Эмманюэль Левинас

Эмманюэль Левинас (1906-1995) - яркий представитель феноменологического направления современной философии, автор работ "Тотальность и бесконечность" (1961), "Раскрывая бытие вместе с Гуссерлем и Хайдеггером" (1967), "Инобытие или по ту сторону сущности" (1974), "Трансценденция и интеллигибельность" (1996) и др. Его деятельность посвящена созданию этического варианта феноменологии. Решение этой задачи мыслитель ищет, опираясь на феноменологическую методологию исследования и вовлекая в сферу своего анализа экзистенциалистскую проблематику.

Наибольшее влияние на Левинаса оказал Хайдеггер, его "фундаментальная онтология". Ему близки идеи М.Шелера, А.Бергсона, Ж.Валя, В.Янкелевича, М. Мерло- Понти. Вместе с тем экзистенциалистско-феноменологическая концепция Левинаса созвучна "диалогической философии" М.Бубера, учениям об интерсубъективности Ф.Розеyцвейга, Г.Марселя. Глубинным мотивом левинасовской философии стал личный протест против тоталитарной системы фашизма, все ужасы которой мыслитель испытал на себе в качестве узника нацистского концлагеря.

В 1928-1929 гг. Левинас изучал феноменологию во Фрейбурге, посещая лекции Гуссерля; уже тогда начинающий философ увидел возможность дополнить феноменологию понятием существования, т.е. направить феноменологический анализ на исследование различных сфер человеческого опыта, и прежде всего опыта морального. Сопоставляя концепции Гуссерля и Хайдеггера, он отдает предпочтение хайдеггеровскому движению к конкретному человеку, к существующему. Впоследствии Левинас подвергнет критике онтологию Хайдеггера, где, по его словам, драма существования определяется диалектикой бытия и небытия. Левинас противопоставляет этой диалектике напряженность отношения между анонимным, безличностным существованием имманентно-замкнутого Я и личностным способом бытия; последний, по мнению философа, заключается в признании Другого. Вот как описывает Левинас путь феноменологического исследования: от существования к существующему, затем от существующего к Другому. Для Левинаса феноменология - это прежде всего дисциплина этическая, где обосновывается позиция человека по отношению к собственному существованию, неразрывно связанному с существованием другого человека, человеческого сообщества в целом.

Наиболее перспективной в этом отношении Левинас считает идею интенциональности сознания. При этом главное намерение его заключается в том, чтобы освободить интенциональность от "конкретного залога" - объекта, предмета, вещи и т.п. Мысль о непредметности интенциональности Левинас заимствует у Хайдеггера, черпает ее из "Бытия и времени", где существование как действие интенциональности, по его словам, "одухотворяется изначальным онтологическим смыслом небытия". Французский феноменолог ищет одухотворяющую силу интенциональной жизни не в направленности человеческого сознания к объекту (Гуссерль), или к небытию (Хайдеггер, Сартр), а в обращенности человека к другой субъективности, наделенной не только теоретическим сознанием, но и полнотой душевной жизни.

Вслед за Шелером и Хайдеггером Левинас распространяет интенциональный анализ на духовно-эмоциональную жизнь индивида, считая внутренние переживания человека, такие как забота, беспокойство, тревога, смерть ("состояние души" у Хайдеггера), суверенной сферой феноменологии. Здесь французский феноменолог опирается также на идеи позднего Гуссерля - его феноменологическую психологию, исходным пунктом которой является непосредственно практическая жизнь, зафиксированная в понятиях "жизненный мир", "интерсубъективность" и др. "Интенциональность, - пишет Левинас, - не есть удел воспроизводящего мышления. Интенционально и чувство, и желание", при этом "чувственное, желаемое, обожаемое не суть вещи"; "интенция желания, чувства содержит в себе смысл, не являющийся объективным в узком понимании этого слова".

В понятии интенциональности, по Левинасу, резюмируется духовно-значимая работа, и чтобы увидеть истинный смысл того или иного объекта, надо по возможности учитывать все аспекты этой работы. Речь идет о том, пишет философ, чтобы поместить объект в совокупность духовной жизни", во все ее "горизонты" и "выразить мир в понятиях субъективного опыта". Тогда истина будет не в созерцании или познании - она станет способом бытия, "располагающего реальность в соответствии со смыслом, какой она имеет для субъекта".

Заслугу экзистенциалистской философии Левинас видит в том, что она сумела вывести философское мышление за пределы субъект-объективных отношений, представив субъект и объект лишь в' качестве полюсов интенциональной жизни, но не ее содержанием. Философы-экзистенциалисты, используя гуссерлевское понятие интенциональности, поставили вопрос о "транзитивности" существования: согласно экзистенциализму, глагол "быть" всегда сопровождается прямым дополнением - я есть мое страдание, я есть мое прошлое, я есть мой мир. Благодаря экзистенциализму акт существования стал пониматься как интенция, более того - как Трансценденция, т.е. как нескончаемое стремление человека к преодолению того, что дано, определено, достигнуто. Такую трактовку существования Левинас находит уже у Бергсона; бергсоновское понятие жизни, или длительность, не сводимое к линейному времени, считает он, "буквально скалькировано с транзитивности мышления".

Развивая экзистенциалистское понимание интенциональности (трансцендирования) и связывая ее с понятием смысла, Левинас стремится найти новый по сравнению с предыдущей философией полюс трансцендирующей активности субъекта. Трансцендирующая деятельность, по" его мнению, не выводится из отношения человека к бытию, даже если она трактуется как открытость человеческого сознания миру, как его способность к творческому мышлению, преодолению данного, как выход за пределы наличия бытия. Знание и познание также не проливают свет на трансцендирование субъекта, поскольку они суть "отношение человека к чему-то внешнему, отношение Того же к Иному, где Иное лишено своей обособленности, где Иное становится моим внутренним и его трансцендентность превращается в имманентность". Здесь человеческая субъективность в конечном итоге сводится к мышлению. Вместе с тем познание требует господства человека над материей, душой, обществом. Подтверждение этой мысли Левинас находит, апеллируя к обычному пониманию практики как круговорота экстериоризации и интериоризации, где восприятие, трактуемое как "направленность", "целенаправленность", как отношение к вещи, завершается ее усвоением, присвоением и последующим удовлетворением потребностей индивида.

Рассмотренную позицию Левинас относит к "культуре знания", где Иное (внешнее) приравнивается к Тому же (внутреннее) и Иное внешнего мира переводится во внутреннее; в "культуре знания" "культура одерживает верх над людьми"7. Кроме того, в "культуре знания", как и в "культуре искусства", господствует неоплатонический идеал Единого, перед которым благоговейно склоняет голову вся мировая множественность.

Тем не менее именно во взаимодействии человека с внешним миром Левинас ищет признаки того, что он считает подлинной трансценденцией, или "культурой трансценденции". Критикуемое им инструментальное и имманентное мышление уже есть "трещина в бытии", зарождение подлинной трансценденции. Внимание философа привлекает следующее обстоятельство: "культуре знания", стремящейся уничтожить различие между Тем же и Другим, не удается полностью осуществить это намерение; например, восприятие предметов в их объективности не может совершаться как чистая имманентность - оно не может происходить без движения глаз и головы, рук и ног, без участия всего тела в акте познания.

"Культура знания", или имманентная культура, удовлетворяется актом "схватывания" внешнего мира. Однако "схватить", "удержать" - это не просто взять нечто в свои руки, но и придать этому нечто форму; взяв резец или кисть, выразить форму через плоть руки. Здесь налицо иной способ осмысления бытия, нежели в знании: осмысление - выражение, нацеленное к Другому.

Именно в выражении человека, в его самовыражении Левинас видит начало человеческого. "Между конкретным "я" и "не-я" сначала возникает отношение не противопоставления, или различия, а отношение выражения, выражения одного в другом... Между мыслящим "я" и внешним миром возникает отношение осмысленного выражения, означение значимости, отличное от интериоризации и то господства Того же над Другим". Опыт "о-значения", "о-смысления" Левинас связывает с опытом общения людей.

Опыт общения, по Левинасу, возникает не из стремления к познанию или обладанию, а из особого состояния близости одной субъективности другой. Этот опыт возник до субъект-объективных отношений, тогда, когда в естественном вздохе одного субъекта другой субъект впервые с удивлением ощутил обращенный к нему призыв выслушать другого, понять его и совместно оберегать бытие. Это удивление и было выходом человека "за пределы-себя", трансцендированием.

Таким образом, подлинно человеческую способность трансцендирования Левинас обнаруживает не в отношении человека к миру (хотя в этом отношении она проявляется), а в его опыте общения с Другим, с иной субъективностью, нежели его собственная. Трансценденция, по мнению Левинаса, неразрывно связана с человеческой субъективностью, в которой раскрываются новые отношения, отличные от тех, какие объединяют отдельного человека с бытием. В отношении одной субъективности к другой Левинас обнаруживает пафос, какого, по его убеждению, никакая онтология содержать в себе не может. Пафос этот - за пределы бытия, для Другого. Как пишет французский историк философии Ж.Валь, "мысль Левинаса направлена на бытие, скорее против бытия, поскольку он признает превосходство существующего над бытием". "Освобождение" от бытия служит для Левинсона синонимом "незаинтересованного" отношения одного человека к другому. Тенденцию освобождения от бытия он находит уже у Гуссерля, в его феноменологической редукции, с помощью которой высвечивается ирреальное, чистое, трансцендентальное сознание, по словам Левинаса, не вовлеченной в реальность, не скомпрометировавшее себя ни вещами, ни историей.

Человеческое общение, по Левинасу, - это "близость близкого", сопереживание ему, когда его травят, оскорбляют, унижают. Такой опыт возможен благодаря изначальной способности человека встать на место другого, заменить его. Близость как основа человеческого общения есть непосредственное отношение двух своеобразных субъективностей; возникая естественным образом и совершенно пассивно, она предшествует вовлечению, она более прошлая, чем какие бы то ни было a priori. Близость не только не сводится к сознанию, но "пересекает сознание против его течения", "вписывается в него как чуждое ему свойство". Левинас определяет чувство близости как метаонтологическую и металогическую страсть, какой сознание захвачено до того, как оно стало образным и понятийным.

На уровне изначального опыта близости различие между Я и Другим конституируется как отношение один-для-другого, и именно оно является метафизической способностью трансцендирования: это не "мысль о...", а "мысль для...". Один-для-другого - так формулирует Левинас проблему трансценденции, определяя ее как высшую способность и отличительный пафос человеческой субъективности и признавая этику "делом человеческим и только человеческим".

Другой, являющийся целью трансценденции, есть в то же время указание на бесконечность, на неисчерпаемость. Здесь Левинас ссылается на Декарта, в философии которого, как он считает, мыслящее Я соотносится с бесконечным, т.е. с радикально и абсолютно иным, нежели оно само. Заменяя "мыслящее Я" на "Я желающее", Левинас говорит о метафизическом характере желания, которое не может быть удовлетворено: Другой как цель желания не только его не удовлетворяет, а, напротив, постоянно держит его в состоянии неудовлетворенности и бесконечно усиливает, раскрывая перед ним все новые и новые возможности.

Другой для Левинаса является также носителем смысла. В отличие от классической философии, где смысл рождается в отношении субъекта к объекту, феноменология, по мысли Левинаса, при трактовке смысла отсылает к духовной жизни, понимаемой как опыт ценностей. Смысл создается в отношении одного субъекта к другому субъекту, необходимо присутствующему в культурной целостности и выражающему ее. Появление Другого это и есть то, что ищет феноменология, это - феномен, выступающий по ту сторону явления. Другой - это ближний, имеющий прямой, непосредственный смысл; общение с ним не требует ни отдельных слов, ни связной речи - оно осуществляется в виде чистой коммуникации; ближний не тематизируется, поскольку предшествует и познанию и вовлечению; отношение к нему со стороны Я - это одержимость и ответственность.

Зарождение чувства ответственности за Другого Левинас считает началом собственно человеческого существования. Бьггае-для-другого, утверждает философ, прервало бессмысленное течение бытия, и поэтому ответственность является сущностной - первичной и фундаментальной - структурой субъективности. "Опыт по отношению к Другому, - пишет он, - это опыт par exellence, это фундаментальный опыт".

Проблема ответственности родилась у Левинаса во многом из размышлений над классической литературой, над произведениями А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Л.Н.Толстого, И.С.Тургенева и особенно Ф.М.Достоевского, которые он прочитал до того, как стал заниматься философией. Особо впечатление на него произвели идеи Достоевского, и прежде всего его этическая позиция, выраженная словами: мы все виновны за все и передо всеми, и я виновен более других.

Обостренное чувство ответственности за Другого он связывает с конечностью человека, с его смертностью. В лице Другого проступает его подверженность смерти, которая "затрагивает и меня", "ставит меня самого под вопрос", взывает ко мне, к моему участию и тем самым превращает Другого в моего ближнего. "Близость близкого - это моя ответственность за Другого", "невозможность оставить его один на один перед таинством смерти13. При этом отношении ответственности "несимметрично": человек является подлинно моральным субъектом только в той мере, в какой он не надеется на взаимность: "я ответствен за Другого, не ожидая взаимности. Взаимность - это уже его дело. Все держится на мне".

Характеризуя отношение "Я-Другой", Левинас подчеркивает своеобразие этого взаимоотношения, которое строится не по принципу подчинения части целому, без угнетения и насилия, вопреки унифицирующей и тотализирующей власти логоса и порядка; это - "отношение без отношения", где нет ни отчуждения, ни превосходства, а царствует уважение независимости, своеобразия, уникальности каждого индивида. Отношение "Я-Другой" Левинас формулирует в виде своеобразной парадигмы межчеловеческого общения, в которое включены не только два субъекта, но множество субъектов и где множественность выступает в качестве самой структуры бытия. Человечество рисуется французским феноменологом как коммуникация разнообразных культур, единство которых коренится в изначальном межсубъектном общении, а культура обретает миссию всеобщего человеческого общения.

Для Левинаса безусловно то, что именно изначальная общность людей с ее принципом человек-для-человека, один-для-другого должна ориентировать все конкретно-исторические формы бытия людей, а "политика должна контролироваться и подвергаться критике, исходя из этики". Будучи религиозным мыслителем, Левинас отождествляет проповедуемую им этику с религией. "Этическое отношение, - считает он, - не только не готовит к религиозной жизни и не вытекает из нее, а есть сама эта жизнь". Так что прямой путь к установлению гуманистических отношений в мире проходит, по Левинасу, через религиозное обращение; вместе с тем он поднимает мораль до уровня Абсолюта, и считает, что без знаний, почерпнутых из этики, теологические понятия остаются пустыми и формальными.

История философии: Запад-Россия-Восток (Книга четвёртая. Философия XX в)