Последний человек

Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк. «Вот стоят они, говорил он в сердце своём, — вот смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей. 
      Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся? 
      У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они то, что делает их гордыми? Они называют это культурою, она отличает их от козопасов. 
      Поэтому не любят они слышать о себе слово «презрение». Буду же говорить я к их гордости. 
      Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и есть последний человек». 
      И так говорил Заратустра к народу: 
      Настало время, чтобы человек поставил себе цель свою. Настало время, чтобы человек посадил росток высшей надежды своей. 
      Его почва ещё достаточно богата для этого. Но эта почва будет когда-нибудь бедной и бесплодной, и ни одно высокое дерево не будет больше расти на ней. 
      Горе! Приближается время, когда человек не пустит более стрелы тоски своей выше человека и тетива лука его разучится дрожать! 
      Я говорю вам: нужно носить в себе ещё хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть ещё хаос. 
      Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. 
      Смотрите! Я показываю вам последнего человека. 
      «Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?» — так вопрошает последний человек и моргает. 
      Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий всё маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живёт дольше всех. 
      «Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают. 
      Они покинули страны, где было холодно жить: ибо им необходимо тепло. Также любят они соседа и жмутся к нему: ибо им необходимо тепло. 
      Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом: ибо ходят они осмотрительно. Одни безумцы ещё спотыкаются о камни или о людей! 
      От времени до времени немного яду: это вызывает приятные сны. А в конце побольше яду, чтобы приятно умереть. 
      Они ещё трудятся, ибо труд — развлечение. Но они заботятся, чтобы развлечение не утомляло их. 
      Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. И кто захотел бы ещё управлять? И кто повиноваться? То и другое слишком хлопотно. 
      Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идёт в сумасшедший дом. 
      «Прежде весь мир был сумасшедший», — говорят самые умные из них, и моргают. 
      Все умны и знают всё, что было; так что можно смеяться без конца. Они ещё ссорятся, но скоро мирятся — иначе это расстраивало бы желудок. 
      У них есть своё удовольствьице для дня и свое удовольствьице для ночи; но здоровье — выше всего. 
      «Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают. 
      Здесь окончилась первая речь Заратустры, называемая также «Предисловием», ибо на этом месте его прервали крик и радость толпы. «Дай нам этого последнего человека, о Заратустра, — так восклицали они, — сделай нас похожими на этих последних людей! И мы подарим тебе сверхчеловека!» И все радовались и щёлкали языком. Но Заратустра стал печален и сказал в сердце своём: 
      «Они не понимают меня: мои речи не для этих ушей. 
      Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто слушал ручьи и деревья: теперь я говорю им, как козопасам. 
      Непреклонна душа моя и светла, как горы в час дополуденный. Но они думают, что холоден я и что говорю я со смехом ужасные шутки. 
      И вот они смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они ещё ненавидят меня. Лёд в смехе их».