Маркес: русских мне не понять никогда

В 1957 году, в разгар хрущёвской оттепели, в Москве проходил Фестиваль молодежи. В столицу Советского Союза приехало огромное количество гостей со всего земного шара. Но был и совершенно особенный гость. В составе одной из делегаций на фестиваль в СССР приехал один начинающий латиноамериканский журналист. Да он и приехал-то не как журналист, а под видом участника фольклорного ансамбля. Звали журналиста Габриэль Гарсиа Маркес.
По итогам поездки Гарсиа Маркес написал очерк «22 400 000 квадратных километров без единой рекламы Кока-Колы» - о своих впечатлениях.
В СССР этот текст не публиковался да и позднее широкой известности не получил. Более того, у себя на родине Маркес смог издать его только через год. Видимо, взгляд писателя на вещи не попадал в тогдашнюю публицистическую волну.
Выдержки из очерка:

«Понятно, почему в Советском Союзе поезда — настоящие отели на колесах; человеческое воображение с трудом может осмыслить такие необозримые просторы. Поездка от Чопа до Москвы через бескрайние пшеничные поля и бедные украинские села — одна из самых коротких: всего 40 часов. Из Владивостока — на побережье Тихого океана — по понедельникам отправляется скорый поезд, в Москву он прибывает в воскресенье вечером, преодолев пространство, равное расстоянию от экватора до полюса. Когда на Чукотском полуострове пять часов утра, в районе озера Байкал — полночь, а в Москве ещё семь часов вечера предыдущего дня».

«Эти детали дают приблизительное представление о распростершемся на всю свою величину колоссе — Советском Союзе с его 200 млн. человек, говорящих на 105 языках, бесчисленными национальностями — есть такая, что умещается в одной деревне, двадцать населяют маленькую республику Дагестан, а некоторые даже ещё не определены окончательно, — колоссе, чья территория, равная трём Соединенным Штатам, занимает пол-Европы, — треть Азии и в сумме составляет шестую часть земного шара — 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы».

«Эти расстояния ощущаются сразу, едва пересекаешь границу. Поскольку земля не является частной собственностью, нигде нет заграждений: производство колючей проволоки не фигурирует в статистических отчетах. Кажется, ты путешествуешь в направлении недостижимого горизонта по совершенно особому миру, где всё по своим размерам превышает человеческие пропорции и нужно полностью изменить представления о нормах, чтобы попытаться понять эту страну. Для того и существуют поезда».

«Чувство гигантизма, навык массовой организованности, видимо, составляют важную часть психологии советских людей. В конце концов начинаешь привыкать к этому размаху. Праздничный фейерверк, устроенный для 11 тысяч гостей в Кремлёвском саду, длился два часа. От залпов содрогалась земля. Дождя не было: тучи заблаговременно разогнали».

 «В такой стране трудно вообразить камерный театр. В Большом театре шёл "Князь Игорь" по три раза в день в течение недели, и в каждом спектакле участвовало 600 сменявшихся актёров. Ни один советский актёр не может выступать более одного раза в день. На сцене находится весь актёрский состав спектакля и, кроме того, полдюжины настоящих живых лошадей. Этот грандиозный, идущий четыре часа спектакль невозможно показать за пределами Советского Союза; только для перевозки декораций необходимо 60 железнодорожных вагонов».

«В то же время советские люди запутываются в мелких жизненных проблемах. В тех случаях, когда мы оказывались втянутыми в гигантский механизм фестиваля, мы видели Советский Союз в его волнующей и колоссальной стихии. Но едва, подобно заблудшим овцам, попадали в круговорот чужой незнакомой жизни, обнаруживали страну, погрязшую в мелочном бюрократизме, растерянную, ошеломленную, с комплексом неполноценности перед Соединёнными Штатами».

 «Несоответствие уровней технического и социально-бытового развития привело к фантастическим диспропорциям. Приведу несколько примеров. Один шведский делегат, долгое время безуспешно лечившийся от хронической экземы в своей стране, побывал на приеме у дежурного врача обычной московской поликлиники. Тот прописал ему порошок, за четыре дня излечивший шведа от экземы. Все было абсолютно "по-западному", если бы аптекарь, приготовивший порошок, не завернул его в обрывок старой газеты».

«В одном из московских банков моё внимание привлекли двое служащих: вместо обслуживания клиентов они с энтузиазмом пересчитывали цветные шарики, прикреплённые к раме. Позже я видел увлечённых таким же занятием администраторов в ресторанах, работников общественных заведений, кассиров в магазинах и даже продавцов билетов в кинотеатрах. Я обратил на это внимание и собирался узнать название и правила игры в то, что, как я полагал, было самой популярной в Москве игрой, но администратор гостиницы, в которой мы жили, объяснил: эти цветные шарики, похожие на школьные счёты, и есть счётные устройства, которыми пользуются русские. Это открытие было поразительно, поскольку в одной из официальных брошюр, распространяемых на фестивале, утверждалось, что Советский Союз располагает 17 видами электронных счётных машин. Да, располагает, но не производит их в промышленном масштабе. Такое объяснение открыло мне глаза на драматические контрасты страны, где трудящиеся ютятся в одной комнатушке и могут купить два платья в год, и в то же время их раздувает от гордости, что советский аппарат побывал на Луне».

«Москвичи подозрительно упрямо сопротивлялись, когда мы изъявляли желание прийти к ним в гости. Возможно, власти запретили им пускать к себе домой иностранцев. И лишь несколько человек уступили нашему напору. Им казалось, что они жили хорошо, а в действительности они жили в ужасных условиях».

«Материалы ХХ съезда — секретные, по утверждению западной прессы, — изучались и обсуждались всей страной. Это одна из черт советского народа — политическая осведомлённость. Скудость международной информации компенсируется поразительной всеобщей осведомлённостью о внутреннем положении».

«Я всегда говорил и никогда не откажусь от своих слов, что самые интересные люди живут в России. Советские товарищи непреодолимо хотели дружить. Русские останавливали нас на улице, трогали, будто хотели убедиться, что мы, иностранцы, тоже сделаны из плоти и крови. Они на ходу изучали языки, чтобы общаться с нами. Наш переводчик, Миша, рабочий мясокомбината, расхаживавший в украинской рубахе, за шесть месяцев выучил испанский язык, чтобы поучаствовать в фестивале. В день нашей первой встречи он говорил по-испански не Бог весть как, путал глаголы "despertar" ("будить") и "amanecer" ("рассветать"), но о Латинской Америке знал не меньше, чем простой латиноамериканец. Общение с нами расширило его лингвистические познания, и Миша стал, должно быть, единственным советским специалистом в области шофёрского жаргона Барранкильи».

 «Но при всем при этом мы не раз поражались эрудиции, знаниям россиян. В последний вечер нашего пребывания в Москве один молодой человек лет 25-и остановил меня на улице и спросил, откуда я. Он сказал, что пишет диссертацию о мировой детской поэзии и хотел бы получить сведения о Колумбии. Я назвал ему Рафаэля Помбо — одного из самых известных наших поэтов ХIХ века. Он аж покраснел от обиды: "Разумеется, о Помбо я всё знаю". И за кружкой пива в течение нескольких часов он читал мне на неплохом испанском антологию латиноамериканской поэзии для детей. Для меня это было настоящим шоком. Далеко не каждый латиноамериканец может с таким вдохновением декламировать сочинения поэтов нашего континента. 
Боюсь, русских мне не понять никогда. Конечно, чужая душа потемки, но души россиян — просто кромешная тьма!»

---
 Габриэль Гарсиа Маркес «22 400 000 квадратных километров без единой рекламы Кока-Колы»