Рефлексия

ИЗОЩРЁННАЯ РЕФЛЕКСИЯ, ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ БЫТИЕ, НАИВНЫЙ СУБЪЕКТ…

1. Рефлексия этимологически означает загибание назад, обращение к тому же самому, начиная с окончания, то бишь с хвоста. Змея, заглатывающая свой хвост, или собака, гоняющаяся за своим хвостом же, суть хорошие символы рефлексии. Рефлексия — признак самосознания. Змея и собака это знают. И таинственно улыбаются себе на уме.

В рефлексии сознающий сознаёт не только предмет сознания, но и сам акт осознавания в рефлексии осознаётся.

2. Но никто не мешает обратить рефлексию на саму рефлексию: получится второй этап рефлексии — рефлексия рефлексии. Поскольку в рефлексии рефлексии приходится держать в сознании не только первичный предмет сознания, но и в качестве второго предмета процедуру осознавания, то со всяким дополнительным этажом рефлексии количество предметов сознания увеличивается на один. Поскольку переходить на следующий этаж не возбраняется, этажей рефлексии, и соответственно предметов сознания, одновременно может быть бесконечно много.

2.1. Динамически-процессуально это может быть представлено как непрерывное превосходство сознания над предметом и собой. Как вселенная после Большого Взрыва, сознание рефлектирующее непрерывно расширяется, расширяется до бесконечности. Правда, бесконечное число слоёв не означает бесконечно широкого сознания. Если ограниченный предмет плотно упаковывается копиями его осознания и осознания осознания, то сознание может и не заполнить вселенную.

2.2. Структурно-статически процесс застывает в бесчисленных копиях осознания, как идеальная луковица или идеальный кочан капусты.

2.3. Со стороны метода рефлексия нужна для сверки хода мысли на соответствие методу: нет ли ошибок и всюду ли метод применён изощрённо.

2.4. Со стороны цели рефлексия позволяет провести поверку осознания предмета цели этого осознания.

3. Рефлексия может стать безудержной, сорваться с цепи. Важно поэтому сдерживать её целями осознания предмета, а не надеяться на эмпирическую усталость ума, когда мозги и составы отказываются уже дальше рефлектировать.

Практически же дальше второго этажа рефлексия редко когда поднимается. В самом деле, множество книг и статей, посвящённых одному предмету, требуют для правильной ориентации читателя в этом множестве неких библиографических списков литературы вопроса. А поскольку и самих списков может быть много, то создаются особые книги, несколько неверно называемые «библиографиями библиографий». Неверно потому, что библиография — наука описания книг, а вот библиографический список — ценный или не очень плод применения такой науки. Этих двухэтажных «библиографий» не может быть слишком много, так чтобы потребовался уже третий этаж — «библиографии библиографий библиографий».

4. Бывает и столкновение рефлексий: «Я понял, что она поняла, что я понял, что она поняла...» И т. п. Или в варианте, некогда весьма популярном и приводившем в изумление всех малых чад мысли:

Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, Чтоб посмотреть, не оглянулся ли я.

Более того, не стоит путать рефлексию с самосознанием. Самосознание-то оно самосознание, но не обязательно твоё, хотя и тобой осуществляемо. Рефлексия любого предмета это глубокое просветление его нутра и тщательный его внешний осмотр средствами его же эйдоса. Эйдос так постигает меру своей осуществлённости в предмете. Но ресурс ума тратится твой. Поэтому когда звезду правильно располагают, скажем, на диаграмме Герцшпрунга — Рассела, она понемногу начинает приходить в самосознание.

Все эти накладки и наколки смыслов, вписывание и выписывание смысловых сфер могут иметь разнообразные конфигурации и эмпирическая классификация и систематизация рефлексивных возможностей вселенной, кажется, ещё ждёт своего ботаника-систематизатора. Даже если сей труд будет когда-то осуществлён, читать эти «эфемериды эфемерид и дневники бабочек-однодневок» (Жан-Поль) не буду.

Вот та же языковая многозначность... Языковая многозначность оказывается совсем небанальной, ибо, как свеча и зеркало в зеркало при гадании, смыслы порой готовы отражаться друг в друге совершенно безудержно, совершенно нещадно, выбрасывая изумляющие воображение джеты при поглощении противоположного смысла в своём зеркале.

5. Противоположностью рефлексии будет способность сознания встроиться так в бытие, чтобы тому или другому участку бытия или бытию в целом дать самим говорить за себя, когда суть дела искренне и сполна исповедуется. Тут не отказываются от рефлексии, но проводится жесточайшая её мобилизация с целью подавления собственного голоса субъекта, который только служит рупором сути дела, способом самоописания сущности, а себя осознаёт как участок бытия глаголящего за всё бытие.

На это претендовал Мартин Хайдеггер с его феноменологическим методом. Причём у парня было то, вполне рефлексивно осознаваемое им, преимущенство, что претензий к его работам ему, автору, впредь можно будет не принимать, презрительно молча в ответ или снисходительно поясняя: не я тут высказываюсь, так феномен в его истине предстаёт в казании немецкого языка немецкому же народу, рекламации шли ему, феномену, или укладывай под язык немецкому народу, считая их за валидол. В полноте такого презрения М. Хайдеггер, когда интервьюирующие его журналисты пытались ему что-то растолковать или указать на критику извне, заявлял: «Я охотно принимаю поучения». То есть даже до неприязни не снисходил, беседовал как с издающими членораздельные звуки баклажанами.

6. Простота отсутствия рефлексии видна в мышлении детском и наивном. Там что видят, то и поют младенческой мыслью, не слишком заботясь о выражении или о предмете мысли. В отличие от изощрённого М. Хайдеггера с его фундаментальной онтологией, тут скорее фундаментальная простота субъекта и чистота непосредственности его выражения. Ибо субъект здесь не столько мыслит предмет, сколько манифестирует себя, засвечивает свою простоту и наивность.

7. Думаю, не надо объяснять, что все три формы мысли не только эмпирически вам встречаются, но и все три для вас важны, как некие пределы и, одновременно, вехи для ориентирования в практике чужого или своего мышления. Причём выразиться наивно, пусть и деланно наивно, человеку пожившему, опытному, а главное — уже изрядно окислившемуся от «жития своей жизни», порой нелегко, а часто — и невозможно.

Не теряйте наивности и простоты при всей изощрённости вашей мысли. Простота и наивность — ценный мех мысли. Это не жалкие выщипанные клочки задёрганного рефлексивного мышления. И не голая скотская основательность мышления сплошь бытийного и высокоговяжьего.