Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Человек — не фабрика по производству добрых дел, к нему нельзя относиться утилитарно. Человек — не средство для получения того или иного добра, он сам — цель.
Знать человека — это знать его глубинное, сердцевинное, главное, его вечное. Вечность — это когда мы смотрим друг на друга вечными глазами и видим вечное друг друга. Когда мы смотрим на вечное, мы становимся вечными.
Умеющий читать и знающий несколько букв алфавита — оба знают эти несколько букв, но очень по-разному.
Своими я называю людей одной жажды. Если жажда сердца не совпадает, то люди не могут быть своими друг для друга, даже находясь в родственных связях или занятые одним делом.
Моё Слово всегда к Богу и от Бога. В этом ключевая разница между Словом и словами.
Слова тоже бывают мои и не мои, но по-настоящему они всегда ничьи, потому что по-настоящему своё — Слово, а не слова.
Болтовня — молчание — говорение: три этапа развития человека в автора (судьбы или текста — не суть важно, настоящий текст — тоже судьба, а судьба — тот же текст).
Кто мыслит, тот и ошибается. Запрет на ошибку — это запрет на мышление.
Чужие крылья не дают покоя
тому, кто крыльями не болен.
Только впустив в сердце кого-то другого, можно войти и самому. Потому сказано: кто говорит, что любит Бога, а ближнего своего ненавидит, тот - лжец.
Мышление — это приобщение к Одной Большой Мысли сразу обо всём.
...Седина становится лейтмотивом,
по аллеям в Новом Ерусалиме
старые деревья - вишни и сливы
шествуют куда-то в утреннем дыме,
это призраки или не знаю, кто там,
как на смерть, по-праздничному одеты,
их наверно тоже возьмет в работу
этот странный парень из Назарета,
что меняет мертвое на живое,
что дает нам хлеб и вино без денег.
Вот умру и узнаю, Господи, кто я,
столяр или плотник, или
просто бездельник.
Тот бесшабашный парень, Артамонов,
теперь бы он поехал на Донбасс,
но он из тех, чья мать не дождалась,
из тех бойцов, что до эпохи дронов
ушли в закат. А мать его жила
потом одна, и новые соседи
спилили яблоню, посаженную сыном
у дома, рядом с самодельным тыном,
и мама в одночасье умерла,
и не случилось ничего на свете
такого, что меняет ход вещей...