Мария Соловей
ЗАТВОРНИЦЫ КАРЕЛЬСКОГО ПЕРЕШЕЙКА:
ЕЛЕНА ГУРО И ЭДИТ СЁДЕРГРАН.
август-октябрь 2015
Фрагменты
Звёзды погаснут, но светят без страха.
Э. Сёдергран
Эдит Сёдергран родилась в Ленинграде. Спустя некоторое время после рождения родители перевезли в Райволу
(сейчас это пос. Рощино Ленинградской области) в дом, который построил её дед.
В старой Райволе по соседству жили финны и шведы, но большинство населения
составляли русские, летом же посёлок заполоняли петербургские дачники. Этот край
высоких рощ и прозрачных озёр, в которых водилось несметное количество рыбы,
считался превосходным местом для дач и санаториев.
Эдит поступила учиться в престижную немецкую гимназию «Петришуле» в Петербурге, в
которой она уделяла иностранным языкам куда больше внимания, чем своему родному
шведскому. В ранней юности она начала писать стихи преимущественно на немецком
языке, пробовала также писать на французском, шведском и русском. Примерно с 1908
года она стала писать только на шведском – языке своих родителей (здесь следует
вспомнить, что практически до 1917 года в образованных кругах Финляндии шведский
язык главенствовал над финским, а последний считался языком простолюдинов).
Школу закончить, однако, ей так и не удалось – после обнаружения у девочки туберкулёза
мать увозит её на лечение в Финляндию в санаторий, а позже и в Европу – в Швейцарию.
Там она на время поправилась.
* * *
Несмотря на то, что лирика Эдит Сёдергран пронизана любовными переживаниями (чего
у Гуро никогда не было), она позволила себе следующие строки, обезоруживающие своей
откровенностью:
Я – не женщина. Я – среднего рода.
Я – ребёнок, паж и замысел смелый…
…
я – мой прыжок к свободе и себе…
Кто-то видит в этом становление типа новой, независимой женщины XX века, но я думаю,
феминизм здесь ни при чём. Мне кажется правомерным утверждение, что поэт, чтобы
писать стихи, должен быть вне социума и не бояться стать (в хорошем смысле) никем. Это
необходимое условие для высвобождения творческой личности, сверх-человека, которого
так почитала Эдит, и, в конечном счёте, чистого духа. Дух свободен от тела, он не
женщина и не мужчина, он – никто (nobody).
О таком же высвобождении чистого духа писала и Елена Гуро:
В юности я слышала про Миньону.
С приближением любви она умерла.
До конца я тоже избегаю быть женщиной.
И меня влечет в смутную даль.
Я вижу картины, картины
Позолот тёмный блеск.
И шепчут молчанье глубин
Переливы ткани на стенах.
Мы не знаем, по каким причинам и у Гуро, и у Сёдергран не было детей.
Понятно, что у Эдит рано диагностировали туберкулёз, и она не была официально
замужем, но у Гуро был муж, она могла бы иметь ребёнка. Возможно, обе они
сознательно решили навсегда остаться «женщинами-дитя»?
* * *
По Э. Фромму, преодоление человеческой смертной природы у женщины происходит
благодаря рождению ребёнка, в то время как мужчина, не имеющий такой возможности,
совершает выход в трансцендентное через творчество. Очевидно, что Гуро и Сёдергран
пошли по второму пути.
Хотя обеим так и не суждено было познать материнство, сильное материнское,
покровительственное начало обнаруживается в их поэзии (главный миф Гуро о никогда не
существовавшем сыне, стихотворения «Ночная мадонна» и другие Сёдергран). Они
чувствовали себя защитницами всего сущего, наравне с матерью всей природы – землёй.
“Мы - женщины, мы от бурой земли так близко” (Э. Сёдергран).
Для Гуро же сравнение земля – мать настолько естественно, что встречается повсюду в
стихах, прозе и дневниковых записях. Такая же миссия (материнская), по её мнению,
возложена и на поэтов: “Поэт – даятель жизни, а не отниматель”.
И как похожи приведённые ниже строки:
“О мой факел, свети испуганным,
заплаканным, затемнённым, запачканным…” (Э. Сёдергран)
“…говорить за немых, защищать незащищающихся! О красоте неловких и застенчивых!
О невыявленных силах, правах, неловкости. О непризнанной красоте” (Е. Гуро).
* * *
Эдит Сёдергран писала в предисловии к своей книге: “Что мое стихотворчество -
поэзия, никто не может отрицать, но что это стихи, я и сама утверждать не хочу.
Пытаясь придать ритм непокорным строчкам, я пришла к выводу, что силой образа и
слова я владею лишь при полной их свободе от строгого ритма...”.
* * *
И Гуро, и Сёдергран не пытались влиться в литературную среду своих современников,
они искали выход к подлинной поэзии путём крайнего индивидуализма, обновления
языка, поисков новых литературных форм.
И не похожа ли на предисловие-объяснение Сёдергран к своим стихам дневниковая
запись Гуро: “Современные люди должны привыкнуть к новым формам искусства,
потому что самые прогрессивные идеи вырастают в этих новых формах, т.к. новые
души невольно творят на новом живом языке, а не на ветхом”.
* * *
Для Эдит, как и для любого настоящего творца, территориальные и языковые границы не
имели значения, она верила в грядущее наступление нового мира и общность поэтов всей
земли. Свои мысли она изложила в стихотворении:
Если бы у меня был большой сад,
Я бы пригласила в него всех своих братьев и сестёр.
Каждый принёс бы по сокровищу.
Ничего не имея, мы бы стали одним человеком.
Мы могли бы построить преграду вокруг нашего сада,
Не давая ни звуку в него проникнуть из мира.
Из нашего тихого сада
Мы могли бы дать миру новую жизнь.
Елена Гуро тоже верила в то, что общество мечтателей и поэтов спасёт мир: “Да
прославятся балконы неснятых дач, песочные ямы, косогоры, сарайчики!
Там собирались всё лето совещаться, там провозглашали чудесные девизы искусства!..
О, красота, во имя которой сидят и кротко кашляют на нетопленых чердаках!...”.
* * *
“Тёплыми словами потому касаюсь жизни, что как же иначе касаться раненого? Мне
кажется, что всем существам так холодно, так холодно…”, - писала Елена Гуро.
* * *
Несмотря на схожее отношение к природе у обеих – т.е. веру в антропоморфность
природы, её очеловечивание, - в этом отношении существуют важные различия.
У Сёдергран – вера в одушевлённость природы.
У Гуро – вера в божественность природы.
Возьму на себя смелость сказать, что в стихах Эдит Сёдергран жив языческий дух и
старинные финские обряды. Её Бог – это древний Tapio или Hiisi, что в переводе означает
«лес», «бог леса», несмотря на то, что в последние годы жизни она черпала вдохновение в
христианской литературе.
Моими друзьями отныне под сенью родных небес
Опять становятся озеро, берег его и лес.
Я мудрость беру у ели, чей синий шатер высок.
Мне истину мира дарит берёзы сладчайший сок.
Из стебля лесной травинки душа моя силу пьет.
Великий защитник жизни мне руку свою дает.
Не случайно и ближайшая подруга Эдит Хагар Ульссон называла её настоящей
язычницей.
…Стояли гордо сосны по обрывам,
И елочки плясали между них,
И можжевельник пел на солнцепеке,
И одевались в венчики ромашки,
Леса роняли семена в сердца
Людей…
Елена Гуро, напротив, почитает вовсе не природу-Бога, а Бога в природе. Исследователи
её творчества отмечают именно христианскую традицию обожествления природы в её
поэзии в противовес пантеизму или панпсихизму, как может показаться.
И если говорить о природе, нужно затронуть ещё одну важную общую тему – тему
Финляндии. Природы Финляндии, а точнее Карельского перешейка, в первую очередь,
потому что Сёдергран сама жила здесь, а Гуро другой природы не знала, за исключением
детских лет, проведённых в Псковской губернии. Красотой земли Suomi с её озёрами,
высокими лесами и гордыми соснами наполнены их стихи.
* * *
Многие писатели и поэты любили животных. Но редко где встретишь такую нежную,
искреннюю любовь ко всему живому, как в поэзии Елены Гуро. Особое внимание она
уделяет кошкам. В этих созданиях она видит свою, пусть маленькую, но светлую душу,
скрытую мудрость, и благодарность миру за своё существование. С детской
дурашливостью так она описывает кота:
Жил-был
Ботик-животик;
Воркотик-
Дуратик,
Котик-пушатик.
Пушончик,
Беловатик,
Кошуратик-
Потасик.
И в своей «стихопрозе»:
Светлая душа кота светила в темноте. У него был белый, животненький животик.
Душа была животненькая, маленькая, невинная, лукавая и со звериной мудростью.
Поэтому лучистому старику захотелось научить говорить кота или людей молчать и
созерцать тайное.
***
Было дождливо. Котик кутал мордочку лапками, кутал, кутал и превратился в Куточку.
Проснулись дети, видят – на их кровати лежит Куточка, глазок один не спит, хитрый,
зелёный, и тот в плюшевую щёлку ушёл, лапы бархатными, катышковыми стали
лепёшками.
Вымышленными словами, подобными материнскому «сюсюканью», Е. Гуро передаёт
чувство невыразимой нежности и ласки к маленькому существу.
Наконец, её восхищение котом становится настоящим гимном:
Твой жёлтый мех пахнет солнцем, -
Ты – Бог,
Ты – круглое, весёлое, доброе солнце.
Ты – символ вечной молодости.
Утверждение “Ты – Бог” не следует воспринимать как языческое поклонение коту, это
осознание присутствия в коте божественной природы, как присутствует она во всём
окружающем нас мире.
Для Эдит Сёдергран кошки занимали такое же важное место в её жизни, если не больше.
Многие, наверное, знают печальную историю Эдит и её кота Тутти. Эдит его очень
любила. В одном стихотворении она называет его «Кот-счастье», и просит
мурлыкать/прясть нить её жизни (по-шведски spinn - игра слов):
Кот-счастье на руках моих,
нить счастья он прядёт.
Кот-счастье, кот-счастье,
три клада мне добудь:
добудь кольцо из золота,
пусть скажет, что я счастлива,
ещё добудь мне зеркало,
пусть скажет, что я красивая:
ещё добудь мне веер,
пусть он развеет тягостные мысли.
Кот-счастье, кот-счастье,
помурлычь о будущем моём.
Считается, что любимого кота Эдит застрелил её сосед, что, конечно же, усугубило её и
без того плохое самочувствие. В Райволе коту Тутти поставили памятник с надписью –
словами самой Эдит: “Не все существа созданы для того чтобы их так любили”.
Образ болезни явственно проступает в творчестве поэтов, особенно в последние годы
жизни. Обе в то время вели почти затворнический образ жизни, общаясь только с
близкими людьми.
“Я вижу тень смерти” (Э. Сёдергран).
“Я смертной чертой окружена
И не знаю, кто меня обвёл” (Е. Гуро).
Напомню, что Елена Гуро с молодости болела лейкемией (белокровием). Диагностировать
болезнь тогда было сложно, и современники считали, что умерла она от общего
истощения и интоксикации в результате изнуряющего нервного заболевания. Она так и не
увидела свою вышедшую посмертно в 1914 году книгу «Небесные верблюжата».
Эдит Сёдергран тяжёлую болезнь – туберкулёз – унаследовала от отца. В стихотворении
«Деревья моего детства» есть такие строки:
Ты же ребёнок и должно всё тебе превозмочь,
Отчего же тебя сковало кандалами болезни?
Это говорят лирической героине высокие деревья. А дальше, между прочим, звучат
интонации, характерные для поэзии Елены Гуро:
Ныне секрет жизни твоей мы тебе раскроем:
ключ от всех тайн спрятан в траве на горке малинной.
Вот дождешься, пихнем тебя в лоб, дремотную,
пробудить хотим тебя, мёртвую, от твоего сна.
Обе предчувствовали скорую кончину, но даже на пороге смерти они продолжали
работать и писать стихи.
Вялые ноги, размягчённые локти,
Сумерки длинные, как томление.
…
Тело вялое в постели непослушно,
жизни блеск полупонятен мозгу.
И бессменный и зловещий в том же месте
опять стал отблеск фонаря…
Елена Гуро не застала настоящую бурю – крушение Российской Империи и
воспоследовавшую вслед за нею гражданскую войну. Она умерла в 1913 году, в возрасте
гения, на своей финляндской даче в Уусикиркко (сейчас пос. Поляны Ленинградской
области), где совсем близко – через озеро – в Райволе стоял дом двадцатилетней Эдит
Сёдергран. Она в полной мере ощутила на себе тяжесть колёс истории.
Революция 1917 года не принесла, вопреки её ожиданиям, долгожданной свободы и
равенства. Они с матерью оказались отрезанными от Петербурга, до которого было всего
шестьдесят километров, в независимой Финляндии, с весьма ограниченными средствами к
существованию. В 1923 году нужда и болезнь окончательно подорвали её здоровье.
Два поэта, творчество которых было обращено только к будущему, упокоились совсем
рядом, на земле горячо ими любимой Финляндии.
Елена Гуро – на финском кладбище, а Эдит Сёдергран, по иронии судьбы, на русском. Их
могилы стояли на высоких холмах с видом на озеро. Со временем они забылись и
затерялись…
* * *
У сосновых стволов
тропинка вела,
населённая тайной,
к ласковой скамеечке,
виденной кем-то во сне.
Е. Гуро
Во всем нашем солнечном мире
Я желала бы только скамейку в саду,
Где греется кошка на солнце.
Э. Сёдергран
“На небосклоне светящийся кусочек несбыточно радостной страны выглянул из-за
тяжёлых от дождя берёз, - туда был указан путь”, - говорит Елена Гуро.
И Эдит Сёдергран нашла этот путь.
Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун
Оставить комментарий