О животных

Однажды я встретил бездомную кошку: 
- Как Ваши дела? 
- Hичего, понемножку... 
- Я слышал, что Вы тяжело заболели... 
- Болела. 
- Так, значит, лежали в постели? 
- Лежала на улице много недель - 
Бездомной, мне некуда ставить постель. 
Подумал я: "Странно, что в мире огромном 
Hет места собакам и кошкам бездомным." 

Пес дворовый с улицы глядит в окошко, —
Ну и холод, ветер поземный, холод лютый!
Дома печки натоплены, мурлычет кошка,
Хорошо нам дома: сыты, одеты и обуты.
Меху-то сколько, платков оренбургских,
чулок да шалей, —
Понапряли верблюжьего пуху,
навязали фуфаек,
Посидели возле печки, чаю попили,
друг другу сказали:
Вот оно как ведется в декабре у хозяек!
Подумали, пса позвали:
Оставайся на ночь,
Худо в тридцать градусов —
неодету, необуту.
С кошкой не ссорься, грейся у печки,
Барбос Полканыч:
В будке твоей собачьей
хвост отморозишь в одну минуту.
1940

Энни Ингам, пятидесятилетней парижанке, отправившейся в путешествие на «Титанике» вместе со своим догом, и погибшей в море через двое суток, но не бросившей свою собаку, посвящается…

Корабль тонул, спасались пассажиры, 
Кричали дети, все тащили - кто что мог. 
Они еще недолго будут живы… 
Метались среди них женщина и дог. 
Их не пускали в шлюпку:- Места мало! 
Мадемуазель, пожалуйста, без пса...

И падет всякая крепость на основание своё, а великие города прошлого восстанут из песков и вод, обнажив множество несовершенного. Замолчит ли музыка? Эти звуки, свитые в ускользающие смыслы, не смогли ослабить чугунные законы времени. Чугунные решетки человеческих душ уже ничто не разрушит - они срослись с естеством большинства...

Что было, то и будет… И нет 
ничего нового под солнцем.
(Еккл 1, 9)

Ранние сумерки опускались на город. Моросил мелкий-мелкий дождик. В нашем спальном районе, среди серых многоэтажек, было особенно грустно и неуютно...

Два маленьких котёнка поссорились в углу.
Сердитая хозяйка взяла свою метлу

И вымела из кухни дерущихся котят,
Не справившись при этом, кто прав, кто виноват.

А дело было ночью, зимою, в январе.
Два маленьких котёнка озябли на дворе.

Легли они, свернувшись, на камень у крыльца,
Носы уткнули в лапки и стали ждать конца...

Прекрасное

Прекрасно в счастье,
Уродливо в несчастье,
Зримо для слепых.

Отблески

Земля – половина мира,
Покойник в земле – половина другая,
Звездная россыпь –
Общее завтра.

...Всю воду выпив, обезьяна блюдце
Долой смахнула со скамьи, привстала
И - этот миг забуду ли когда? -
Мне черную, мозолистую руку,
Еще прохладную от влаги, протянула...
Я руки жал красавицам, поэтам,
Вождям народа - ни одна рука
Такого благородства очертаний
Не заключала! Ни одна рука
Моей руки так братски не коснулась!
И, видит Бог, никто в мои глаза
Не заглянул так мудро и глубоко,
Воистину - до дна души моей...

Человек должен сделать великую работу завершения мира. Это он должен стать «завершителем мирового совершенства» (Мальте), увидев сквозь хаос стройность и собрав разрозненное в цельность. Дух человека должен вспомнить и — открыть и осуществить мировое единство. И, выявив внутренний смысл внешне бессмысленного, заставить просиять этот смысл в Лице. Лицо — это завершение мира. Природа безлика. Ее лицом должен стать человек...

 Мне раньше казалось, что красота, особенно красота женская, зависит от определенного набора внешних качеств – необходимой стройности, грациозности, изящности, некоей романтической эфемерности, идеальных пропорций лица и тела… Мое представление о красоте в корне изменилось, когда я встретила Оньки. Оньки – да простит меня читатель, была обыкновенной уткой и жила у нас в Скиту на Аляске...

...А собака всё мчалась, визжа и крутясь под ногами,
И пронзали меня эти вопли, как спицы, насквозь:
Это сердце моё по-собачьи визжало за нами...
Это детство моё, как собака, за мною гналось...

Ах ты, псина моя! Ты послушай, как стонут кукушки!
Пронесутся года и такой прошумит тарарам!
И никто здесь не вспомнит о той ли смешной деревушке,
Где мы вместе с тобой кувыркались по вешним цветам...

Собак повесили в Сокольниках —
младенцев уличной тоски.
Сказал садовник:
«Это — школьники
в глаза впечатали снежки!..»

Четыре тени от берёзы.
И на древесном серебре
наутро выступили слёзы,
собачьи слёзы на коре.

С тех пор то дерево бродяче.
Рассказывают снегири,
что ночью
         на краю зари
берёза плачет по-собачьи
с небесной тайною внутри...

Кто тебя знает, известный поэт?
​​​​​​​Люди?
      А травы не знают.
Кто тебя видел в мельканье газет?
Страны?
      А звёзды не знают.
Кто тебя любит? Жена старика?
Дочка?
      А дрозд не читает.
Снова успех твой в каком-то ДК,
и хоть там двери ломают,
ночью к огню твоего ночника
бабочки не подлетают...

Собака ты, собака, 
Ты рыжая, я — сед. 
Похожи мы, однако, 
Я твой всегда сосед.
Похожи мы по роже, 
А также потому,— 
Тебе, собака, сложно — 
Ты все–таки «Му–му».
Жлобам на свете проще, 
Собака, ты не жлоб, 
И дождь тебя полощет 
И будит через жолб.
Мне от того не хуже, 
Не лучше — ничего, 
Собачья жизнь поможет, 
Излечит от всего.

Из гнезда при сильном ветре
Птенчик выпал как-то раз.
И увидел в полуметре
Желтый блеск кошачьих глаз.

Птенчик дрогнул, заметался,
Гибель так недалека.
Кот сурово изгибался,
Примеряясь для прыжка.

Вдруг спасительница мама,
Что-то пискнув на лету,
Опустилась вниз и прямо
Смело ринулась к коту...

Шёл по дороге, конец октября, но бабье лето, солнце сильно греет. Летят пауки, паутина блестит на листьях. На дороге клочки золотистой соломы. На телефонных проводах сидят скворцы. Греются на солнце. Иногда в горлышке то одного, то другого задрожит шарик, и, кажется, даже булькнет музыкально. Но песен уж нет...

Вилька… Мой карликовый пинчер с некупированным хвостом и в светлых гольфиках, - до колена на одной лапке и в съехавшем на другой, - лучше бы ты не попался мне тогда на моём пути домой!.. А, впрочем, нет. Ты открыл… ты оставил мне целый мир любви, радости и непроходящей боли, когда… На безлюдной остановке он сидел под лавкой и по его маленькому тельцу пробегала дрож. - Ну что, заблудился или выгнали?  - спросила, нагнувшись...

Когда-то давно жил я в стареньком доме. 
С тех пор пролетел не один уже год. 
И всем его жителям было известно 
насколько уродлив был местный наш кот.

Уродливый кот был всегда узнаваем – 
он был одноглазый и с ухом одним. 
И знал он, как трудно на свете бывает, 
когда ты один и никем не любим.

Оторванный хвост, и поломана лапа 
срослась под каким-то неверным углом. 
И множество шрамов.. А был он когда-то 
приятным на вид полосатым котом...

Ты прости меня, кот, твои годы быстрее моих,
Ты мой возраст догнал и уходишь старательно дальше.
Я по гулкой земле на своих громыхаю двоих,
На своих четырех ты на землю ступаешь тишайше.

Не жалей меня, кот, мы быльём поросли - не старьём,
Мы ещё молодцы - ни хвосты, ни усы не обвисли.
Мы ещё помяучим с тобой, мы ещё поживём,
И половим мышей - ты в прямом, я в сомнительном смысле...

Кот был голый. То есть — совсем без шерсти. Порода такая «сфинкс канадский». Кот лежал на тощей подстилке в тесной клетке витрины московского зоомагазина. На ценнике была обозначена и порода и цена. Вот из-за цены-то и сидел кот весь свой недолгий век за решеткой. Он уже достиг тут половой зрелости, но не имел ни одного шанса, чтобы ею воспользоваться. Не было у него и клички....

Прибилась к нам кошка –
Калека-трёхножка:
Передняя лапка
Недвижна у кошки,
Передняя ножка
Её перебита…
Но кошка не видит
В себе инвалида,
Не хнычет, не плачет,
А белочкой скачет
Ко мне по дорожке
На зов и кормёжку.
И местные кошки,
Охочи до пая,
Ей место у плошки
Своей уступают...

Вдоль бетонированного шоссе тянулась кромка густой высохшей травы, и стебельки ее клонились к земле, — овсюг поджидал первую пробегающую мимо собаку, чтобы зацепиться усиками за ее шерсть, лисохвост — первую лошадь, чтобы стряхнуть свои семена ей на щетку, клевер — первую овцу, чтобы она унесла его щетинки на своей шубе. Спящая жизнь ждала, когда ее развеют, разнесут во все стороны...

По мнению Трубецкого, «дурак», или «незнайко», стоит на пороге так называемого «иного царства». Найти это царство — высший идеал христианского русского народа. Именно через сказку и могут распространяться в семье и школе важнейшие православные понятие. Правда, как пишет Трубецкой, «попытка узнать душу народа в его сказке» сталкивается с тем, что «национальное… почти всегда вариант общечеловеческого»...

Марине Цветаевой

Я их узнал, гуляя вместе с ними.
Их было много, я же шёл с одной.
Она одна спала в пыли со мной,
И я не знал, какое дать ей имя.

Она похожа лохмами своими
На наших женщин. Ночью под луной
Я выл о ней, кусал матрац сенной
И чуял след её в табачном дыме.

Я не для всех вполне желанный гость.
Один из псов, когда кидают кость,
Залог любви за пищу принимает.