Поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых
Как мы без Бога ничего сами не можем, так и Бог в нас ничего не может без нас, без нашего соизволения.
Благословлять — это одаривать человека Целым человеком (Христом). Это не эмоции и жесты, а структурирование — сила и действие.
Вопрос не в том, чтобы сказать новое о... Вопрос в том, чтобы сказать истинное. Истинное может звучать по-новому. Но может звучать и по-старому. Это не проблема. Истинное всегда истинно, даже когда кажется кому-то неистинным. На самом деле настоящее новое — это именно истинное, а не новое. Всегда нов тот, кто истинен.
Мы друг для друга — повод быть, возможность осуществить себя, осуществляя другого. (Не себя осуществлять в другом — вместо другого, а стать пространством для другого, в котором он может осуществить своё становление)
Только у народа без будущего можно отнять его прошлое.
Богу от нас ничего не нужно, кроме того, чтобы мы были.
Мы падаем в Бога, если не падаем в дьявола. И если падаем в Бога, то не упадём: падать в Бога — это лететь, а не падать. Об этом юродство...
Доминанта на Христе — это и есть «доминанта на другом» Ухтомского.
Есть такой субъективный опыт, который объективнее всего на свете. И, кстати, в этом субъективном опыте встречались Данте и Вергилий. Вечность — измерение истины, там все встречаются в истине, а не в субъективности. Если субъективность истинна — счастье, если нет, если она чужда истине — несчастье.
Мысль — не то, что я думаю, а то, что посещает меня. Мысль — гостья, она приходит пообщаться, поговорить о своём насущном. Кто окажет ей надлежащий приём и уделит своё внимание, к тому она будет приходить часто, а может даже поселится в его доме. Но она всегда свободна уйти — об этом стоит помнить и не приписывать себе её заслуг.
Расстрел Гумилева (1886-1921), длительная духовная агония, невыносимые физические мучения, конец Блока (1880-1921), жестокие лишения и в нечеловеческих страданиях смерть Хлебникова (1885-1922), обдуманные самоубийства Есенина (1895-1925) и Маяковского (1893-1930). Так в течение двадцатых годов века гибнут в возрасте от тридцати до сорока вдохновители поколения, и у каждого из них сознание обреченности, в своей длительности и четкости нестерпимое...
Ты помнишь свой бред в тифу?Ты бредил, что у тебя пропала голова. Тифозные всегда это утверждают. Ты бредил, что тебя судят за то, что ты изменил науке. И я тебя присуждаю к смерти. Бредилось дальше, что умер Роман Якобсон, а остался вместо него мальчик на глухой станции. Мальчик не имеет никаких знаний, но он все же Рома. А рукописи Якобсона жгут. Мальчик не может поехать в Москву и спасти их.Ты живешь в Праге, Роман Якобсон...
Два года нет от тебя писем. И я молчу, как виновный.
В биографии Пастернака есть некая грань, некий хронологический рубеж — это начало 40-х годов. Поэтика Пастернака, его манера, — а первые известные стихи Пастернака датированы 1912 годом — сначала довольно сильно отличаются от художественного почерка, который выработался у поэта во второй половине 40-х годов и господствовал уже до конца. Конечно, огромный для Пастернака и для истории русской поэзии период с 1912 года по 1940 — неоднороден...
Отсветы Хлебникова на письме Пастернака не сбивают демаркационной линии между ними. Сложнее провести четкую границу между Пастернаком и Маяковским. Оба принадлежат одному поколению лириков; Маяковский глубже, чем кто другой, обозначен на юности Пастернака, который навсегда сохранил для него устойчивую восторженность ("Относительно устойчива была и моя восторженность. Она всегда была для него готова"...
Если афазия, как следует из самого термина, есть речевое расстройство, то любое описание и классификация афатических синдромов должны начинаться с постановки вопроса о том, какие именно языковые аспекты нарушаются при разнообразных нарушениях подобного рода. Данная проблема, поставленная очень давно Хьюлингсом Джексоном [17], не может быть решена без участия профессиональных лингвистов...