Цветаева - Пастернаку: «Вы первый поэт, которого я - за жизнь - вижу...»

Пастернак!
Вы первый поэт, которого я - за жизнь - вижу. [Кроме Блока, но он уже не был в живых! А Белый - другое что-то]. Вы первый поэт, в чей завтрашний день я верю, как в свой. Вы первый поэт, чьи стихи меньше его самого, хотя больше всех остальных. Пастернак, я много поэтов знала: и старых и малых, и не один из них меня помнит. Это были люди, писавшие стихи: прекрасно писавшие стихи или (реже) писавшие прекрасные стихи. - И всё. - Каторжного клейма ПОЭТА я ни на одном не видела: это жжёт за версту! Ярлыков стихотворца видела много - и разных: это, впрочем, легко спадает, при первом дуновении быта. Они жили и писали стихи (врозь) - вне наваждения, вне расточения, копя всё в строчки - не только жили: наживались. И достаточно нажившись, разрешали себе стих: маленькую прогулку ins Jenseits (в иной, потусторонний мир - нем). Они были хуже не-поэтов, ибо ЗНАЯ, что им стихи стоят (месяцы и месяцы воздержания, скряжничества, небытия!), требовали за них с окружающих непомерной платы: кадил, коленопреклонения, памятника заживо. И у меня никогда не было соблазна им отказать: галантно кадила - и отходила. И больше всего я любила поэта, когда ему хотелось есть или у него болел зуб: это человечески сближало. Я была нянькой при поэтах, ублажительницей их низостей, - совсем не поэтом! и не Музой! - молодой (иногда трагической, но всё ж  - нянькой! С поэтом я всегда забывала, что я - поэт. И если он напоминал - открещивалась. И - забавно - видя, как они их пишут (стихи), я начинала считать их - гениями, а себя, если не ничтожеством - то: причудником пера, чуть ли не проказником. "Да разве я поэт? Я просто живу, радуюсь, люблю свою кошку, плАчу, наряжаюсь - и пишу стихи. Вот Мандельштам, например, вот Чурилин, например - поэты". Такое отношение заражало: оттого мне всё сходило - и никто со мной не считался, оттого у меня с 1912 г. (мне было 18 лет) по 1922 г. не было ни одной книги, хотя в рукописях - не менее пяти. Оттого я есмь и буду без имени. (Это, кстати, огорчает меня чисто внешне: за 7 месяцев, как я из Берлина, заработала в прошлом месяце 12 тысяч германских марок, неустанно всюду рассылая. Живу на чешском иждивении, иначе бы сдохла!) Но вернемся к Вам. Вы, Пастернак, в полной чистоте сердца, мой первый поэт за жизнь. И я так же спокойно ручаюсь за завтрашний день Пастернака, как за вчерашний Байрона. (Кстати, внезапное озарение: Вы будете очень старым, Вам предстоит долгое восхождение, постарайтесь не воткнуть Регенту палки в колесо!) - Вы единственный, современником которого я могу себя назвать - и радостно! - во всеуслышание! - называю. Читайте это так же отрешенно, как я это пишу, дело не в Вас и не во мне, я не виновата в том, что Вы не умерли 100 лет назад, это уже почти безлично, и Вы это знаете. Исповедываются не священнику, а Богу. Исповедуюсь не Вам, а Духу в Вас. Он больше Вас - и не такое еще слышал! Вы же настолько велики, что не ревнуете.

Из письма Б.Пастернаку 10 февраля,1923