Растратчик милый, расточаешь ты...
Уильям Шекспир
Если подменить песню, если направить жажду песни не в ту сторону, можно сильно повлиять на людей, изменить их до неузнаваемости. Человека хранит его песня.
Дурной вкус — это начало дурного человека.
Смирение вырастает при усилии выпрямиться в благодарность.
Занижение «планки» не решает проблему плохого полёта, ибо от того, что высота полёта станет ниже, его качество не станет выше. Неумение летать - проблема, но тот, кто сам не летает высоко, охотно занижает высоту полёта вообще, делая себя таким образом ложно высоким.
Целые слова и есть неподъёмные, слова в Боге, слова из Бога в Бога текущие — слова вмещающие целое. В этом смысле поэзия говорит только неподъёмными словами. Неподъёмными, но поднимающими.
Мы падаем в Бога, если только не падаем в дьявола. И если падаем в Бога, то не упадём: падать в Бога — это лететь, а не падать.
Юродство — про это...
Юродство — про это...
Любить Другого — это не пошленькое человекоугодие, не слюнявое потакание прихотям, не поедание Другого и не использование Другого. Любить — это видеть Христа в Другом Христом в себе и служить Христу (во мне и в Другом — один и тот же Христос).
Без нас истина в мире не сохранится, хранить её — это не вообще как-то абстрактно хранить (в памяти, например), а весьма конкретно, удерживая её в себе, находясь в реальном потоке времени и событий, удерживая её в процессе преодоления вызовов времени — только так истину и можно хранить.
Всё, что мы можем — принять Христа. В этом величие и сила человека. Остальное — ничто, всё наше — ничто и даже хуже: змея в шоколаде.
Настоящие мысли приходят, как стихи. Да они и есть стихи в смысле — поэзия. Всё подлинное в нас — поэзия.
