Нужна свобода от больного социального, которая возможна только в случае существования подлинного личностного общения во Христе. Человека нет вне общения. Значит, должна быть альтернатива социальности, искажающей дух — общение во Христе.
Про то, что мир во зле лежит, христианам говорить не надо. И всё же приведу пример времён начала 2000-х годов, который наглядно демонстрирует дух корпоративных устремлений, доминирующих в современном мире. Известный американский программист выпустил программу под собственной лицензией, в которую внёс требование: «Разрешается использовать (программу — С.К.) только во благо, но не во зло». Полагаете, ему удалось настоять на своём? Отчасти да, но одна известная корпорация всё же додавила разработчика до такой формулировки: «корпорации …., её клиентам, партнёрам и почитателям» разрешается «использовать … во зло». Юристы корпорации остались довольны такой формулировкой.
Думаю, мы всё же недооцениваем степень погружения мира во зло, и это вскоре может неслабо аукнуться. Что мы можем сделать? — спросит кто-то. Как что? Христианин — это присутствие в мире Христа, если только в своей жизни следует не корпоративным интересам, но воле Христа, и реализует её в земной жизни.
Человеческое Я во многом зависит от другого и других, от среды. Современные генетические исследования доказывают, что среда — первична, она даже генетику обрабатывает в том или ином ключе. То есть, создавая тлетворную, программирующую на деградацию среду, человека несложно разрушить изнутри — люди словно с ума сходят. Потому так важно, чтобы христиане были друг для друга и вообще для окружающих людей опорой в истине. Мы друг другу — опора, ибо «где двое или трое во имя Моё, там Я посреди»*. Потому так дорог каждый живой и подлинный человек. КАЖДЫЙ может удерживать мир, каждый может быть удерживающим — если обращён не на себя и своё, а на благо другого и ради другого. Сегодня, как никогда раньше, нельзя замыкаться на себе — технологии, делающие ставку на самость, разрушат изнутри. Но и всецело погружаться в то или иное социальное течение опасно — все они заражены вирусами, программирующими безумие. Следовательно нужна свобода от больного социального, которая возможна только в случае существования подлинного личностного общения во Христе. Человека нет вне общения. Значит, должна быть альтернатива социальности, искажающей дух — общение во Христе. Иначе мы обречены.
Однако есть один нюанс, который недопонят. Вспомним Уолта Уитмена:
Моим врагам не одолеть меня — за честь свою
пред ними я спокоен.
Но те, кого люблю я безоглядно — мой бог!
я целиком в их власти!
Я, Господи! — открыт со всех сторон, беспомощен, бессилен!
Презреннейший, я им стелюсь под ноги пылью.
Да, мы не только опора друг другу, мы можем стать и подножкой, ударом в спину, кинжалом в сердце. Чем шире человек открывается другому, ближнему, тем более зависим от другого — тот может покалечить, и калечит, как правило. Закрыться — значит потерять Бога, потому открытый человек, рискуя своим благополучием и здоровьем, остаётся открытым навстречу другому. Открываясь Богу, открываешься и другому человеку, но общение должно происходить не напрямую, а через Христа. Если напрямую открываться перед человеком, звать его в диалог бога с богом, то можно «наломать дров».
Люди вообще делятся на два вида: закрытые для других и открытые навстречу другим. Первые, при правильном развитии, тратят жизнь на то, чтобы научиться открываться, вторые — на то, чтобы учиться закрываться, когда следует. И, вероятно, вполне измениться мало кому удаётся.
Правильное духовное общение зовёт не просто словом, но и творческой созидающей силой на более высокий уровень жизни, актуализирует другой план бытия в человеке. Можно ли стимулировать таким образом другого — звать и подталкивать, вопрошать у человека о нём же лучшем? Или следует только отвечать на его вопрошание? Кажется, сложившаяся традиция больше за второй вариант (ответ, а не предложение) — про бисер перед свиньями все помнят. Кроме, может быть, настоящих миссионеров, ведь миссия в том и состоит, чтобы действовать активно, а вовсе не в пассивном ответствовании.
Однако, есть такие люди, которые вообще не умеют иначе общаться как на уровне бог с богом (это гении и поэты, которые всегда живут в измерении разговора с Богом), и это, возможно, тот самый бисер перед свиньями (новое перед ветхим). Но вспомним Сократа — не сеял ли он тот самый бисер? Из-за чего и пострадал. Сам Христос не был ли таким же бисером? А пророки? Или бисер это нечто моё святое, но не я сам. То есть, если в тебе живёт твоя ветхость, то не швыряйся в людей атрибутами святости, не мечи бисер, ибо «если зима скажет: “Весна — в моем сердце”, кто ей поверит?» (Джебран Халиль Джебран). Или, как говорит архимандрит Андрей (Конанос), «когда ты говоришь о Боге, а другие чувствуют такое, словно напоролись на кактус с колючками, тогда ты ещё не постиг, каков Бог, какова жизнь и каков смысл этой жизни». И всё же, если тебя призывает Господь, то иди в люди, уподобляйся Христу, будь новым сократом — вопрошай человека о Христе в нём. Кончится всё это может известно чем, но в данном случае игра, вероятно, стоит свеч.
Всё было бы просто, если бы мир не был полон возомнившими себя сократами, пророками, христами, бонапартами и ещё кем угодно. Я сама получаю на e-mail немало «пророческих» посланий, от которых душа корёжится. Что делать?
Общаться друг с другом во Христе, общаться не в презрении и ненависти, а в желании добра, в желании помочь друг другу стать, воплотиться, родиться в этот мир второй раз.
И каждый росток утверждает: «Я сам» —
И тянется вверх – к небесам, к небесам.
И каждый цветочек, приземистый даже,
Стремится туда же, туда же, туда же.
И дерево к небу стремится, шурша
Листвой. И туда же стремится душа.
(Лариса Миллер)
Как ни банально это прозвучит, я верю в соборность, верю в силу Христа в нас. Ведь в чем одно из главных наших заблуждений, от которого никак не удаётся избавиться? В том, что Бог — это где-то там, далеко, высоко или, по крайней мере, в храме, в алтаре, но мы забываем о Христе в нас, который живёт в нас лишь действуя. Христос в нас лишь пока мы его отдаём.
И возможно прав Николай Бердяев, когда говорит «История началась с фразы “Каин, где брат твой, Авель?”, а закончится фразой “Авель, где брат твой, Каин?”».
Если мы — христиане, в нас действует Бог. А если в нас действует Бог, то мы более всех в ответе за происходящее в мире. Христос в нас дан нам не ради самолюбования, а ради нашего служения другим. Так что, по большому счёту, время быть сократами — всегда, т. е. быть провокаторами духовного рождения, содействующими открытию сердца ближнего навстречу Христу и себе Христовому.
Превратно понявшие свою миссию в отношении к другим христиане тянут заблудших в светские суды. Что можно выдумать более странное и более далёкое от сути Благой Вести? Не дело христиан — преследовать за инакомыслие. Вот что говорил по этому поводу свт. Иоанн Златоуст: «Сегодня мы вступаем в ратоборство с еретиками, но наша война не из живых делает мёртвыми, а из мёртвых – живыми. Я гоню не делом, а преследую словом, не еретика, а ересь, не человека, но заблуждение ненавижу. Мне привычно терпеть преследование, а не преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так и Христос побеждал, не распиная, а распятый» (Шесть слов о священстве).
Миссия христианина не в том, чтобы дубасить дубиной закона каждого, кто с ним не согласен. Такой путь однозначно губителен для всех. Миссия в том, чтобы звать ближнего во Христа. Как? Во Христа зовут Христом — т. е. любовью, заботой, участием, а не насыланием тех или иных кар и проклятий.
«Первым был естественный закон (совесть — С.К.), который является общим для всех народов до скончания мира, — наставляет румынский старец архимандрит Клеопа (Илие). — Второй, закон творения, подобен первому (в творении открывается Творец — С.К.). По первому и второму закону будут судимы все народы мира, кроме христиан и евреев. По закону писаному, то есть по Ветхому Завету, будут судимы евреи. А по закону Благодати и Евангелию будем судимы мы, христиане, потому что закон наш совершенней, чем все остальные законы. Если же мы его нарушаем, то на нас падает бо́льший грех и нас ожидает более тяжкое мучение, чем их, не знавших Евангелия» («Ценность души». Четыре закона, по которым Христос будет судить мир).
В каждом христианине спит и может (должен) проснуться первый миссионер всех времён и народов — Сократ, вопрошающий о подлинном в человеке, т. е. о Христе в нас. Достойное христианина дело — Христом в себе искать Христа в другом, звать его в диалог, приглашать в жизнь, помогать ему осуществиться. Христос в нас движется от Христа в одном человеке ко Христу в другом человеке — таков способ существования в нас духа Христового. Актуализируя Христа в себе, мы определённым образом воздействуем на мир, даже не производя никаких особых действий в нём. Но Христос недействующим не бывает. Потому смысл сводится не к тому, чтобы метать бисер или таскать иных по судам, а в том, чтобы самим быть по-настоящему Христовыми. Это и сделает нас сократами — повивальными бабками второго, духовного рождения. Если же мы нерадивы, то по определению начинаем действовать в рамках матрицы мира, лежащего во зле.
В 13-й главе книги французского философа Ламенне «Слова верующего», ставшей одним из источников знаменитой и весьма актуальной для наших дней поэмы Ивана Карамазова (Ф. Достоевского) «Великий инквизитор», описывается как «мрачною ночью» некие «семь человек, одетых в пурпур, с коронами на головах» пьют из черепа «красную, пенящуюся кровь» и по очереди восклицают: «Будь проклят Христос, который принёс на землю Свободу!». Затем они совещаются по поводу того, что им «делать, чтобы задавить Свободу? Ибо наше царство кончается, там где начинается её царство». И решают, что нужно уничтожить учение Христа, науку и мысль, сделать так, чтобы «…ни один народ не слышал голоса другого народа», «разъединить» народы, «поразить» людей «ужасом неумолимого правосудия», расслабить их похотью и, наконец, «переманить к себе служителей Христа богатством, почестями и могуществом» [Ламенне 1906, 32] (C.А. Кибальник. Гоголь, Достоевский и «социальное христианство»). Привожу эту цитату с тем, чтобы христиане, мечтающие поразить инакомыслящих «ужасом неумолимого правосудия», понимали свой настоящий контекст.
Ветхое и новое, Христовое, различаются на уровне структур. Проще всего это понять на примере колеи: ветхое и новое едут по двум разным природным колеям. Как нельзя одновременно ехать по двум дорогам, так нельзя быть одновременно ветхим и новым. Или скажем так: чтобы попасть в новую лыжню, лыжник должен выбраться из старой. Иначе невозможно. С одного пути надо перевести свой поезд на совсем другой, а сразу по двум путям поезд ехать не может.
Христианин помнит, что главное в каждом человеке то, что можно в нём любить. И это то в нём, что Христово. Отсюда происходит глубинное уважение к каждому отдельно взятому человеку, которое не позволяет принять за норму принципы Великого инквизитора, но зовёт подражать искренне влюблённому в истину Сократу.
1 мая 2017
____________
* Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мтф. 18:19-20).
* * Deorum injuriae diis curae (оскорбление богов - дело самих богов) - такой принцип действовал в Древнем Риме. Требовать наказать богохульников по светским законам, означало само по себе богохульство, так как содержало сомнение в способности богов покарать осквернителей веры.
Газета «Радонеж» №5 (289), 2017
Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун
Комментарии
Протоиерей Думитру Стэнилоае
- Ответить
Ссылка на комментарийОставить комментарий