывать из тарелки через край. 
— Доктор, Вы вообще в своем уме?

— Доктор, почему на меня в ресторане так странно поглядывают?
— Потому что Вы едите ножом. Пользуйтесь вилкой и ложкой. 
— Знаете, мне это уже говорили. А другого объяснения нет? 
— Возможно, есть, но это не важно. Важно есть твердое вилкой, а жидкое ложкой. 
— Кажется, я совсем не понимаю мира и не гожусь для этой жизни.
— С Вами все в порядке, только возьмите ложку, когда принесут суп.

— Доктор, доктор! Мне так больно, у меня кровь течет! За что мне это?
— А чем Вы ели?
— Ножом, конечно. 
— А ложку не пробовали взять?
— Почему Вы так безжалостны ко мне, а еще врач?! Это невыносимо!
— Вы ложку взять не пробовали?
— Нет!
— А что Вам помешало?
— Я не хочу об этом говорить. Просто зашивайте.

— Знали бы Вы, доктор, как я хочу пасты!
— Могу себе представить, но у каждого своя судьба. 
— Как Вы считаете, когда‑нибудь у меня получится поесть макарон? Я ведь не хочу ничего особенного.
— А Вы просто сварите макарон, возьмите вилку и ешьте. 
— Да? Хорошо, я подумаю.

— Доктор, и как люди манную кашу едят и не режутся?
— Ложкой!!
— Вот и Вам со мной стало скучно. Раньше Вы не кричали.

— Алло, позовите доктора, пожалуйста. 
— Извините, доктор обедает 

(с) Саша Иванов

Народ, ослепленный блеском заманчивых, неосуществимых лозунгов, лишенный ясного понимания смысла существования, разучившийся отличать добро от зла, друзей от врагов, становится беспомощным и легко управляемым, сколь бы сильным и многочисленным он ни был.

Митрополит Иоанн (Снычев)

Интересные образы в тексте (невольно думаю, что некоторые люди ведут себя подобным же образом...)

Смысл "борьбы с капризулей" в том, чтобы показать собаке, что теперь Вам неинтересно, поел он или нет, что прыгать перед ним никто не будет, как и предлагать что-то другое. Удивите собаку и заставьте ее "выживать", дав время проголодаться, "забудьте покормить" с утра (на второй день, например, или на третий), ничего не давая в течении дня, а на ночь перед сном поставьте миску и уйдите спать, ничего не говоря. Вот увидите, что с утра в миске корма будет меньше, если он там вообще будет. ))
И еще. На тему сроков. Сутки голодовки даже полезны, не день с утра до ночи, а сутки (я не о малышах сейчас говорю, конечно, и не об очень маленьких особях, так называемых "мини" - у них особый режим кормления). Как бы это объяснить?...

Ваше отношение должно быть у Вас внутри. Это как пари на силу воли - можно проиграть, а можно и выиграть. Все зависит от того, насколько Вы хотите стать победителем. Или готовы проиграть крошечному йорку? Чтобы было легче, наблюдайте за собакой с улыбкой - ведь питомец начнет срочно изобретать все новые и новые уловки, чтобы победить в этом "споре"!

И как только поймет, что ничего у него не получается, решит поесть втихаря - так, чтобы "никто не видел его позора" !!! ))) У нас так даже беременные с токсикозом поступают, а вот их-то надо кормить! Та же история с гостями (йорки, что на несколько дней у нас остаются на время отъезда владельцев). Как только понимают, что тут выпрыгивать никто не станет, едят как миленькие, но исподтишка, когда нас нет рядом.

Ближний, в понимании Евангелия, это тот, кто нуждается в нас.

Митр. Антоний Сурожский 
«Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия»

* * *

Нам нужно считать ближними своими тех, кто любит добро, правду, кто далёк от всякого наслоения, кто никому не хочет причинить зла.

Свт. Лука (Войно-Ясенецкий)

Лучше всего быть там, откуда некуда падать.

Братья Стругацкие. Град обреченный

Так, мой любезный, умри! И о чём ты столько рыдаешь? Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!

* * *

Дома одиннадцать дней веселился с друзьями своими,
После возврата из Лемна; в двенадцатый бог его паки
В руки привел Ахиллеса, которому сужено было
В царство Аида низринуть - идти не хотящую душу.
Быстрый могучий Пелид, лишь узрел Приамида нагого
50(Он без щита, без шелома и даже без дротика вышел;
По полю всё разбросал, из реки убегающий; по́том
Он изнурился, с истомы под ним трепетали колена),
Гневно вздохнул и вещал со своею душой благородной:
«Боги! великое чудо моими очами я вижу!
55Стало быть, Трои сыны, на боях умерщвленные мною,
Паки воскреснут и паки из мрака подземного выйдут,
Ежели сей возвращается; черного дня избежал он,
Проданный в Лемнос; его не могла удержать и пучина
Бурного моря, которое многих насильственно держит.
60Но нападем, и пускай острия моего Пелиаса
Днесь он отведает: видеть хочу и увериться сердцем,
Так же ли он и оттуда воротится, или троянца
Матерь удержит земля, которая держит и сильных».

Так размышлял и стоял он; а тот подходил полумертвый,
65Ноги Пелиду готовый обнять: несказанно желал он
Смерти ужасной избегнуть и близкого черного рока.
Дрот между тем длиннотенный занес Ахиллес быстроногий,
Грянуть готовый; а тот подбежал и обнял ему ноги,
К долу припав; и копье, у него засвистев над спиною,
70В землю воткнулось дрожа, человеческой жадное крови.
Юноша левой рукою обнял, умоляя, колена,
Правой копье захватил и, его из руки не пуская,
Так Ахиллеса молил, устремляя крылатые речи:
«Ноги объемлю тебе, пощади, Ахиллес, и помилуй!
75Я пред тобою стою как молитель, достойный пощады!
Вспомни, я у тебя насладился дарами Деметры,
В день, как меня полонил ты в цветущем отца вертограде.

После ты продал меня, разлучив и с отцом и с друзьями,
В Лемнос священный: тебе я доставил стотельчия цену;
80Ныне ж тройной искупился б ценою! Двенадцатый день лишь
С оной мне светит поры, как пришел я в священную Трою,
Много страдавши; и в руки твои опять меня ввергнул
Пагубный рок! Ненавистен я, верно, Крониону Зевсу,
Если вторично им предан тебе; кратковечным родила
85Матерь меня Лаофоя, дочь престарелого Альта, -
Альта, который над племенем царствует храбрых лелегов,
Градом высоким, Педасом, у вод Сатниона владея.
Дочерь его Лаофоя, одна из супруг Дарданида,
Двух нас Приаму родила, и ты обои́х умертвишь нас!
90Брата уже ты сразил в ополчениях наших передних;
Острым копьем заколол Полидора, подобного богу.
То ж и со мною несчастие сбудется! Знаю, могучий!
Рук мне твоих не избегнуть, когда уже бог к ним приближил!
Слово иное скажу я, то слово прими ты на сердце:
95Не убивай меня; Гектор мне брат не единоутробный,
Гектор, лишивший тебя благородного, нежного друга!»

Так говорил убеждающий сын знаменитый Приамов,
Так Ахиллеса молил; но услышал не жалостный голос:
«Что мне вещаешь о выкупах, что говоришь ты, безумный?
100Так, доколе Патрокл наслаждался сиянием солнца,
Миловать Трои сынов иногда мне бывало приятно.
Многих из вас полонил, и за многих выкуп я принял.
Ныне пощады вам нет никому, кого только демон
В руки мои приведет под стенами Приамовой Трои!
105Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!
Так, мой любезный, умри! И о чем ты столько рыдаешь?
Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!
Видишь, каков я и сам, и красив, и величествен видом;
Сын отца знаменитого, матерь имею богиню;
110Но и мне на земле от могучей судьбы не избегнуть;
Смерть придет и ко мне поутру, ввечеру или в полдень,
Быстро, лишь враг и мою на сражениях душу исторгнет,
Или копьем поразив, иль крылатой стрелою из лука».

Так произнес, - и у юноши дрогнули ноги и сердце.
115Страшный он дрот уронил и, трепещущий, руки раскинув,
Сел; Ахиллес же, стремительно меч обоюдный исторгши,
В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукояти
Меч погрузился во внутренность; ниц он по черному праху
Лег, распростершися; кровь захлестала и залила землю.
120Мертвого за ногу взявши, в реку Ахиллес его бросил,
И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он:
«Там ты лежи, между рыбами! Жадные рыбы вкруг язвы
Кровь у тебя нерадиво оближут! Не матерь на ложе
Тело твое, чтоб оплакать, положит; но Ксанф быстротечный
125Бурной волной унесет в беспредельное лоно морское.

Рыба, играя меж волн, на поверхность чернеющей зыби
Рыба всплывет, чтоб насытиться белым царевича телом.
Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,
Вы - убегая из битвы, а я - убивая бегущих!
130Вас не спасет ни могучий поток, серебристопучинный
Ксанф. Посвящайте ему, как и прежде, волов неисчетных;
В волны бросайте живых, как и прежде, коней звуконогих;
Все вы изгибнете смертию лютой; заплатите вы мне
Друга Патрокла за смерть и ахейских сынов за убийство,
135Коих у черных судов без меня вы избили на сечах!»

Гомер. Илиада. Песнь XXI. ПРИРЕЧНАЯ БИТВА
(пер. Н.И. Гнедича)

Настоящая поэзия антибиографична. Родина поэта — его стихотворение; от стихотворения к стихотворению она меняется. Расстояния все те же, вечные: бесконечные, как то мировое пространство, в котором каждое стихотворение стремится утвердить себя в качестве — пусть крошечного — небесного светила. Они бесконечны и как расстояния между его Я и его Ты: с обеих сторон, от обоих полюсов возводятся мосты, а в середине, на полпути, там, где должна быть несущая мостовая опора, сверху или снизу, — там место стихотворения.

Пауль Целан

Молитва — это вдыхание в себя благодати Божией. 

Отец Павел Флоренский

Диккенс критиковал свою жену — она слишком полная. Оттого, что ест много жирной пищи и все на диване лежит. Она глупая и не о чем разговаривать. Детям мало внимания уделяет. И с психикой у неё неладно; припадки ревности и слезы на ровном месте. И великий, мой любимый писатель написал публичное письмо о своей жене — с критикой. И читатели сочувствовали гению. А я весь день думаю: немудрено растолстеть, если за 12 лет родишь 10 детей. Троих похоронишь. Будешь тут лежать на диване без сил. И трудно десятерым детям, мужу, родственникам и гостям уделить много внимания… И покажешься глупой и неуклюжей, хотя вот в Америку на страшном пароходе она с мужем плавала; и детей храбро рожала. И с психикой — и мы бы заплакали, если бы по ошибке домой доставили браслет, который муж купил юной актрисе… В этой актрисе и было все дело — жена постарела и расплылась. А девушке было 18 лет. Вот и все. Не в жене было дело. Опостылела она, а развод не приветствовался. И Диккенс приказал заложить кирпичом проход на свою половину спальни — несколько демонстративно, мягко говоря. И эта толстая, глупая и ненормальная жена встала, надела шляпку и навсегда уехала из дому. Чтобы не унижаться. Не слушать критику и не читать её в журналах. И детей ей не отдали. Так она и прожила остаток жизни одна. И, когда писатель умер, только и попросила — опубликуйте письма, которые мне Чарльз писал в юности. Пожалуйста! Пусть все знают, что он любил меня; а я была стройной, весёлой, остроумной… Но даже это не сделали. И критика — это когда нас не любят, вот что я думаю. И хотят избавиться. Но не признаются в этом даже себе. И лучше надеть шляпку и уйти — как сделала эта смелая и благородная женщина…

Анна Кирьянова

Согласно философской теории Gilbert Durand люди делятся на три типа (по критерию: их коммуникационные стратегии с миром): воинский, мистический и драматический тип. А.П.Чехов вывел ярких представителей воинского и мистического типа. Воинский тип видит мир как борьбу, в которой нужно стоять прямо с мечом (мужчина из отрывка ведет борьбу за справедливость ). Мистический тип видит мир как ребенка, которого нужно успокоить (женщина демонстрирует пример т.н. "стокгольмского синдрома").

Каждый день утром говори себе: «Быть может, этот день — последний моей жизни. Потерплю же я из любви ко Господу Иисусу Христу, хотя ныне какая бы ни была скорбь, и прощу каждому оскорбившему меня обиду. Да-нет и воспомянет и меня многогрешного Господь и помилует, и спасет по не ложному своему обещанию».

Преподобный Иосиф Оптинский

Если бы вы видели, какая благодать сходит на Литургии, то были бы готовы собирать пыль с пола храма и умывать ею свое лицо...

Архимандрит Гавриил (Ургебадзе)

Стихи сами ищут меня, и в таком изобилии, что прямо не знаю — что писать, что бросать. Можно к столу не присесть — и вдруг — всё четверостишие готово, во время выжимки последней в стирке рубашки, или лихорадочно роясь в сумке, набирая ровно 50 копеек. А иногда пишу так: с правой стороны страницы одни стихи, с левой — другие, рука перелетает с одного места на другое, летает по странице: не забыть! уловить! удержать!.. — рук не хватает!

Марина Цветаева

Каждый человек - это текст. Мы читаем друг друга, общаясь, и считываем или нет  послания друг друга.

- Да ты ничего нового не говоришь, я всё это слышал от тебя много раз.
- Не может быть, я только вчера до этого  додумался.

Так случается, когда человек не в состоянии воспринимать сообщения другого, не в состоянии прочесть цельный текст - он находится в процессе угадывания букв. 
Роман «Анна Каренина» для малыша, который знает алфавит, но не умеет читать, будет всего лишь мозаикой из знакомых букв, своеобразным узором - не более. Точно так же многие взрослые люди «читают» других людей.

Это крайне важно понять: все наши «тексты» состоят из одних и тех же букв, но «чтение» многих людей не отличается от скольжения по буквам, а потому «тексты» они плохо различают. Нередко люди и алфавит-то плохо знают и потому даже не пытаются читать всерьёз, а просто приписывают текстам несуществующие смыслы, фантазируя на тему и опираясь в своих фантазиях на две-три-четыре узнанные в тексте буквы. И беда, если эти буквы прежде встречались в тексте неприятеля - новый текст так же будет интерпретирован как неприятельский, просто по наличию узнанных букв (содержание считать такой читатель в принципе не может).
Под чтением я имею в виду восприятие - мира, другого человека, жизненных обстоятельств и, собственно, всевозможных литературных текстов.

Я видел ангела в куске мрамора и резал камень, пока не освободил его.
Микеланджело Буонарроти

Господи, имя Тебе – Любовь: не отвержи мя, заблуждающагося. 
Господи, имя Тебе – Сила: укрепи мя, изнемогающего и падающаго. 
Господи, имя Тебе – Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями. 
Господи, имя Тебе – Мир: умири мятущуюся душу мою. 
Господи, имя Тебе – Милость: не переставай миловать меня.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский

Ангелы еще есть. Строчка Цветаевой, якобы богопротивная: «Возлюбила больше Бога милых ангелов его», она очень человеческая и женская. Ангелы есть.

Андрей Битов

Мф 18
10 Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного.
11 Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее.
12 Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?
13 и если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся.
14 Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих.