«Я тебя вижу!» - приветствие  кафров

В НАЧАЛЕ БЫЛО ОТНОШЕНИЕ

Возьмите язык "дикарей", т. е. тех народов, чей мир еще беден объектами и чья жизнь строится в тесном кругу действий, насыщенных присутствием. Ядра их языка - слова-предложения, первичные дограмматические конструкции, из расщепления которых возникает все многообразие грамматических форм, - чаще всего выражают цельность отношения. Мы говорим: "Очень далеко"; зулус скажет вместо этого слово-предложение, которое значит: "Там, где кто-то кричит: "О, мама, я пропал", а житель Огненной Земли посрамит нашу аналитическую премудрость семисложным словом, точный смысл которого - "глядят друг на друга, каждый ожидая, что другой вызовется сделать то, чего оба хотят, но не могут сделать". Здесь, в целостности отношения нерасчлененно присутствуют и лица - будущие существительные и местоимения; они пока лишь намечены и не обладают полной самостоятельностью. Смысл речи составляют не эти продукты анализа и размышления, а подлинное первичное единство, переживаемое отношение.

При встрече мы приветствуем человека, желая ему благополучия, уверяя его в своей преданности или поручая его Богу. Но как мало непосредственности в этих стершихся формулах (улавливается ли хоть что-нибудь в "Хайль!" от первоначального наделения властью!) в сравнении с не теряющим свежести телесным приветствием кафров: "Я тебя вижу!" - или с его забавным и возвышенным американским вариантом: "Услышь мой запах!"

Можно предположить, что понятия и связи, да и сами представления о лицах и вещах, выделились из представлений о таких событиях и состояниях, которые имели характер отношений. Стихийные впечатления и волнения, пробуждающие дух "первобытного человека", вызываются событиями-отношениями - переживанием того, что предстает перед ним, и состояниями-отношениями - жизнью с тем, что предстает перед ним. О луне, которую он видит каждую ночь, он не составляет себе никаких идей, пока она, во сне или наяву, не предстанет ему телесно, приблизившись своими беззвучными движениями, околдует его, очарует своими касаниями, навлекая на него худое или доброе.

Вначале он не сохраняет в себе даже оптического представления о блуждающем световом диске или о демоническом существе, как-то связанном с этим диском, а лишь динамический, пронизывающий тело, волнующий образ лунного воздействия, из которого лишь постепенно выделяется персональный образ - лик луны: тогда воспоминание о том неведомом, что воспринималось еженощно, разгорается в представление о виновнике и носителе этого воздействия, и возникает возможность его объективирования, превращения первоначально непознаваемого, но лишь переживаемого Ты в Он или Она.

То, что всякое значительное явление поначалу имело и долго сохраняло характер отношения, делает более понятным один широко наблюдаемый и обсуждаемый, но не вполне разгаданный современными исследователями духовный элемент примитивной жизни - ту таинственную силу, представление о которой в разных видах прослеживается в верованиях или знаниях (а они там еще суть одно целое) многих диких племен, ту Мана или Оренда, путь от которой ведет к Брахману в его первичном смысле и далее к Динамис и Харис "Волшебных папирусов" и апостольских посланий. Ее описывали как сверхчувственную и сверхприродную силу, т. е. с помощью наших категорий, чуждых примитивному сознанию. Границы мира для примитивного человека определяются его телесными переживаниями, к которым вполне "естественно" принадлежат, скажем, посещения умерших; принимать нечувственное за реально существующее должно казаться ему абсурдом. Явления, которым он приписывает "мистическую силу", т. е. вообще все события, волнующие его, действуя на его тело и оставляя в нем образ волнения, суть стихийные события-отношения. Луна и мертвец, что посещают его по ночам, принося муку или наслаждение, обладают этой силой; но ею же обладают опаляющее его солнце и зверь с его угрожающим воем, вождь, чей взгляд заставляет его повиноваться, и колдун, чье пение вселяет в него силу для охоты. Мана есть просто нечто действующее, то, что превращает лунный лик там, в небесах, в волнующее кровь Ты, и чей след остается в памяти, когда из образа волнения выделяется образ объекта, хотя сама она является человеку не иначе, как в носителе и виновнике действия. Мана - это то, обладая чем (например, в виде волшебного камня), можно самому оказывать такое же действие. "Мировоззрение" дикаря магическое, но не потому, что в центре его стоит магическая сила человека, а потому, что она есть лишь особая разновидность всеобщей магической силы, из которой проистекает всякое значительное действие. Причинность в его мировоззрении - не континуум, а все новые и новые вспышки, всплески порождающей следствие силы, бессвязная вулканическая деятельность. Мана есть примитивная абстракция, вероятно, более примитивная, чем, скажем, число, но не более сверхъестественная.

Совершенствующаяся память выстраивает в ряд друг за другом большие события-отношения, стихийные потрясения; важнейшее для охранительного инстинкта и интереснейшее для познавательного инстинкта - само "воздействующее" - запечатлевается наиболее ярко, выделяется и приобретает самостоятельность; менее важное, необщее, изменчивое Ты отдельных событий отступает на задний план, остается изолированным в памяти, постепенно объективируется и очень медленно объединяется в группы и классы. И третьим в этом ряду появляется - жуткий в своей обособленности, временами более призрачный, чем мертвец или луна, но все более неопровержимо отчетливый другой "неизменный" партнер: "Я".

Сознание своего "Я" столь же мало связано с первичным господством инстинкта "само"-сохранения, сколько и с господством других инстинктов; продолжить себя хочет не "Я", а тело, не ведающее еще никакого "Я"; не "Я", а тело хочет создавать вещи для труда и игры, хочет быть "творцом"; и в примитивной познавательной деятельности не найдешь cognosco ergo sum даже в самой наивной форме - никакого, даже самого детского представления о познающем субъекте. Я, как отдельный элемент, появляется в результате разложения первичных событий, живых первичных слов: "Я - воздействующее на Ты и Ты действующее на Я", после того как они расщеплены на части, и причастие (т. е. действующее начало) предстает как выделенный объект. Иными словами: Я гипостазируется в результате субстантивирования отношения Я-ТЫ.

ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ РАЗЛИЧИЕ между двумя основными словами проявляется в духовной истории дикаря в том, что уже в первоначальном событии-отношении он произносит основное слово Я-ТЫ естественно, как бы дообразно, т. е. еще до того, как он осознал себя в качестве Я; тогда как основное слово Я - ОНО вообще становится возможным лишь через это осознание, через выделение Я.

Первое из основных слов может, разумеется, распадаться на Я и Ты, но оно не возникло из их соединения; оно - до Я. Второе же слово возникло из соединения Я и Оно; оно - после Я.

Примитивное событие-отношение заключает в себе Я в силу своей исключительности. Оттого, что в нем, по самому его существу, участвуют только двое - человек и противостоящее ему - в полноте их реальности; оттого, что мир предстает в нем как двойственная система, человек уже ощущает в нем этот космический пафос Я, еще не осознавая самого Я.

Напротив, то естественное событие-дело, которое приведет к основному слову Я-ОНО, к познанию в его связи с Я, еще не заключает в себе Я. Это событие-дело порождает выделенность человеческого тела как носителя своих восприятий из окружающего его мира. Тело научается узнавать и отличать себя в этой своей особенности, однако это распознавание остается в пределах чистого сопоставления и потому не влечет за собой осознание Я.

Но когда Я отношения выявилось и начало существовать в своей отдельности, то, до странности обедняясь и функционализируясь, оно нисходит до актуального события-дела, в котором действует тело, отделившееся от его окружения, и пробуждает в нем присутствие Я. Только теперь может иметь место сознательный акт Я, первая форма основного слова Я-ОНО, познания в его связи с субъектом: выявившееся Я объявляет себя носителем восприятий, а окружающий мир - своим объектом. Конечно, это происходит пока в "примитивной", а не в "теоретико-познавательной" форме; но лишь только фраза: "Я вижу дерево" - произнесена так, что она повествует уже не об отношении между человеком-Я и деревом-Ты, а о восприятии дерева-объекта сознанием человека, - и она уже воздвигла барьер между субъектом и объектом; основное слово Я-ОНО, слово разъединения, уже сказано.

- ЗНАЧИТ, ЭТА ПЕЧАЛЬ, присущая нашей судьбе, появилась уже на заре истории?

- Воистину так: поскольку сознательная жизнь человека появилась в начале истории. Но в сознательной жизни бытие мира лишь повторяет себя в форме человеческого становления. Дух является во времени как порождение, пожалуй, даже как побочный продукт природы, однако именно дух есть то, что ее вне времени объемлет.

Противоположность основных слов имеет много имен в мирах и эпохах; но в своей безымянной истинности она имманентна Творению.

- ЗНАЧИТ, ТЫ ВЕРИШЬ в то, что заря человечества была раем?

- Пусть она была адом - а ведь ясно, что эти времена, к которым я могу вернуться в историческом размышлении, полны ярости, и страха, и мучений, и жестокости, но нереальной она не была.

Конечно, переживание встречи у первобытного человека не было отмечено кроткой симпатией; но уж лучше насилие над живым, реально воспринимаемым существом, чем призрачная забота о безликих числах! От первого путь ведет к Богу, от второй - лишь в Ничто.

Мартин Бубер. «Я и Ты»