Зато умею радоваться людям как никто

«Что я умею с людьми? 
Понимать их? Нет. Любить их нет? — Радоваться им.— Зато как никто».
Марина Цветаева

* * *

«Я к каждому с улицы подхожу вся.  И вот улица мстит. А иначе я не умею, иначе мне надо уходить из комнаты. Все лицемерят, я одна не могу».

Цветаева. Из письма мужу 25 октября 1917 

* * *

В ноябре 1919 г. Цветаева делится со В.К. Звягинцевой и А.С. Дорофеевым признанием: «Я с рождения вытолкнута из круга людей, общества. За мной нет живой стены, – есть скала: Судьба… У меня нет возраста и нет лица… Я не боюсь старости, не боюсь быть смешной, не боюсь нищеты – вражды – злословия».

* * *

47-летняя Цветаева в январе 1940 г. пишет в  тетрадь: «Всеми моими стихами я обязана людям, которых любила, – которые меня любили – или не любили». 

* * *

В октябре 1935 г. в письме к Б. Пастернаку: «Собой (ду-шой) я была только в своих тетрадях и на одиноких дорогах – редких…».

* * *

И. Бродский заметил, что трагизм жизни Цветаевой не из биографии: «он был до». 

*  * *

«Писать перестала – и быть перестала», – записала Цветаева в своей рабочей тетради в 1940 г. 

* * *

А. Саакянц пишет: «Марина Цветаева, великий поэт, была, как нам представляется, создана природой словно бы из “иного вещества”: всем организмом, всем своим человеческим естеством она тянулась прочь от земных “измерений” в измерение и мир (или миры) – иные, о существовании которых знала непреложно… С ранних лет чувствовала и знала то, чего не могли чувствовать и знать другие. Знала, что “поэты – пророки”, и еще в ранних стихах предрекала судьбу Осипа Мандельштама, Сергея Эфрона, не говоря уже о своей собственной».

* * *

«Живу домашней жизнью, той, что люблю и ненавижу, – нечто среднее между колыбелью и гробом, а я никогда не была ни младенцем, ни мертвецом».

Марина Цветаева, 1925

* * *

Приехала «из очень большого далека затем, чтобы в начале войны повеситься в совершенной неизвестности в глухом захолустье». 

Б. Пастернак

* * *

«Ибо мимо родилась — времени!»
Марина Цветаева

* * *

Первым, кто распознал в Цветаевой подлинного поэта, был Максимилиан Волошин, друг ее юности. Об этом она сообщила в октябре 1932 г. Анне Тесковой. А несколькими годами ранее ей же Цветаева написала, как в десятку выстрелила: «Я знаю себе цену: она высока у знатока и любящего, нуль – у остальных».

 Сергей Романовский 

* * *

3 октября 1927 г. Пастернак отправил письмо Горькому. В нем он высоко оценил талант Цветаевой. В ответном же письме прочел: «С Вашей высокой оценкой дарования Марины Цветаевой мне трудно согласиться. Талант ее мне кажется крикливым, даже – истерическим, словом она владеет плохо и ею, как А. Белым, владеет слово. Она слабо знает русский язык и обращается с ним бесчеловечно, всячески искажая его…»

Пастернак не стал портить отношения с Горьким из-за Цветаевой. Он лишь кокетливо написал ему, что ни М. Цветаеву, ни А. Белого он ему, Горькому, не уступает. И далее слова, вполне приятные пролетарскому гуманисту: «…как никому никогда не уступлю и Вас». Это политес. Главное – в том, что Пастернак «уступил-таки» Цветаеву Горькому. Суть – в этом. Остальное – слова.

Сергей Романовский