Поэт всегда свободен

О жизни и смерти

   Человек с подобным (поэтическим) мировосприятием подобен дереву. Когда его что-либо ранит, вытекает приятный сок, как у берёз, или благоуханная смола, как у ливанского кедра, или полезная живица, как у сосны, и ещё многое возможно. Но сам он оттого умирает. Может, кто-то уже говорил об этом? Что ж, тогда это подтверждает истинность сказанного.
   Но можно даже сказать ещё больше. Поэту обязательно нужны скорби, иначе он остаётся безплодным.
   И ещё одно. Отнюдь не всегда плод обретается сладким и вдохновенным, а чаще стяжевается с кровью и страданием. И не только потому, что слышимые нами слова, оставаясь выше нас, застыли на губах, как пытка, никак не могущи обрести себе формы и звучания, что всё застилает туман, и сильный голос говорящего (можно бы это слово даже написать с большой буквы), хотя характер его и ясен, не делает ясным его очертаний, не говоря уже о его лике.
   Не только поэтому. Ещё и потому что слова могут пройти, мило прогуливаясь и разглядывая природу или что-нибудь ещё, пройти мимо, и нужно их догонять, трудиться и вопить вслед с понуждением, лупить молотком по зубилу, пока камень не начнёт поддаваться, до вонючего пота.
   И потом – вдруг – искра и – свет.
   И тогда уже желается умереть, истощиться в каждой строчке.

Парадоксальное мышление

   Господь всегда превышает Собой обыденность. И всегда Он Новый и Неожиданный. И когда Он дохнёт на тебя, как на замёрзшего воробья, жизнь, оказывается, не далека – она всегда близ тебя и в тебе. И то, что говорится из этой радости, или, наоборот, из этой боли, когда Господь сокрывается, – тоже всегда неожиданно, и входит в этот мир, как чудо.
   Но Господь прикоснулся или иной кто – это скажет чистота. Чист ли тот явившийся свет от грязи?
   И хорошо ещё сказал один детский писатель: «...самый лучший совет всегда неожиданный. А неожиданность всегда глупостью кажется»(1). Так и речь ожившего воробья кажется юродством и нелепостью.
   В полной мере это относится к поэзии: «Воздух стиха есть неожиданное»(2).
   И ещё одновременно – говорить, не повторяя других, а возрастая, подобно следующей веточке, – это страшно трудно, истощаются все силы, изнемогает самое сердце. Не для того не повторять, чтобы отличаться, но чтобы постичь ускользающее, превышая уже и самого себя. Так всякое растение превосходит себя, стремясь к животворному свету и сладкой воде, дождевой или иной, так всякое произрастение хвалит Животворца всеми своими прожилками и чертами, ликуя и благоухая жизнью.
   Радость – её благоухание, мир – дыхание её.

(1) Э. Успенский, «Дядя Фёдор, пёс и кот».
(2) О. Мандельштам, «Заметки о поэзии. О собеседнике».

Свобода

   Поэт (если он действительно поэт) всегда свободен. Ничто не привязывает его к этому миру, или лучше, ничто не вяжет его здесь. Только обретши эту свободу и можно сочувствовать всякому человеку и любить этот мир. Можно даже не оговариваться: «правильно любить», потому что в ином любом случае любви нет. Или это пристрастие, или стороннее понуждение.
   Эта свобода обретается особенно в уединении, молчании, внимательности к событиям сокровенным и тихим, освобождении от суеты и пыли происшествий, мятежа земных перемещений. И только тогда можно узреть их, эти происшествия, чисто, – и всю землю.
   Об этом справедливо сказал Стефан Малларме: «Дорогой мой Поэт, – писал он Полю Валери в ответ на присланные его стихотворения с просьбой советов, – главное, дар утончённой аналогии вместе с соответствующей музыкой, у вас есть... Что же касается советов, их даёт только одиночество»(1).
   Ещё большее значение придаётся уединению в созидании духовном: «Брат пришел в Скит к авве Моисею и просил у него наставления. Старец говорит ему: пойди и сиди в своей келье; келья твоя всему тебя научит»(2).
   Это научение уединения препобеждает даже всякое несовершенство и неорганизованность желающего быть делателем. Аскетичнейший любитель безмолвия авва Арсений сказал однажды некоему брату: «Ступай, ешь, пей, спи и не работай, только не выходи из кельи; – ибо он знал, что пребывание в келье приводит жизнь монаха в должный порядок»(3).
   Какого же рода эта свобода, наверное, можно не распространяться, – на эту тему и так много сказано. Можно только добавить, что только в условиях внутренней свободы от всех своих собственных цепей возможно и самое послушание. Но это уже вообще очень большая тема. И здесь что из неё избрать к сказанию? Может быть, только, что эту свободу приобрести помогает оптимистический пессимизм. Такое приходит худо или такое, но всему скоро приходит конец.
      
(1) Подобное Францу Каппусу писал Райнер Мария Рильке.
(2) Алфавитный патерик, Моисей 6.
(3) Там же, Арсений 11.

О поэтическом мировосприятии