Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Часто люди — более звери, чем звери.
Муж и жена являются родителями прежде всего друг для друга — помогают родиться друг другу в Боге, стать целыми, а потом уже идёт родительство в привычном понимании.
Хорошо быть дураком — всегда кажешься себе умным.
Человек человеку — стихия, а не личность, увы.
Человек молится главным в себе, и далеко не всегда наше главное — угодно Богу. Угодно не в плебейском понимании, а в онтологическом — т.е. соответствует природе, бытийной норме. Богу можно молиться только Божьим в себе (богом в себе), потому оно должно стать главным в человеке — для общения с Богом и в Боге. Ибо до тех пор, пока доминирует самость, ни о чём другом, как о своей самости, человек не говорит, и молится он так же — из самости, а это - не молитва, а пустая болтовня.
Человек — не фабрика по производству добрых дел, к нему нельзя относиться утилитарно. Человек — не средство для получения того или иного добра, он сам — цель.
Только у народа без будущего можно отнять его прошлое.
Корень всех бед в том, что место праведного желания занято в нас неправедным.
Каждый человек — своя культура, а в итоге — своё бытие. При том, что Бытие, как и Мышление обще у всех.
Потерянное стихотворение — рай потерянный, а написанное — рай обретённый.
Горе тому, кто поверит, будто стал он жертвой злой судьбы и злых людей. Пустится он во все тяжкие, своими руками разрушит то, что еще можно было бы исправить! Вот и отец Петр, подавленный и раздавленный свалившимися на него невзгодами, все больше озлоблялся, все больше ненавидел....
Святочная история.
Варвара и Екатерина с детских лет почитали отца Иоанна Кронштадтского. Да и кто из нас его не почитает!? Всероссийский батюшка, великий молитвенник и чудотворец! Еще при жизни отца Иоанна едва ли не в каждом доме, в каждой избе, затерянной на просторах необъятной России-матушки...
Жил на свете один мальчик. Отец его был волшебником. Как его звали — это неважно. А имя мальчика я и вовсе позабыла. Поэтому стану называть его — «сыном волшебника». Старый волшебник был из тех самых, настоящих и опытных, волшебников, которые не стремятся изображать из себя великих и могучих магов, как какие-нибудь недоучки...
В некотором царстве, в некотором государстве, в некоей святой обители, коей мы в глаза не видели (а токмо о ней от людей слыхали), жил-был мних, имел много книг, только не читал он их, и не знал, что в них, а ел на них да спал на них. И была у того мниха Книга, и держал он ее, как благочестивому иноку устав велит, в святом углу...
Начинается сказка сказываться. Не про сивка-бурка вещего каурка, не про Кащея Бессмертного, не про Иван-царевича и царевну-лягушку, а про мышку-норушку. Да не про простую мышку, а про церковную. Хотя про церковных мышей уже столько сказок сложено — всех не пересказать. Будто бы бедны они как... как церковные мыши, только о крошечках от куличей и мечтают...
...В ту ночь отцу Аврамию приснился странный и страшный сон. Шурша и извиваясь, к нему в келью медленно вполз огромный змей. Неожиданно его упругое чешуйчатое тело взметнулось в прыжке — схватив испуганно метавшуюся под низким потолком кельи белую голубку, змей проглотил ее и так же неспешно уполз восвояси. А Аврамий проснулся. И долго сидел в темноте...
Заседание поместного церковного собора, проходившего в городе Синуессе2 шло своим чередом. Впрочем, в отличие от предыдущего подобного собора, присутствовавшие на нем епископы и священники не устраивали бурных дискуссий из-за очередного вопроса, по которому они расходились во мнениях. Ибо на сей раз им было не до споров: совсем недавно в империи началось гонение на христиан...
Повесть о святом равноапостольном великом князе Владимире.
Погожим августовским днем 1011 года от Рождества Христова, в Праздник Успения Пресвятой Богородицы, из Успенского храма, стоявшего неподалеку от княжеского дворца, выходила торжественная процессия. Впереди, мягко ступая по расстеленным коврам, шел человек высокого роста, в длинной златотканой одежде и красных сафьяновых сапогах...
Герой повести родился крылатым. Крылья были ему дарованы. Кем? Об этом Макар не задумывается. И, к своему счастью, не гордится тем, что он «не таков, как прочие люди» (Лк. 18:11). Ибо на крыльях гордыни можно взмыть весьма высоко, чтобы затем низвергнуться до бездн адовых. Парадоксально, но от этого духовного падения Макара спасли его крылья. Он, как гадкий утёнок из сказки Андерсена, всерьёз верит в свою ущербность, воспринимая дар — как проклятие.