Вилька

Вилька… Мой карликовый пинчер с некупированным хвостом и в светлых гольфиках, - до колена на одной лапке и в съехавшем на другой, - лучше бы ты не попался мне тогда на моём пути домой!.. А, впрочем, нет. Ты открыл… ты оставил мне целый мир любви, радости и непроходящей боли, когда…

На безлюдной остановке он сидел под лавкой и по его маленькому тельцу пробегала дрож.

- Ну что, заблудился или выгнали?  - спросила, нагнувшись.

Взглянул большими черными глазами под которыми наметились следы от слез.

- Плачешь. Обидно тебе… Конечно, будет обидно, если никому не нужен.

И мой собеседник, по-прежнему не отрывая глаз, жалко улыбнулся хвостом.

Ну как было оставить этот жалкий одинокий комочек и уехать? Вот и сидела, пропуская свои троллейбусы, раздумывая: как ему будет житься на моем пятом, и как мне – с ним? А когда и в третий раз подъехал мой «номер», то почти машинально схватила его под брюхо и вошла в троллейбус еще не осознавая, что бесплатно обрела столько благости!

Ведь столько лет прошло, как его нет рядом, а я…

А я всё еще «вижу» его во дворе, когда летом носится по траве меж кустов, вынюхивая что-то, или зимой, когда тонет в снегу по брюхо, а я подзываю его и сую за пазуху, чтобы отогрел лапы, или опять же летом, бегущим впереди меня по тропинке к даче, а вечером, радостно тявкающим и носящимся кругами возле веранды, когда собираемся уходить.

В троллейбусе он тихо сидел на коленях и смотрел в окно, провожая взглядом встречные машины, и не было ни одной попытки вырваться, убежать. А когда впустила его в коридор, сразу же пробежал на кухню и нырнул под диванчик, - словно знал об этом уютном уголке - и поселился там на целых три года. Когда вечером пришел муж, то мой беспризорник выскочил из своего укрытия и облаял… да нет, не облаял, а приветствовал его на своём собачьем языке, говоря «ав-ав-ав». Конечно, муж удивился новоявленному, но тут же предложил, поглядывая на его неугомонно виляющий хвост:

- Вот и будем звать его Вилькой.

Казалось бы, ведь всего лишь пёс!.. а оставил такое наполненное и будоражащее памятование! И оно не меркнет, не угасает, ассоциативно и неожиданно проявляя его живой обаятельный образ.

Вот он лежит под стулом в своём гнездышке, что как раз напротив моего дивана, не отрываясь смотрит на меня и ждёт того мгновения, когда слегка хлопну ладонью о колено, чтобы с неудержимой радостью ринутся ко мне и лизнуть в щеку.

А вот идем с ним к даче через поселок, и сельские собаки эстафетным лаем передают его от дома к дому, а я, боясь, что вдруг какая-нибудь выскочит и набросится на него, беру моего пинчера на руки, и он послушно кладет лапы на плечо. Или когда ложусь на травяной ковер у дачной веранды, то он обязательно пристраивается рядом, вытянув шею и положив голову мне на живот.

Сколько подобных, еще не забытых картинок мелькает в памяти! И каждая всё еще тревожит, волнует, ибо в маленьком тельце Вильке тоже ютилась душа, и я всегда могла прочесть в его чуть выпуклых глазах живое чувство радости, грусти, благодарности и даже угрызения совести.

Только раз случилось такое: пришла с работы и у порога увидела небольшую лужицу, над которой стоял мой пёс и в его позе, - опушенная голова, повисший хвост, короткие взгляды черных глаз, - было проявление столь искренней и глубокой вины, что я рассмеялась:

- Виль, ну что ты… Бывает. Не огорчайся, я сейчас… - и пошла за тряпкой.

И он понял! Желая помочь, застучал коготками по полу, крутясь вокруг и его хвостик заулыбался.

Как же хотим мы сочувствия, если заболеем! А вот собаки переносят боль молча, не жалуясь, лишь благодаря, если протянем к ним добрую руку. И в отличии от людей, есть в этой их особенности некое возвышающее благородство, которому хотелось бы причаститься.

Я забрала внучку из садика и по пути свернули с ней в чужой ухоженный двор, в котором вокруг аттракционов резвились дети. Внучка побежала к качелям, я присела на лавочку, отпустила Вильку с поводка, он тут же бросился вынюхивать что-то под кустами и вдруг… Толстый пес словно выкатился из подъезда и тут же со злобным рыканьем ринулся к Вильке, раздался его отчаянный визг… Бросилась к ним, подхватила своего пинчера на руки. Он дрожал, а под глазом расплывалась кровь. Бедный Вилька, каким же несчастным ты казался! Но когда шли домой, молча бежал рядом, лишь сжавшись и прихрамывая.

Не сомневаюсь, что собаки обладают каким-то неведомым нам чутьём, - на расстоянии улавливать некие импульсы, исходящие от своего друга-человека.

Ведь как иначе объяснить то, что он, в ожидании моего прихода, минут за десять непременно подбегал к двери и сидел, ждал. А как мог определить, что мне муторно и, подойдя, положить голову на колени, заглянуть в глаза: «Тебе грустно? Подумаешь! Пойдём погуляем, и всё пройдет!» Воистину, часто люди много говорят, не понимая, а собака всё понимает, но не может высказать.

И всё же чаще «вижу» Вильку, когда лежит под стулом напротив и с благоговением смотрит меня, ожидая, когда приглашу на диван. Ведь именно в одну из таких минут его неудержимо искренней радости мелькнуло: ну как стать тем, кем видит меня мой пес?

В тот год я довольно часто уходила к дочке, чтобы помочь в её заботах о недавно родившейся дочке, а когда возвращалась, то Вилька, бурно проявив свою радость, начинал тщательно обнюхивать мою обувь, а потом тихо уходил в другую комнату. Думалось: наверное, чует, что снова была там, где есть другой пес, дочкин спаниель, и ревнует. Потом стал вроде как тосковать, иногда даже подвывая, и однажды пришла домой, а он меня не встретил.

- А где Вилька? – спросила мужа.

- Сбежал, - ответил он, выходя из своей комнаты. – Я его отпустил с поводка, а он не вернулся.

Несколько недель вечерами ходила по улицам и тихо звала: Вилька, Вилька!

И метались мысли: что же с ним случилось?.. и почему подвывал последнее время… или просто заблудился, попал в яму и не смог выбраться?.. а. может, кто-то поймал моего доверчивого пса? И всё ждала, ждала, выбегая на балкон и заглядывала вниз: а вдруг стоит возле входной двери?

Когда кто-либо нас покидает, всегда остается то, чего не успели ему сказать, вот и Вильке могла бы… Милый пёс, ты только однажды сделал мне больно, - когда покинул меня, - но даже за эту горесть благодарю тебя!