Желчный, злобный, почти лежачий старик. У него в мамках
немолодая дочь. Трогает его простыню: мокро? сухо?
А на фортепьяно – старые фотографии в рамках.
С одной из них смотрит мальчик с волосами из пуха,
пятилетний, в длинных шортах на лямках,
а в руке он держит зайца плюшевого за ухо.
- Сын? – спрашивает врач скорой помощи, указывая на фото.
- Отец это мой, - вздыхает немолодая женщина. Постарела рано…
А старик костерит и ее, и медработников, и еще кого-то,
Кого он потусторонним взглядом видит с дивана.
А когда садится, смотрит в пол-оборота
и особенного ненавидит мальчика с зайцем, глядящего с фортепьяно.
Словно тот обманул его! Посулил одно, а вышло криво, горбато.
Достались от жизни опивки одни, обмылки,
как в голове у этого зайца труха, опилки и вата.
Жена эти уши потом использовала, как тряпки, мыла ими бутылки.
А мальчик с зайцем всё сияет в лучах заката,
будто не видит, как старика кладут на носилки.
- Что ты красуешься передо мной! – усильем воли последней
взором скользит по фото старик, но грудная клетка
надрывается кашлем, пахнет волокардином.
Уже в передней
так он кричит, что за стеной вскидывается соседка:
- Знать я твоих не желаю розовых бредней
и обличений безгласных твоих, малолетка!
Но мальчик с зайцем не слышит его. Невинно
он смотрит фотографу в объектив, боясь рассмеяться,
иль нос почесать некстати, иль скорчить мину,
иль зайца к груди прижать, как родного братца.
И вдруг замирает, будто рассматривает картину,
не переставая мечтательно улыбаться…
Оставить комментарий