Известно, что "Преступление и наказание" - роман, сильно пострадавший от редакционных вмешательств. В частности, из этой сцены Катков убрал слова Сони о том, что ее грех - это не то, о чем подумал Раскольников (и Катков), когда она произнесла это слово, а вот это вот:
Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах как теперь вспоминать целый день было больно!
Соня даже руки ломала говоря, от боли воспоминания.
— Это вы-то жестокая?
— Да, я, я! Я пришла тогда, продолжала она плача, — а покойник и говорит: «прочти мне, говорит, Соня, у меня голова что-то болит, прочти мне… вот книжка», - какая-то книжка у него, у Андрея Семеновича достал, у Лебезятникова, тут живет, он такие смешные книжки всё доставал. А я говорю: «мне идти пора», так и не хотела прочесть, а зашла я к ним, главное чтоб воротнички показать Катерине Ивановне; мне Лизавета, торговка, воротнички и нарукавнички дешево принесла, хорошенькие, новенькие и с узором. А Катерине Ивановне очень понравились, она надела и в зеркало посмотрела на себя, и очень, очень ей понравились: «подари мне, говорит, их, Соня, пожалуйста». Пожалуйста попросила, и уж так ей хотелось. А куда ей надевать? Так: прежнее счастливое время только вспомнилось! Смотрится на себя в зеркало, любуется, и никаких-то, никаких-то у ней платьев нет, никаких-то вещей, вот уж сколько лет! И ничего-то она никогда ни у кого не попросит; гордая, сама скорей отдаст последнее, а тут вот попросила, — так уж ей понравились! А я и отдать пожалела, «на что вам, говорю, Катерина Ивановна?» Так и сказала, «на что». Уж этого-то не надо было бы ей говорить! Она так на меня посмотрела, и так ей тяжело-тяжело стало, что я отказала, и так это было жалко смотреть… И не за воротнички тяжело, а за то, что я отказала, я видела. Ах, так бы, кажется, теперь всё воротила, всё переделала, все эти прежние слова…
Я в книге "Мы будем - лица..." писала о том, что в романе в результате вмешательства Каткова оказалось затемнено то понимание греха, которое настойчиво (но ненавязчиво) предлагал Достоевский (грех - это всегда грех алчности, отказ от самоотдачи). Между тем, отсутствие здесь слова «грех» сбивает читательские настройки и еще в одном отношении: Достоевский в этой сцене рисует правильно и результативно идущий процесс раскаяния и покаяния, начинающийся с полной постановки себя на позицию другого, интенсивного переживания его тяжести, его душевной раны, полученной в этом взаимодействии, заканчивающийся неудержимым глубинным желанием «все возвратить и переделать», гарантирующим иной ход любого следующего взаимодействия. Собственно, покаяние (в этом слове соединяются процесс и результат) – это и есть измененный паттерн дальнейших действий кающегося, постановка новой – теперь не полученной от среды почти бессознательно, но вольно выбранной – схемы взаимодействия на место прежней. Пока такого замещения не произошло – это было не покаяние (на всякий случай напомню, что так перевели на славянский греческое метанойя – буквально «перемена ума»).
И да, продолжая предыдущий пост - в этой постановке себя на место другого мы видим радикально расширившееся восприятие реальности, вместо одной точки обзора, «из себя», стало две точки – и из того, с кем идет взаимодействие. Подчеркнем, что в описании Достоевского Соня не перескакивает из своей позиции в позицию Катерины Ивановны (что привело бы к возникновению чувства стыда и бессилия): в описании четко разделены тяжесть Катерины Ивановны, искреннее непонимание Сони в моменте («на что вам?») – и боль за себя и жалость к другому новообретенной метапозиции Сони. Именно потому, что это не перескок на позицию другого, а способность обнять взглядом и чувством обе позиции, Соня не проваливается в стыд и отчаяние – а испытывает огромную жажду ИНОГО действия.
----
Светлана Коппел-Ковтун:
«Грех - это всегда грех алчности, отказ от самоотдачи». Да! Большинство из нас - ЗА! Но где граница? Это ведь ОЧЕНЬ приятная для души позиция, желанная, но в реальности очень часто губительная. Съедят и потрошков не оставят, да ещё скажут, что мало - обвинят во всём, чего мало. Столь высокие отношения, как имеется здесь в виду, возможны ТОЛЬКО между двумя зрелыми личностями, которые крайне редко встречаются. Само распятие Христово тому доказательство. Это ещё у Тургенева в миниатюре и милостыне: раздал мужик всё и вот нищим стал, и никто ему не подаёт. Мука! В теории красиво, но на практике: дай только волю себе - ничего не останется. Таких лишают прав распоряжаться финансами как душевнобольных. Где проходит граница нормы на Ваш взгляд? Кажется, что её нет.
И ещё вопрос: «не проваливается в стыд и отчаяние – а испытывает огромную жажду ИНОГО действия». Татьяна Александровна, если можно, расскажите об этом больше - в чем разница?
Татьяна Касаткина:
Спасибо Вам, вопросы замечательные. Я сейчас немножко в цейтноте - но постепенно буду на них отвечать.
Что сразу хочу сказать: если человек, как Вы описываете, все раздал - а дальше у него проблемы и мука, то он прыгнул выше головы, сделал то, к чему был не готов, замахнулся на то, что ему еще не по плечу было. Иначе говоря - действовал не из внутреннего свободного желания и решения - а из каких-то иных посылов. Например - хотел кому-то что-то доказать или в чьих-то глазах выглядеть (эти "кто-то" могут быть уже давно умершими, не важно, их глаза глядят на него из его собственной глубины) - то есть следовал не внутренним, а внешним установкам.
Потому что когда человек следует внутреннему свободному желанию - все выглядит совсем иначе.
НО, кстати - у Тургенева-то совсем о другом. У него это огромная притча о том, что мы все друг другу - тренажеры. Человек в течение жизни раздает - и в какой-то момент должен научиться просить и принимать, для того, чтобы другие научились давать. Мы все в такой ситуации - для этого не обязательно становиться нищим на дороге. Это просто жизнь.
Светлана Коппел-Ковтун:
Выше своей головы ВСЁ, что Христово - разве нет? Мы НИКОГДА не бываем в рост с тем, к чему призваны. НО это другое. Люди с сильной эмпатией отдают ЛЕГКО и с радостью от души. Не напоказ, а потому что душа требует. Тут много на самом деле непростого. Горя слишком много вокруг. Отзывчивая душа слышит другого очень хорошо. Чувствовать страдание, боль, нужду другого и не откликнуться - больно. Получается слишком много боли - всегда. Спасибо!
Татьяна Касаткина:
"Мы НИКОГДА не бываем в рост с тем, к чему призваны". Это совершенно верно. И не противоречит тому, что я написала :) Потому что Вы написали слово "призваны". И вот - если призваны - то в процессе делания встанем в рост (даже если потом будет откат - то все равно не на прежний уровень, а выше).
А если это "самоволка" (я себе не противоречу: призвание - это и есть свободное и неотвратимое решение из собственной глубины, а "самоволка" - "потому что говорят, что это круто - ну, сейчас я сделаю круто"), то и не получится ничего прекрасного - и откат будет ниже исходного уровня - и иногда катастрофически ниже.
Светлана Коппел-Ковтун:
Татьяна, дасман и дазайн? Но ведь и с призванием границу найти сложно. Если начинаешь отдавать, хочешь так отдавать, что всё отдашь. Я даже думаю, что в нас так работает человеческая природа: либо отдаешь, либо берешь - разная природная алгоритмика участвует, и у каждого из этих деланий - своя динамика, своё устремление, своя страсть, сила давления, свой бензин и пр.
Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун
Оставить комментарий