Чужой жизни — нет

…Если огонь дикарь, то и мы дикари. Огонь огнепоклонника уподобляет себе. 

* * *

Не знаю — она, я — цинически жгу. «Глядите, Е. А., красота какая! Венеция?» И не дав ей взглянуть — в печь. Целые связки писем, в лентах («favours»). А счетов! А чековых книжек! А корректур, тщательных, где каждое слово значило, где в данную секунду значило только оно. 

— Да мы с вами сейчас, Е. А., знаете кто? 

— Варвары? Вандалы? 

— Куды там! Семнадцатого года солдаты в наших собственных усадьбах. 

— Нет, — ее спокойный голос, — просто парсы. 

— Проще парсов есть: те, что в скитах горят! 

Рывки, швырки, сине-красная свистопляска пламени, нырок вниз, за очередным довольством Бога, пустеющие папки, невмещающая решетка и — 

— Который час? Как? Да ведь мне год как нужно быть дома! 

Насилу оторвавшись (тот же дикарь от миссионера), бегу, огненных дел мастер — нет, с вертела сорвавшаяся дичь! — копчено-оленьими коленями и лососинными ладонями, в дыму, пламени, золе и пепле чужой — чужих жизней — ибо три поколения жжем (здесь — жгем!) — слепая от огня и ликующая, как он сам — бегу по — когда белому, когда черному, был день по лунно-затменному — Медону — домой, к тетрадям, к детям — к строительству жизни. 

Но — чего-то явно не хватает. Рукам не хватает. (И глазам! И ноздрям!) Что-то нужно сделать, скорей сделать, сейчас сделать. Писать? Отскок от стола. Обед варить? Тот же отскок от стола другого. 

И — знаю! 

* * *

Ибо не дано безнаказанно жечь чужую жизнь. Ибо — чужой жизни — нет. 

* * *

Мои папки, ящики, связки, корзинки, полки. То на полу, на коленях и локтях, то на столе, на носках, «пуантах». Руки то вгребаются, то, вытянутые, удерживают неудержимо ползущее в них сверху. Держу подбородком и коленом, потяжелевшая на пуд бумаги соскакиваю с двухаршинной высоты как в пропасть. 

Мой советник, мой тайный советник—дочь. 

— Мама, не жгите! 

— Пусть, пусть горит! 

— Мама, вы что-то нужное жжете. Вырезка какая-то. Может быть, о вас? 

— О мне так долго не пишут. Фельетон целый. Что это может быть? 

Подношу к глазам. Двустишие. Губы, опережая глаза, произносят: 

Где обрывается Россия 

Над морем черным и глухим.