Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Притча, как и сказка — это поэзия жизни. Притча повествует иносказательно о поэтическом, сокрытом в вещах мира, а поэтическое — это суть единое мира.
Широко улыбающиеся дальним часто стреляют в спину ближним.
«Поэта далеко заводит речь» (Цветаева). По этому «далеко» и видно настоящего поэта.
Речь поэта - это всегда течение Мысли. Поэт говорит со Словом, с логосами вещей, живущими в Слове. Слово говорит поэту, когда он говорит.
Речь поэта - это голос Мысли (не мыслей поэта, а Мысли - единой и нераздельной, Одной Большой Мысли сразу обо всём).
Крылья всегда рождают крылья. Крылья — главный орган всех зачатий и рождений.
Кому Бог не нужен, кому довольно себя самого, к тому Бог и не приходит.
Если встанет выбор: спасать себя ценой утраты поэзии в себе или, наоборот, спасать поэзию в себе ценой собственной гибели — что правильнее выбрать? Что лучше?
Ответ не так прост. На самом деле я — это и есть поэзия, всё остальное во мне — биоробот, набор инструментов и социальная машина. Изъятие поэтического из человека — это разновидность казни.
Бог выходит навстречу первым и приходит к человеку раньше, чем человек приходит к себе. Бог ближе к нам, чем мы сами к себе.
Миф, миф... И то миф, и это... Не думали, что сам человек в нас, как и наша человечность — тоже миф. Миф, требующий воплощения. Не будет мифа, будет только биология — и человек испарится, вместо человеческого общества мы окажемся в зверинце.
Некоторые жизненные ситуации приходится проходить не на понимании, а на послушании. Однако послушание суть не подчинение авторитетам, а любовь к Истине. Только любовь может знать сердцем, не понимая разумом. Слепое же подчинение авторитету механистично, а потому мертво и не способно различать истину и ложь.
Пока человек не знает Христа, ему не с чем сравнивать — всё внутри у него заполнено самостью и её движениями, потому он измышления своей самости о Христе может считать по гордости самим Христом. Исполнение заповедей помогает слепому до встречи со Христом видеть свою немощь и научает смирению — самость этим загоняется в свой угол и ждёт спасения от греха слепоты духовной. Спасает только Христос, Встреча со Христом, а всё, что до этого — лишь приготовление к этой Встрече.
Все женщины разные очень,
Особенно в жаркие ночи:
Одна молчалива, как птица,
Другая пылает, как зорька.
А есть та, которая снится.
Которая снится. И только.
Мне всего двенадцать лет,
Горя я ещё не видел.
Дымом первых сигарет
Пропитался новый свитер.
На экране Фантомас
С комиссаром бьётся лихо.
Там стреляют, а у нас — тихо.
Не до этого — мы строим
Тыщи фабрик и дворцов.
Назовёт потом «застоем»
Это кучка подлецов.
На уроках я скучаю
И гляжу воронам вслед.
Мне всего двенадцать лет.
Счастья я не замечаю.
ПОЛНОЕ ОТКРОВЕНИЕ
Есть доступная всем благодать:
Как Христос, за людей пострадать.
Но лежу я на вечных полатях,
И мечтаю о тех «благодатях»,
Где усилия надо на грош,
А спасение – вынь да положь.
Кто мне ложную мысль навевает?
Чую: телом душа заплывает
И не слышно её из-под плоти,
Я, как будто, по горло в болоте.
Я не бросаю людям вызова,
Пускай безумствуют и впредь.
Но только вместо телевизора
Мне в небо хочется смотреть.
Во мне ни хватки нет, ни удали,
Я миру этому не в масть,
Мне бобылём бы жить на хуторе,
Где только трав и солнца власть.
Пасти овец, а после ужина,
До лунной тропки на воде
Читая Библию, выуживать
Кусочки сыра в бороде.
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.
…Вернусь оттуда, как из детства:
Нет глупых мыслей в голове,
Нет зла в душе, нет боли в сердце,
Лишь стрекоза на рукаве.
Люблю я тихий час закатный,
Когда остынет пыль дорог,
Когда чуть влажный и прохладный
С реки подует ветерок,
Когда над зеркалом запруды
Две-три звезды встречают взгляд,
Когда умолкнут словоблуды,
А молчуны заговорят…
Хоть с нами не было того,
После чего бывают дети,
Счастливей нас на целом свете,
Мы знали, нету никого.
Мы целовались в кинозале,
Где я теперь седой сижу.
Какими жадными глазами
Я в наше прошлое гляжу!
Гляжу в чарующую даль я,
Где счастлив был давным-давно.
Ты с кем теперь, моя Наталья?
Мне до сих пор не всё равно.
Босиком, нескончаемым летом,
Несказанного счастья полна,
Между Ветхим и Новым Заветом
Васильки собирает она,
Простирается в звездные выси
И находит иголку в стогу...
И, конечно, мне страшно от мысли,
Что ее погубить я могу...