Дневник
На суде Христовом потребуется в оправдание милость, как деятельное выражение любви, и заслужит помилования одна милость, как опытное доказательство любви.
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
Все привычные вехи крошатся.
Боже мой, не пора ли вмешаться?
Не пора ли беду обуздать?
Так ведь можно совсем опоздать,
И не станет ни тварей, ни тверди,
И спасать будет некого, негде.
Бог может освободить нас от любого зла, но мы сами судорожно за него держимся.
Почему Бог нам заповедал любить врагов? Не ради них, а ради нас, потому что, пока мы носим в себе обиду, — мы не находим покоя, а когда прощаем, то наступает мир.
Архимандрит Фаддей Витовницкий
Если ты огорчаешься по поводу чего-либо внешнего, то угнетает тебя не сама эта вещь, а твоё суждение о ней. Но устранить последнее — в твоей власти. Если же тебя огорчает что-либо в твоём собственном настроении, то кто мешает тебе исправить свой образ мыслей?
Марк Аврелий
Монахам не следует пытаться молиться так, как они ещё не умеют или уже не умеют, но как подобает их духовному возрасту и принятому образу жизни.
Прп. Исаак Сирин
- Молви, девица: какой час важнее всех?
- Теперешний, - отвечала девица.
- А почему?
- А потому, что всякий человек только в одном в теперешнем своем часе властен.
- Правда! А какой человек нужнее всех?
- Тот, с которым сейчас дело имеешь.
- Это почему?
- Это потому, что от тебя сейчас зависит, как ему ответить, чтоб он рад или печален стал.
- А какое же дело дороже всех?
- Добро, которое ты в сей час этому человеку поспеешь сделать. Если станете все жить по этому, то все у вас заспорится и сладится. А не захотите так, то и не сладите.
Н. Лесков. Час воли божией
Мы чувствуем, что Господь среди нас. Неужели нам этого мало? А унывать – это грех. Господь победил смерть и даровал нам жизнь вечную. Нужно радоваться, не унывать, не скорбеть, а благодарить Бога за те радости, которые Господь посылает нам.
Святейший Патриарх Алексий II
Человекоугодием уничтожается не только любовь к Богу, но и самое памятование о Боге.
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
"У нас говорить с другими — наука, то есть с первого взгляда, пожалуй, так же, как и в Китае; как и там, есть несколько очень упрощенных и чисто научных приемов. Прежде, например, слова «я ничего не понимаю» означали только глупость произносившего их; теперь же приносят великую честь. Стоит лишь произнести с открытым видом и с гордостью: «Я не понимаю религии, я ничего не понимаю в России, я ровно ничего не понимаю в искусстве» — и вы тотчас же ставите себя на отменную высоту. И это особенно выгодно, если вы в самом деле ничего не понимаете.
Но этот упрощенный прием ничего не доказывает. В сущности, у нас каждый подозревает другого в глупости безо всякой задумчивости и безо всякого обратного вопроса на себя: «Да уж не я ли это глуп в самом деле?» Положение вседовольное, и, однако же, никто не доволен им, а все сердятся. Да и задумчивость в наше время почти невозможна: дорого стоит. Правда, покупают готовые идеи. Они продаются везде, даже даром; но даром-то еще дороже обходятся, и это уже начинают предчувствовать. В результате никакой выгоды и по-прежнему беспорядок.
Пожалуй, мы тот же Китай, но только без его порядка. Мы едва лишь начинаем то, что в Китае уже оканчивается. Несомненно придем к тому же концу, но когда? Чтобы принять тысячу томов церемоний, с тем чтобы уже окончательно выиграть право ни о чем не задумываться, — нам надо прожить по крайней мере еще тысячелетие задумчивости. И что же — никто не хочет ускорить срок, потому что никто не хочет задумываться".
Ф. М.… развернуть...
"У нас говорить с другими — наука, то есть с первого взгляда, пожалуй, так же, как и в Китае; как и там, есть несколько очень упрощенных и чисто научных приемов. Прежде, например, слова «я ничего не понимаю» означали только глупость произносившего их; теперь же приносят великую честь. Стоит лишь произнести с открытым видом и с гордостью: «Я не понимаю религии, я ничего не понимаю в России, я ровно ничего не понимаю в искусстве» — и вы тотчас же ставите себя на отменную высоту. И это особенно выгодно, если вы в самом деле ничего не понимаете.
Но этот упрощенный прием ничего не доказывает. В сущности, у нас каждый подозревает другого в глупости безо всякой задумчивости и безо всякого обратного вопроса на себя: «Да уж не я ли это глуп в самом деле?» Положение вседовольное, и, однако же, никто не доволен им, а все сердятся. Да и задумчивость в наше время почти невозможна: дорого стоит. Правда, покупают готовые идеи. Они продаются везде, даже даром; но даром-то еще дороже обходятся, и это уже начинают предчувствовать. В результате никакой выгоды и по-прежнему беспорядок.
Пожалуй, мы тот же Китай, но только без его порядка. Мы едва лишь начинаем то, что в Китае уже оканчивается. Несомненно придем к тому же концу, но когда? Чтобы принять тысячу томов церемоний, с тем чтобы уже окончательно выиграть право ни о чем не задумываться, — нам надо прожить по крайней мере еще тысячелетие задумчивости. И что же — никто не хочет ускорить срок, потому что никто не хочет задумываться".
Ф. М. Достоевский
Вступление к "Дневнику писателя" 1873 года, издававшемуся в составе журнала "Гражданин".
Большинство людей считают себя очень сведущими в психологии по одной простой причине: психология для них сводится к тому, что они сами о себе знают.
Карл Густав Юнг «Архетип и символ»
По тому, что мы делаем, мы познаем, что мы такое есть, а по тому, что мы переносим, мы познаем, чего мы заслуживаем.
Артур Шопенгауэр
Для гибели человека достаточно одного порочного навыка: он будет постоянно открывать вход в душу всем грехам и всем страстям.
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
Мне чужого не надо,
Мне верните моё:
Мою бабушку Надю
И улыбку её.Мне чужого не надо, —
Мне верните покой
И станичное стадо,
И стожки за рекой,Головастика в луже,
Моё место в раю…
И шестую часть суши
Мне верните мою.
Николай Зиновьев
Сергей Сергеевич Аверинцев о Византии:
Все высшие духовные ценности, как религиозные, так и светские, — Библия, передаваемая Церковью, и Гомер, передаваемый школой, греческая философия, римское право и прочая, — какие только знал человек христианского ареала, содержались в границах одного и того же государства, в его рамках, в его лоне. За его пределами — мир одновременно иноверный (неверный), инокультурный (варварский) и к тому же беззаконный, как бы и не мир, не космос, а хаос, «тьма внешняя». Двуединство Римской империи и христианской Церкви само себе мир.
Сергей Сергеевич Аверинцев/ Византия и Русь: два типа духовности.
Нет ничего бесчеловечного, злого или иррационального, что не могло бы давать какого-то комфорта, когда это разделяется группой.
Эрих Фромм
Прочное основание, делающее у Достоевского и у Соловьева необходимой войну против Бога, - в том, что всякая человеческая конструкция подозрительна, тогда как Бог не может быть увиден человеком иначе чем в качестве его, человека, конструкции. Для Достоевского само собой разумеется, что всякая конструкция, всякое устроение как таковое включает, предполагает преступление - обстоятельство, между прочим, вовсе не бросающееся в глаза само по себе. Всякая устроенность, всякая постройка как таковая, будь то организация мира или истории, в глазах Достоевского обижает ребенка, или скорее Младенца, l’Enfant, то есть того, кто не говорит, не упорядочивает, не выстраивает.
В.В.Бибихин "Две легенды, одно видение: инквизитор и антихрист"
МИЧУРИН в 5-10 сантиметрах от корня дерева вбивал в землю большие кованые гвозди. В основном это делалось для самых "нежных" деревьев типа вишни, абрикосов, сливы и прочих косточковых. В земле гвоздь начинал активно ржаветь. Окислы железа не только защищали дерево от мороза, существенно увеличивали урожай, но и защищали дерево от множества болезней. Оксид железа — микроэлемент, который необходим для фотосинтеза, способствует выработке хлорофилла и укреплению корневой системы. Так "подкормленное" гвоздём дерево становилось очень урожайным и невосприимчивым к морозу.
Инет
Вернейший способ испортить молодое поколение — научить их выше ценить единомышленников, чем тех, кто думает иначе.
Фридрих Ницше
Нет слепого случая! Бог управляет миром, и все, совершающееся на небе и в поднебесной, совершается по суду премудрого и всемогущего Бога, непостижимого в премудрости и всемогуществе Своем, непостижимого в управлении Своем.
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
Вот преимущество жизни в миру: она открывает нам наши страсти через столкновение с искушающими людьми и обстоятельствами.
Священник Александр Ельчанинов
Есть такая легенда: когда Бог изгнал из Рая Адама и Еву, один из ангелов так любил их, что попросил разрешения их сопровождать.
"Люди будут платить тебе чёрной неблагодарностью за твою любовь и преданность! Само твое имя они будут использовать, как ругательство! Ты все еще хочешь иди с ними?", - сказал Бог.
"Да", - кротко ответил Ангел. Его имя было - Собака.
Делай, что можешь полезного и что позволяет закон, твоим любимым; но всегда поручай их Богу, и слепая, плотская, безотчетливая любовь твоя обратится мало-помалу в духовную, разумную, святую.
Свт. Игнатий (Брянчанинов)
Многие входят в церковь, совершают тысячи молитв, и выходят, сами не зная, что говорили:
уста движутся, а слух не слышит. Ты сам не слышишь своей молитвы, а хочешь, чтобы ее услышал Бог? Я преклонял, говоришь, колена. Но мысль твоя летала на стороне. Тело было внутри церкви, а дух твой – вне; твои уста говорили молитву, а ум исчислял проценты, обязательства, торговые обороты, приобретения, дружеские собрания.
Диавол, будучи лукав и зная, что во время молитвы мы достигаем великих успехов, приходит к нам в это время, – часто ведь мы лежим на постели без всяких забот и ни о чем не помышляя, а пришли молиться, и тотчас нападают бесчисленные помыслы, – чтобы лишить нас плодов молитвы и сделать совершенно безуспешными. И часто бывает, что, свершив молитву, мы уходим; как будто и не слышав того, что говорили.
Святитель Иоанн Златоуст
«Апокатастасис» - см. у восточносирийских авторов V-VIII вв., в том числе у Исаака Сирина и Иосифа Хаззайи. В какой мере эти авторы разделяли тезис о том, что в конце концов грешники и демоны будут прощены, и что это значит для этики?
В восточносирийской традиции, особенно в ее мистической ветви, была очень популярна мысль о конечном исправлении грешников и демонов и прекращении адских мучений. Речь идет не о восстановлении мироздания — оно с самого начала неидеально, — а о его усовершенствовании, переходе на новую ступень.
Нынешний, неидеальный мир не был при этом брошенным, не оставлялся на самотек. Усилие считалось неотъемлемым условием его существования. Ангелы и люди несут бремя заботы о мире. За этим бременем кроется не проклятие, а любовь, и человек имеет возможность поселять её на земле. В словах Библии «человек рождается на страдание» восточносирийские учителя услышали бы не обреченность, а благословение на усилие.
Мост между нынешним неидеальным миром и божественным совершенством — надежда. Сирийские мистики говорили о двух видах надежды и показывали, в каких ситуациях каждая из них может быть полезной или опасной.
Иосиф Хаззайя, богослов и сирийский мистик VIII века, говорит, что он взвесил на весах божественную любовь и божественную справедливость. И любовь оказалась как гора, а справедливость — как песчинка. Сирийские мистики совмещали жажду лучшего мира с любовью к миру неидеальному и как, сочетая несовместимое, они смогли дать опору многим людям.
«Апокатастасис» - см. у восточносирийских авторов V-VIII вв., в том числе у Исаака Сирина и Иосифа Хаззайи. В какой мере эти авторы разделяли тезис о том, что в конце концов грешники и демоны будут прощены, и что это значит для этики?
В восточносирийской традиции, особенно в ее мистической ветви, была очень популярна мысль о конечном исправлении грешников и демонов и прекращении адских мучений. Речь идет не о восстановлении мироздания — оно с самого начала неидеально, — а о его усовершенствовании, переходе на новую ступень.
Нынешний, неидеальный мир не был при этом брошенным, не оставлялся на самотек. Усилие считалось неотъемлемым условием его существования. Ангелы и люди несут бремя заботы о мире. За этим бременем кроется не проклятие, а любовь, и человек имеет возможность поселять её на земле. В словах Библии «человек рождается на страдание» восточносирийские учителя услышали бы не обреченность, а благословение на усилие.
Мост между нынешним неидеальным миром и божественным совершенством — надежда. Сирийские мистики говорили о двух видах надежды и показывали, в каких ситуациях каждая из них может быть полезной или опасной.
Иосиф Хаззайя, богослов и сирийский мистик VIII века, говорит, что он взвесил на весах божественную любовь и божественную справедливость. И любовь оказалась как гора, а справедливость — как песчинка. Сирийские мистики совмещали жажду лучшего мира с любовью к миру неидеальному и как, сочетая несовместимое, они смогли дать опору многим людям.
Максим Калинин, филолог, переводчик, старший преподаватель Института классического Востока и античности ВШЭ
...свернуть