Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Художник Сергей Кулина
Личность читателя творит произведение, а вовсе не система знаков, используемая автором. И творит читатель произведение только в Слове, т.е. находясь в общении со Словом (в этом смысле слово читателя и и слово писателя — в одной колее Слова, потому их встреча и взаимное проникновение становится возможным).
Писатель вне колеи Слова — графоман, а читатель вне колеи Слова — слепой и глухой, замкнутый на себя аутист.
Несамостное самостным зрением не увидеть.
Чтобы поговорить по душам, нужен Бог.
Умён тот, кто помнит о своей глупости.
Быть живым — это быть вопрошающим, т.е. обращённым к Вечности с вопрошанием вечности.
Что ты делаешь другому, тем ты и становишься.
Бескрылость всегда атакует крылатость.
Зрячие — видят, а злые — ненавидят.
Слово Божье надо понимать богом в себе, а не его отсутствием. Все наши беды оттого, что не хватает в сердце Бога для верного толкования святых слов, зато хватает самомнения для надмевания над другими.
Отсутствие Бога в сердце — повод искать Его, а не умничать. Благословенное отсутствие — это жажда Бога, которая суть — потребность в Присутствии Бога, потребность быть в Боге.
С ангелом поведёшься, от ангела наберёшься.
Личность читателя творит произведение, а вовсе не система знаков, используемая автором. И творит читатель произведение только в Слове, т.е. находясь в общении со Словом (в этом смысле слово читателя и и слово писателя — в одной колее Слова, потому их встреча и взаимное проникновение становится возможным).
Писатель вне колеи Слова — графоман, а читатель вне колеи Слова — слепой и глухой, замкнутый на себя аутист.
Несамостное самостным зрением не увидеть.
Чтобы поговорить по душам, нужен Бог.
Умён тот, кто помнит о своей глупости.
Быть живым — это быть вопрошающим, т.е. обращённым к Вечности с вопрошанием вечности.
Что ты делаешь другому, тем ты и становишься.
Бескрылость всегда атакует крылатость.
Зрячие — видят, а злые — ненавидят.
Слово Божье надо понимать богом в себе, а не его отсутствием. Все наши беды оттого, что не хватает в сердце Бога для верного толкования святых слов, зато хватает самомнения для надмевания над другими.
Отсутствие Бога в сердце — повод искать Его, а не умничать. Благословенное отсутствие — это жажда Бога, которая суть — потребность в Присутствии Бога, потребность быть в Боге.
М.Ц.
Все её фантасмагории —
перекос души от горя,
перелом души от боли.
Шёл уверенно к беде
сквозь моря земной юдоли
весь корабль её воли,
и дошёл в своё нигде.
Она всё время обращена лицом к любви: ищет её, жаждет её, находит или теряет и снова судорожно ищет. «Любить — видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители». Её стихи — как спелые сочные фрукты или, как кровоточащие куски мяса; с них каплет жизнь. Когда их читаешь, они доходят до самых глубин — туда, где человек рискует встретиться с Богом...
Тот, кто из глины, кто прошёл и обжиг,
поймёт ли лилию, попавшую в костёр?
Для лилии огонь — не дом; не обжит
кострища мир. И путь её сестёр
в ином: расти, цвести и пахнуть —
попробуй, глина, лилией взрасти!
Не можешь? — потому цветы и чахнут.
Кого пронзило одиночество
насквозь,
как бабочку игла,
кому и жить едва ли хочется,
того помиловать могла ль
судьба,
могли ли люди
вобрать в себя чужое им,
которого уже не будет,
но есть которое?
Своим
не станет эхо запредельного,
огонь иной неуловим,
и одиночество отдельного
для них не имя — псевдоним...
Избороздила меня стихами,
вспахала душу:
иду и плачу.
Шагаю мерно стихов слогами:
иду словами,
иду шагами
вдаль —
за стихами,
как за удачей.
Где нет приюта,
где нет уюта
валюту сердца —
стихи — я
трачу.
В праздник принято вспоминать творения классиков, посвящённые празднику, и порой приходится читать странные строчки, только потому, что написаны они знаменитыми авторами — тоже к дате. Гуляют по интернету вихри текстов: хороших и не очень. Но стихотворение, о котором хочется поговорить, не из таких. Хоть и рифмы его подбирались к празднику, но таково свойство истинных поэтов — говорить больше сказанного...
Первая встреча Платонова с Купиной вероятно произошла ещё в раннем детстве, благодаря учительнице церковно-приходской школы Аполлинарии Николаевне, о которой он вспоминал с большой любовью: «Я её никогда не забуду, потому что через неё я узнал, что есть пропетая сердцем сказка про Человека, родимого „всякому дыханию“...
Кого пронзило одиночество
насквозь,
как бабочку игла,
кому и жить едва ли хочется,
того помиловать могла ль
судьба,
могли ли люди
вобрать в себя чужое им,
которого уже не будет,
но есть которое?
Своим
не станет эхо запредельного,
огонь иной неуловим...
Не разгадывать, как ребус —
пить горстями, пить с ладоней;
есть, как высшую потребность —
жизни хлеб. На медальоне
не носить — любить живого
в строчках, в тайнах...
И в гортани: вкус любить
того иного, рокового и простого —
скоро ведь его не станет.