Дневник
В момент полноты слабости получить полноту внешнего давления, предательства, отвержения, когда всё время и пространство схлопывается до нуля - хорошо это или плохо для человека?
Это выталкивает за грань хорошего и плохого - оказываешься в ужасе. И этот ужас - это не плохо или хорошо, ужас этот - здравствуй, Реальность!
Я не справился с жизнью, - говорит себе такой путник. Встреча со своим ничтожеством, возможно, единственное, что по-настоящему отрезвляет человека, что будит его от сна, наполненного галлюциногенными проекциями.
Если не умрёт, исцелится и станет живым. До следующего кризиса, возможно. Вряд ли можно проснуться раз и навсегда.
Неожиданно Ве от жары спрятался в домике. Сначала удивилась, а потом вспомнила азиатов в плотных халатах - изоляция от среды. Тело как бы ограждается, закрывается от горячего воздуха, не находя прохлады вовне.
В квартире больше тридцати градусов, стены уже настолько прогреты, что даже когда на улице становится прохладнее, не успевают остыть. Накопительный эффект...
Долго Ве в домике не просидел, вылез - вовне легче, воздух гуляет под вентилятором.
В очередной раз пойдём увлажнять шёрстку, чтобы чуть-чуть стало легче лежать и ждать дневной прогулки, перенесённой теперь почти на вечер.
Личность человека можно оценивать по-разному - нравится или нет, умный или нет, значимый или нет, опасный или нет.., но мы же не судьи - что мы знаем, чтобы судить? Судя о другом, судим о себе, прежде всего.
Умный может научиться даже у камней, тем более у другого человека, тем более у информированного. Лучше избегать недоброго взгляда на другого, даже если он того заслуживает - это намного более разумная стратегия, чем негативизм любого образца. А трудности есть на всех путях, они неизбежны, они - норма.
* * *
Учится человек, чтобы себя познавать и раскрывать. Мы же себя не знаем. И чем меньше знаем себя, тем больше склонны заниматься другими. Умным быть - заниматься собой, но не в примитивной смысле, разумеется. У нас есть только мы - это единственная возможность быть, давать или брать что-то миру или у мира. И важно понять КАК я это делаю, зачем, для чего. В нас избыток не нашего...
Если человек самовольно швырнёт себя в свою свободу, что будет? Скорее всего, ничего хорошего. Герой Достоевского оказался на каторге, например, и потом на всю жизнь зарёкся от подобного.
Сначала надо пройти культурную прошивку, напитаться опытом поколений в сжатой форме, пройти этап огранки.
В какой-то момент свобода сама может выхватить человека, подобно хищной птице, вырвать из привычного и гарантирующего какие-то нормы порядка жизни. Все костыли и подпорки культуры сами могут пасть. Общество может измениться до неузнаваемости. И что тогда?
Если человек позволит себе свободу «от», без свободы «для», он погибнет. Когда ничего не осталось, личность сама, своим волеизъявлением, может выбрать своё «для» - свою природу, свой смысл.
Свобода может открыть много неожиданного внутри, увидишь то, о чём и не помышлял.
* * *
Как далеко способен упасть человек? До самого дна? Что такое это самое дно? Бесовщина или ничто - что ниже?
Человеческое дно - это ничто, бесовщина - это нечеловеческое.
Человек очерчен Богом?
В чём разница - человек очертил свои границы или Бог?
Может ли вечное в нас отставать от времени? Не может. Вечное всегда актуально или опережает время.
Нельзя жить вечным мимо своего времени, это будет иллюзией жизни.
Так что не стоит тешить себя иллюзиями: живя позавчерашним умом, человек пребывает не в вечности, а в своем позавчерашнем дне, т.е. не живёт, а измышляет - думает, что живёт, но при этом вряд ли думает.
Отрешиться от мира вполне невозможно потому, что тело наше пребывает в этом мире - здесь и сейчас. Если человек этого избежал, значит он избежал самой жизни. А вечной жизни?
Вечную жизнь в себе тоже надо проводить сквозь искус времени, чтобы она стала настоящей.
Европа была как Марфа, Россия - как Мария - на уровне идеалов.
Марии не стоит прикидываться Марфой, как и Марфе - Марией. Утратить себя в акте имитации слишком легко, не приобретя ничего взамен.
Впрочем, всё это уже в прошлом.
Сегодня много говорят о личных границах, о недопустимости их нарушения. Сложная тема. По большому счету довольно трудно всерьез говорить о том, где личные границы начинаются или заканчиваются. Особенно если я - христианин, если я принимаю за истину отношение к ближнему как самому себе, если я понимаю что такое Всечеловек. Как лента Мёбиуса незаметно переходит от внешнего к внутреннему и наоборот.
Плывёт всё, что хочешь рассмотреть и определить. Как и неделимый атом оказывается очень даже делим, и что нет предела всматриванию в его глубины - были бы соответствующие приборы. Но зачем? Почему?
Границы - едут...
Здесь я христианин, там - филолог, здесь - подчинённый, там - руководитель, в семье - родитель, с родителями - ребенок и т.д., и в зависимости от ракурса рассмотрения мои границы меняются. А что остаётся неизменным? Что-то неуловимое, что пересекает границы всех возрастов, но что вряд ли может быть схвачено и осмыслено в своих границах.
Но есть сеть взаимоотношений, которая наброшена на всё творение, и которая изнутри диктует нормы. Что-то наподобие шахматной доски с её квадратами, и ходить .можно и нужно только по этим, предписанным правилами игры, клеткам. Вот здесь границы важны, чтобы оставаться тем, кто ты есть: конь, ферзь или пешка...
Думаю, ошибкой будет относить это к социальным ролям, хотя и в них отчасти эти правила, конечно, отражаются. Скорее следует мыслить о природе вещей, о законах вещества, о телесно-душевно-духовных законах природы.
Пошёл конем - значит ты конь, пошел ферзём - значит ты ферзь? Может быть, но не обязательно. Важно не мешать фигурам быть собой, не нарушать их самооценку, не мешать самоопределению, индентификации. Но всё это процессы, которые тоже сложно внятно разграничить, отделить один от другого, хотя они и происходят порой на очень разных уровнях внешнего и внутреннего взаимодействия.
Клетка, на которой стоит фигура, даёт фигуре алгоритм взаимодействия не меньше, чем её внутреннее самоощущение. Клетка определяет отношение к другим фигурам, но всегда в рамках правил игры. А правила могут меняться.
Если понимаешь, что, в конечном итоге, правил вовсе нет, что тогда?
Как быть фигурой на шахматном поле, если нет ни правил, ни зовов? Если миром игры движет один тезис: сгинь! Или: делай всё, чтобы сгинуть самому и чтобы сгинули многие вокруг!
Мимикрия, имитация, подделка, подтасовка, фальсификация, ложь... - это еще более злые сопроводители.
В такую игру играть невозможно - негде, нечем, не с кем, некому...
Стоять на своей клетке, не натягивая нить - границу, не разрушать пространственную сеть смыслов и путей... Да, наверное это хорошая идея. Нарушение чувствуется примерно так же, как мы чувствуем натяжение, зацепившись поясом брюк или юбки за крюк. Резинка натягивается, демонстрируя стремление вернуться в исходное, нормальное, состояние - без избытка натяжения, в свободу.
Безумие, в таком случае, это разрыв сильно перенапряженных смещением структур психического поля - когда резинка рвется, и человек при этом падает с силой за пределы своей «клетки» на шахматной доске, за пределы поля, в рамках которого возможна игра.
* * *
Человек возможен вот где-то здесь: очерчиваю поле на листе бумаги - квадратом, ромбом, кругом... А мы все вместе, скопом, выходим за пределы этого поля. Переходим в какое-то другое место, пространство. И время, наверное...
Мы покидаем очерченную нами территорию человеческого. Куда переходим - непонятно. Что остаётся на месте человеческого? Пустота? Ничтойность? Или какая-то иная, нечеловеческая чтойность?
Наблюдатель наблюдает из себя и потому неминуемо трактует то, что видит, а значит домысливает и даже, возможно, придумывает, а не видит.
Видит - созерцатель, потому что он смотрит не из себя, а из определенного состояния, которое можно было бы назвать квантовой неопределенностью. То есть созерцатель никак не относится к тому, что видит, и позволяет быть чему угодно - не предписывая, что дожно быть, не диктуя.
К сожалению, под видом любви можно толкать в массы что угодно. Не зря же кто-то из святых сказал, что в последние дни будут убивать святых, думая, что служат тем Богу - т.е. Любви. В том и сложность нашего времени, что очень часто невозможно просто следовать прежними путями - всё переврано на уровне понимания базовых понятий. Отделить истинное от ложного внешним образом практически невозможно. Трезвение сегодня, пожалуй, главнее любви, потому что любовью будут спекулировать, манипулировать, называя любовью пагубу. Не верить себе, верить только Христу - но как это? Что это значит? Об этом надо всерьез размышлять
Когда я ищу поддержки, чего именно я ищу? Поддержки Христа в нас - в себе, Христа в нас удерживать дело общее, и я удерживаю в себе Христа, поддерживая Его в других. Таким образом, ища поддержки, я, прежде всего, ищу Христа в другом Христом в себе - важно видеть Христа в другом, чтобы вместе взаимодействовать под Его камертон - чтобы не из себя действовать, но собой во Христе.
Личность нуждается только в этом - в единении с другими во Христе. Не в представлении своём о Христе, которое у каждого своё, а во Христе («Разве разделился Христос?»).
Не хотелок своих ради - это как? Кто не различает в себе своё «человеческое, слишком человеческое», и Христа в нас, тот не сможет понять что это значит.
Но есть во мне еще и половое - т.е. человеческое в нас, которое принадлежит не мне, а другому. Это человеческое во мне желает, требует быть реализованным, причем именно таким образом, каков запрос другого. В этом смысле важно, чтобы партнер был честен в своих запросах и, как минимум, был действительно партнером, а не просто потребителем другого. Его поддержка - это поддержка экосистемы, в которой разворачиваются отношения, и без которой осуществление не сможет произойти - негде будет. И, само собой, поддержка разворачивания моих программ, а не только своих.
Люди живут словно удерживая друг друга в жизни - усилием заботы, внимания, надежды, веры и любви. Жизнь требует таких усилий, направляемых людьми друг на друга. «Вот тебе мои лучи», - говорит один; «Вот тебе мои лучи, - говорит другой». Так создаётся пространство, в котором можно жить, творить, любить, осуществлять и осуществляться.
Иногда другой может вести себя, подобно камню, падающему в паутину и стягивающему на себя всё сотканное лучами пространство. Словно кукушонок, он стремится вытолкнуть из «гнезда» всех других - так он голоден на любовь. Просьба не быть таким - по возможности - это тоже просьба о поддержке. Иначе ведь жизненное пространство не будет возобновляться, усилиями одного нельзя равномерно развернуть и расправить полотно жизни - оно будет болеть, комкаться и постоянно нуждаться в правках духовного «остеопата».
Бог создал мир из ничего, а значит расколдовывание мира научными методами может добраться до этого самого «ничего», может обнаружить это самое «ничего» лежащим в основании мира.
Точно так же самоисследование человека может дойти до «ничего», до пустоты внутри свернувшейся вокруг пустоты стружки - говоря словами кого-то из святых.
Когда я задаю себе вопрос «Кто я? », о чём я спрашиваю?
Отражение в зеркале мне ничего не расскажет обо мне - с одной стороны, с другой - кое-что из увиденного в отражении всё-таки окажется правдой, пусть и частичной. Но сфабрикованной, да! Ведь надо мной поработали и парикмахер, и портной, и среда, общество, мода, культура, не говоря о самых-самых близких, влияние которых нельзя переоценить - настолько оно велико.
Отражение во взгляде на меня других скажет, зачастую, еще меньше правды, чем отражение в зеркале, ибо люди придумывают меня, исходя из своих контекстов, не беря в расчет мой, исходя из своих предожиданий, мнений, вкусов,знаний.... Каждый видит то, что хочет видеть, что готов увидеть и различить, во что верит или хочет верить.
Мой собственный взгляд на себя - сложен, неоднозначен и, главное, слишком рассеян. Правда, я кажусь себе хорошей всегда, даже если делаю что-то не так, ибо всегда есть причины: ситуация, положение, состояние, окружение и пр...
Единственный способ понять кто я на самом деле - это изучение своих пределов, своих границ: что я могу и чего не могу - почему? Что я хочу и чего не хочу - на самом деле? Что будет, если позволить себе ВСЁ, если снять все внешние запреты и табу - что я буду делать, оставшись сама по себе? Страшно интересное упражнение, приступать к которому можно только в зрелом возрасте, когда кажется, что уже знаешь себя, что можешь на себя полагаться... Иллюзия, конечно.
Только в таком опыте над собой узнаешь себя таким, как ты есть на самом деле.
И что в итоге обнаружится? Всё та же пустота! И это не худший сценарий, ибо можно обнаружить и некоторые неожиданные свойства своей натуры.
Человек - это пустота, которую он заполняет в процессе жизни различными муляжами жизни - тешит так себя, прячется от себя настоящего. За таким забором муляжей легко скрыться от себя настоящего. И, возможно, большинству людей этого достаточно не просто так, возможно, этим и надо удовлетвориться, чтобы не искушать судьбу.
«Если мы рассматриваем человека таким, как он есть, мы делаем его хуже, чем он есть. Но если мы рассматриваем его таким, каким он должен быть, мы не даем ему стать таким, как он мог бы стать» (Гёте).
Я задаюсь предельными вопросами не из праздного любопытства, а из необходимости найти себя самостоятельным актом. Возможно ли это? Или о том, кто я мне должен сказать другой в процессе нашего взаимодействия?
Разные взаимодействия - разные имена. А если кто-то намерено решить забросать меня ложными именами, встроив в множество фейковых взаимодействий - кем я стану тогда? Как не поверить в ложь о себе, навязываемую со всех сторон? Как отделить правду от неправды?
Если убрать все социально-культурные костыли и подпорки, упадут и все социально-культурные подвохи. В наше время последние стали методом управления массами, и призваны портить природный ум человека. Я же хочу увидеть не конструкты, а природу - своего ума, мышления, сознания в живой сцепке с телом и его космосом.
Но если я - это пустота, тогда от чего это место для меня освободилось? Что там было прежде пустоты? И кто освободил это место для меня, решив, что оно моё? Или никто, и я сама должна освободить это место (от чего?), чтобы у меня было место? Или я должна создать место для себя из ничего, из той самой пустоты, в которой предопределено мне стать собой? Или я должна принять предложенное мне место, социальную роль - тогда от кого, чтобы не стать рабой ложных, чуждых мне, нарративов?
Больше здесь
Мария Васильевна Розанова, скрыто цитируя оду Горация, говорила: Человек определяется двумя вещами: умением не отчаиваться в беде и не ликовать в радости.
А я вот читаю это и думаю: сказано советским человеком!
Дэвид Юм говорит: «Неприятен такой собеседник, который ничего не забывает; глупости одного дня должны быть забыты, чтобы уступить место глупостям другого дня».
Тем более неприятен собеседник, который охотится ТОЛЬКО за глупостями, словно собирается саму вечность пришпилить к человеческим глупостям. А это подлинное злодейство, ибо время для того и даётся, чтобы в вечность наши глупости не попали.
С глупостью надо покончить как можно раньше, чтобы перейти к следующей, но ровно с той же целью - чтобы от неё не осталось и следа.
Жажда быть, если она подлинная, все-таки еще только надежда бытия, еще только обещание его - не само бытие.
Можно ощущать присутствие бытия, как само бытие, подобно тому как вблизи океана уже чувствуешь его присутствие в воздухе, в ощущениях тела, в звуках...
Легко обмануться живущему своими жаждами, приняв свои грёзы за реальность.
Думаю, что мы дожили до времен, когда у собаки самой по себе человечий взгляд возможен. А людей с человечьими глазами наоборот поубавилось. Теперь люди от животных могут подпитываться жизненной теплотой, заботой, вниманием, нежностью... - человечностью...
Природа компенсирует человечье озверение очеловечиванием животных - чтобы подольше конца света не было
Июль 1950. Если собака поглядела на меня человеческим глазом, то, значит, был же человек на свете, передавший собаке этот свой человеческий глаз?
Я понимаю, если собака моя ложится на пол и прижимается непременно к моей ноге: это для того, чтобы во время ее сна я не ушел. Понимаю ее, как собаку. Но если ночью, когда идти некуда, она проснулась, ей стало не по себе почему-то, и она взяла зубами своими свой тюфячок, подтащила к моей кровати на другой стороне комнаты и уснула – то это уже она совсем, как любящий человек, и это человеческое чувство одиночества и жажду близости – это уже дал ей человек, это от человека у нее.
Вот и надо бы изучить так собаку, чтобы можно было отделить от нее звериное основание, а в остальном, как в зеркале, увидишь человека чисто в человеческих чувствах, направляемых им веками и веками к собаке.
Михаил Пришвин. Дневники
Воронята.. Орут под окном, и меня их ор веселит - жизнь! Мы немного причастны, немного общаемся. Люблю ворон.
Кормим птиц уже несколько лет, выходя на прогулки с Ве. Нас узнают даже за пределами двора. Есть уже закадычные товарищи-пернатые. Особенно интересно с воронами.
Говорят, вороны никогда не забывают лиц - помнят своих. Иногда они желают просто пообщаться - преследуют не ради еды, а ради интереса - из симпатии.
Входим в парк, и если вороны здесь, летят к нам - ждут. Очень деликатные, осторожные. Между собой порой жесткие и драчливые.
А с великовозрастными птенцами возятся подолгу. Принятый корм тут же передают птенцу - изо рта в рот, чтобы с ферментами, как я понимаю. Подросшие воронята и сами пытаются схватать корм, иногда успешно.
Как-то идём с Ве привычными дворами, ворон выглядываем - не вижу их, идём без остановок. Когда слышу за спиной настойчивое «Кар-кар-кар», оборачиваюсь - сидят в ряд на асфальте три вороны, родители и птенец. И как бы говорят: Эй, мы тут! Мы тут!
Как я была им рада. Насыпала корм и стояла любовалась...
Человека хранит правильное место его стояния внутри. Клеточка - как на шахматной доске* - где должно стоять по замыслу Творца в той или иной роли, в отношении к тому или иному явлению, субъекту, чужой роли, предмету.., в отношениях со всеми вещами, с которыми приходится взаимодействовать.
Правильное взаимодействие или нет - это зависит от «клеточки», ибо клеточка (как это происходит в графах знаний, например) хранит в себе структурное представление: схемы, законы взаимодействия, отношения.
Если человек оказывается не в той «клеточке», выстраиваются некорректные отношения, нарушается гармония, нормы, здоровье.., а корректные, в свою очередь, не могут быть выстроенными: не там стоит, не те алгоритмы срабатывают. Самый наглядный пример такого нарушения - инцест (физический или психологический - неважно), когда, скажем, отец выходит за пределы клеточки «отец» в отношениях с ребенком и взаимодействует не с той позиции, что была бы уместна, а с той, где реально находится его психика (например, действует влюбленный или любовник - по отношению к дочери).
Не человек играет роль, а роль играет человека. «Клеточка» или точка, место стояния, «узел» или ребро графа определяет наличие той или другой «операционной системы» психического пространства, в которой работают те или иные структурные механизмы, и человеком играют те или иные силы. Только стоя в правильном месте, находясь в правильных отношениях со всеми вещами и стихиями мира (София - живое знание об этом), можно действовать должным образом - не грешить, не разрушать и не разрушаться...
---
* Шахматные фигуры ходят, как положено им ходить - правят алгоритмы взаимодействия.
Сострадание, оно либо есть, либо его нет - ко всем: людям, животным, деревьям... Мы сейчас движемся в сторону от человека к обезьянам (если последние не обидятся), причем самым злым на планете обезьянам. Нет никакого уважение к жизни, к живому - в принципе. Нет эмпатии. Нет даже понимания уже, что этого всего - человеческого! - нет, а должно бы быть. Норма стала исключением, и не особо приличным. Более модно истреблять, издеваться, калечить...
Даже сами разговоры о человечности, об эмпатии, о сострадании могут быть направлены в сторону противоположную, могут становиться поводом к противоположному....
Сострадание - главная часть человеческого воображения. Пошлость - его отсутствие. А история - бесконечный путь от обезьяны к человеку... или, возможно, от полуобезьяны к свинье.
Мне кажется, что главное, чего не хватает сегодняшней прессе это такого вот безусловного и естественного сострадания к людям; военным и гражданскими, героями и негероям, своим и остальным. Особенно, если учитывать, что вся наша журналистика сейчас в той или иной степени военная, независимо от того насколько сам журналист сознает это.
Очень часто, от наших коллег, критикующих то или иное явления требуют предложить конкретную формулу решения или замолчать. В ответ на память приходят сразу две журналистские цитаты - англичанина Джорджа Оруэлла, сказавшего, что «Журналистика это то, когда публикуют вещи, которые некоторые не хотят видеть опубликованными; всё остальное - не журналистика, а «связи с общественностью» (паблик релейшнз) и поляка Рышарда Капущинского: «Журналистская работа состоит не в том, чтобы давить тараканов, а в зажигании света, чтобы люди видели, как тараканы, прячась, разбегаются».
Один из главных виновников нынешней трагедии - безответственная, бездарная и презирающая людей журналистика, давно ставшая нормой на всем постсоветском пространстве. Именно ее превратили в скальпель расчеловечивания. «Независимая» «демократическая» и бесконечно свободная от любого намека на этику западная пресса давно стала любимым автомобилем фашизма, победно въезжающего в мозг обезумевшего от страха обывателя.
К счастью, есть исключения. Необходимо превратить их в норму.
Человеку необходимо признание, но не в том, привычном, смысле, прежде всего, а в том, чтобы бытие человека было признано. То есть, чтобы в отношениях он выступал не предметом пользования, не объектом, и не функцией, не биороботом, а личностью, обладающей собственным бытием, и способной обмениваться бытием с другим.
Понятия о бытии, разумеется, у каждого свои, и не только понятия, но и параметры. Бытие бытию - рознь? Я бы так не сказала, хотя индивидуальные особенности у каждого, безусловно, присутствуют. То есть, не всякий и не со всяким могут делить бытие - люди всё-таки существа ограниченные, но Бытие, тем не менее, одно на всех. Об этом христианское «Разве разделился Христос?».
Нужно прилагать дополнительное усилие, чтобы в каждом признавать хотя бы право на отличное от меня - собственное -индивидуальное бытие.
Человеку нужно реальное признание, а не манипулятивное.
Когда я признаю бытие другого? Когда вижу его в его настоящести, в его живом порыве быть, в его жажде, в его правде. Настоящесть другого становится очевидной и доступной при условии настоящести меня самого.
Могут возразить, мол, настоящесть нам недоступна. И мне хватит наглости настаивать на том, что это не так. Другое дело, что привычнее живется вне такого измерения - в качестве предмета, в качестве той или иной функции. Так проще втиснуться в социальные рамки - человечность нынче признается избыточной, неуместной. Мир становится «прокрустовым ложем», которое обрезает этот излишек не только как лишний, но и как вредный, нарушающий новые правила приличия».
Я смотрю на тебя, чтобы ты был. Или я смотрю на тебя, чтобы тебя не было, чтобы ты исчез, чтобы ты не мешал мне жить ту свою жизнь, в которой тебя нет.
«Без меня народ неполный», - говорит Платонов. Без меня Христос в нас неполный, - говорит христианин.
Но этого недостаточно. Непременно надо добавить, обращаясь к бытию другого: «Без тебя народ неполный. Без тебя Христос неполный».
Гаснуть труднее, чем возгораться. Особенно гаснуть досрочно, неприродно, в силу каких-то навязанных причин и обстоятельств. Нужна какая-то невероятная мудрость и сила, когда уходишь не своим путём. С другой стороны, раз идёшь, значит не такой уж не твой.
Судьба требует порой невозможного, и видеть себя неспособным тяжело. Смиряет ли? Должно наверное смирять, если правильно относиться. Но правильно это как? Я пока не понимаю. Абстрактное, чужое - забылось, наверное, а свое, опытное, не родилось пока, не обнаружилось.
Не думала прежде ни о чём таком, о чём приходится теперь задумываться. Не знала, что так бывает. А теперь как бы знаю, но осознать - задача, а не данность. Рядом нет никого с таким же опытом - нельзя перенять или научиться, всё приходится самой открывать, и это интересно, несмотря на состояние.
Да, я бы даже сказала, что важно быть обнаруженным, найденным, замеченным, т. е. реально увиденным, признанным в существовании - самим актом видения, встречи.
«Люди нуждаются в ком-то, кто заметит, назовет и подтвердит их чувства»
Армен Арутюнян
В городе появилось много чаек. Что-то их гонит сюда или, наоборот, манит. Оказалось, они тут разбойничают.
На днях наблюдала сцену: на крыше было две вороны, одна, вероятно, юная и неопытная. Чайка налетела и схватила её, а затем на глазах у другой ошалевшей вороны растерзала, как настоящий хищник.
Рядом с чайкой вороны казались маленькими и беспомощными, хотя во дворе, на фоне голубей, выглядят брутально, и тоже иногда грешат разбоем - в отношении голубей.
Видела я чаек и рядом с галками, скачущими под деревьями в парке. И там, вероятно, рэкетом занимались.
Встречались и дикие утки - парочка, которые тусят в траве между домами в разных дворах. Неожиданно и очень приятно. Эти - тихие, даже сентиментальные, словно молодожены в медовый месяц.
Тема раскрывается в сознании, подобно цветку. Поток софийных созерцаний, связанных с вопрошанием, актуализированным бытийно, сам собирает лепесток за лепестком и возникает как бы ниоткуда Роза мысли.
София сама собирает во мне букет своих роз. И я, по большому счету, являюсь этим букетом по преимуществу. Я - не мои болезни, не мои недостатки, а букет софийных роз, который собран во мне не мной, но не без меня. Для кого этот букет? Для Бога, вероятно, но не только. Этот букет для всех, кто в состоянии увидеть его и оценить, для всех, кому он нужен, для кого ценен, кто сам в себе таким же образом собирает или хочет собрать софийный букет.
Право каждого индивида выбирать себя и свои ценности не следует воспринимать как право попирать ценности другого, относящегося к той же общности. Алтарь, в том числе семейный, один на всех. Кто служит иному алтарю, тот является членом общности иного алтаря, т.е. он автоматически переходит в иную общность, даже если не собирался, с неминуемыми последствиями.
Если речь не о вымышленных, фантазийных ценностях, то они не могут быть противоположены ценностям другого, ближнего - если алтарь общий.
* * *
Заповедь о почитании родителей - это заповедь о соблюдении уважения к семейному алтарю родителей, а в их лице - народу. Ребенок, уходя из семьи и выбирая себя, не выпадает из необходимости уважительного отношения к ценностям предыдущих поколений. Если же он выбирает иное, начинается отсчет иному в его жизни со всеми вытекающими из отсечения себя от общего алтаря последствиями.
Свой мир невозможно выстроить против алтаря своей общности, наоборот, - только в согласии с ним и традициями (реальными - энергийно наполненными, а не пустыми симулякрами) этого алтаря. Иначе гарантирован выход (выпадение) из общности.
Не чтить алтарь общности равно выпадению из общности.
* * *
Растоптать алтарь другого большее зло, чем просто физическое насилие над другим.
