Сам-то я убеж­ден в том, что ни одно­го чело­ве­ка не оби­жаю созна­тель­но, но убедить в этом вас я не могу

ПОСЛЕ ОБВИНИТЕЛЬНОГО ПРИГОВОРА

Мно­гое, о мужи афи­няне, не поз­во­ля­ет мне воз­му­щать­ся тем, что сей­час слу­чи­лось, тем, что вы меня осуди­ли, меж­ду про­чим и то, что это не было для меня неожидан­но­стью. Гораздо более удив­ля­ет меня чис­ло голо­сов на той и на дру­гой сто­роне. Что меня каса­ет­ся, то ведь я и не думал, что буду осуж­ден столь малым чис­лом голо­сов, я думал, что буду осуж­ден бо́льшим чис­лом голо­сов. Теперь же, как мне кажет­ся, пере­па­ди трид­цать один каме­шек с одной сто­ро­ны на дру­гую, и я был бы оправ­дан. Ну а от Меле­та, по-мое­му, я и теперь ушел; да не толь­ко ушел, а еще вот что оче­вид­но для вся­ко­го: если бы Анит и Ликон не при­шли сюда, чтобы обви­нять меня, то он был бы при­нуж­ден упла­тить тыся­чу драхм bкак не полу­чив­ший пятой части голо­сов.

Ну а нака­за­ни­ем для меня этот муж пола­га­ет смерть. Хоро­шо. Какое же нака­за­ние, о мужи афи­няне, дол­жен я поло­жить себе сам? Не ясно ли, что заслу­жен­ное? Так какое же? Чему по спра­вед­ли­во­сти под­верг­нуть­ся или сколь­ко дол­жен я упла­тить за то, что ни с того ни с сего всю свою жизнь не давал себе покоя, за то, что не ста­рал­ся ни о чем таком, о чем ста­ра­ет­ся боль­шин­ство: ни о нажи­ве денег, ни о домаш­нем устро­е­нии, ни о том, чтобы попасть в стра­те­ги, ни о том, чтобы руко­во­дить наро­дом; вооб­ще не участ­во­вал ни в управ­ле­нии, ни в заго­во­рах, ни в вос­ста­ни­ях, какие быва­ют в нашем горо­де, cсчи­тая себя, пра­во же, слиш­ком порядоч­ным чело­ве­ком, чтобы оста­вать­ся целым, участ­вуя во всем этом; за то, что я не шел туда, где я не мог при­не­сти ника­кой поль­зы ни вам, ни себе, а шел туда, где мог част­ным обра­зом вся­ко­му ока­зать вели­чай­шее, повто­ряю, бла­го­де­я­ние, ста­ра­ясь убеж­дать каж­до­го из вас не забо­тить­ся ни о чем сво­ем рань­ше, чем о себе самом, — как бы ему быть что ни на есть луч­ше и умнее, не забо­тить­ся так­же и о том, что при­над­ле­жит горо­ду, рань­ше, чем о самом горо­де, и обо всем про­чем таким же обра­зом. Итак, чего же я заслу­жи­ваю, будучи тако­вым? dЧего-нибудь хоро­ше­го, о мужи афи­няне, если уже в самом деле возда­вать по заслу­гам, и при­том тако­го хоро­ше­го, что бы для меня под­хо­ди­ло. Что же под­хо­дит для чело­ве­ка заслу­жен­но­го и в то же вре­мя бед­но­го, кото­рый нуж­да­ет­ся в досу­ге ваше­го же ради назида­ния? Для подоб­но­го чело­ве­ка, о мужи афи­няне, нет ниче­го более под­хо­дя­ще­го, как полу­чать даро­вой обед в При­та­нее, по край­ней мере для него это под­хо­дит гораздо боль­ше, неже­ли для того из вас, кто одер­жал победу в Олим­пии вер­хом, или на паре, или на трой­ке, пото­му что такой чело­век ста­ра­ет­ся о том, чтобы вы каза­лись счаст­ли­вы­ми, а я ста­ра­юсь о том, чтобы вы были счаст­ли­вы­ми, и он eне нуж­да­ет­ся в даро­вом про­пи­та­нии, а я нуж­да­юсь. Итак, если я дол­жен назна­чить себе что-нибудь мною заслу­жен­ное, то вот я что себе назна­чаю — даро­вой обед в При­та­нее.

Может быть, вам кажет­ся, что я и это гово­рю по высо­ко­ме­рию, как гово­рил о прось­бах со сле­за­ми и с коле­но­пре­кло­не­ни­я­ми; но это не так, афи­няне, а ско­рее дело вот в чем: сам-то я убеж­ден в том, что ни одно­го чело­ве­ка не оби­жаю созна­тель­но, но убедить в этом вас я не могу, пото­му что мало вре­ме­ни беседо­ва­ли мы друг с дру­гом; в самом деле, мне дума­ет­ся, что вы бы убеди­лись, если бы у вас, как у дру­гих людей, суще­ст­во­вал закон решать дело о смерт­ной каз­ни в тече­ние не одно­го дня, а несколь­ких; а теперь не так-то это лег­ко — в малое вре­мя сни­мать с себя вели­кие кле­ве­ты. Ну так вот, убеж­ден­ный в том, что я не оби­жаю ни одно­го чело­ве­ка, ни в каком слу­чае не ста­ну я оби­жать само­го себя, гово­рить о себе самом, что я досто­ин чего-нибудь нехо­ро­ше­го, и назна­чать себе нака­за­ние. С какой ста­ти? Из стра­ха под­верг­нуть­ся тому, чего тре­бу­ет для меня Мелет и о чем, повто­ряю еще раз, я не знаю, хоро­шо это или дур­но? Так вот вме­сто это­го я выбе­ру и назна­чу себе нака­за­ни­ем что-нибудь такое, о чем я знаю навер­ное, что это — зло? Веч­ное зато­че­ние? Но ради чего стал бы я жить cв тюрь­ме рабом Один­на­дца­ти, посто­ян­но меня­ю­щей­ся вла­сти? Денеж­ную пеню и быть в заклю­че­нии, пока не упла­чу? Но для меня это то же, что веч­ное зато­че­ние, пото­му что мне не из чего упла­тить. В таком слу­чае не дол­жен ли я назна­чить для себя изгна­ние? К это­му вы меня, пожа­луй, охот­но при­суди­те. Силь­но бы, одна­ко, дол­жен был я тру­сить, если бы рас­те­рял­ся настоль­ко, что не мог бы сооб­ра­зить вот чего: вы, соб­ст­вен­ные мои сограж­дане, не были в состо­я­нии выне­сти мое при­сут­ст­вие и сло­ва мои ока­за­лись для вас слиш­ком тяже­лы­ми и невы­но­си­мы­ми, так что вы ище­те теперь, как бы от них отде­лать­ся; ну а дру­гие лег­ко их выне­сут? Нико­им обра­зом, афи­няне. Хоро­ша же в таком слу­чае была бы моя жизнь — уйти на ста­ро­сти лет из оте­че­ства и жить, пере­хо­дя из горо­да в город, будучи ото­всюду изго­ня­е­мым. Я ведь отлич­но знаю, что, куда бы я ни при­шел, моло­дые люди везде будут меня слу­шать так же, как и здесь; и если я буду их отго­нять, то они сами меня выго­нят, под­го­во­рив стар­ших, а если я не буду их отго­нять, то их отцы и домаш­ние выго­нят меня из-за них же.

В таком слу­чае кто-нибудь может ска­зать: «Но раз­ве, Сократ, уйдя от нас, ты не был бы спо­со­бен про­жи­вать спо­кой­но и в мол­ча­нии?» Вот в этом-то и все­го труд­нее убедить неко­то­рых из вас. В самом деле, если я ска­жу, что это зна­чит не слу­шать­ся бога, а что, не слу­ша­ясь бога, нель­зя оста­вать­ся спо­кой­ным, то вы не пове­ри­те мне и поду­ма­е­те, что я шучу; с дру­гой сто­ро­ны, если я ска­жу, что еже­днев­но беседо­вать о доб­ле­стях и обо всем про­чем, о чем я с вами беседую, пытая и себя, и дру­гих, есть к тому же и вели­чай­шее бла­го для чело­ве­ка, а жизнь без тако­го иссле­до­ва­ния не есть жизнь для чело­ве­ка, — если это я вам ска­жу, то вы пове­ри­те мне еще мень­ше. На деле-то оно как раз так, о мужи, как я это утвер­ждаю, но убедить в этом нелег­ко. Да к тому же я и не при­вык счи­тать себя достой­ным чего-нибудь дур­но­го. Будь у меня день­ги, тогда бы я назна­чил упла­тить день­ги сколь­ко пола­га­ет­ся, в этом для меня не было бы ника­ко­го вреда, но ведь их же нет, раз­ве если вы мне назна­чи­те упла­тить столь­ко, сколь­ко я могу. Пожа­луй, я вам могу упла­тить мину сереб­ра; ну столь­ко и назна­чаю. А вот они, о мужи афи­няне, — Пла­тон, Кри­тон, Кри­то­бул, Апол­ло­дор — велят мне назна­чить трид­цать мин49, а пору­чи­тель­ство берут на себя; ну так назна­чаю трид­цать, а пору­чи­те­ли в упла­те денег будут у вас надеж­ные.

Платон. Апо­ло­гия Сократа

Сайт Светланы Анатольевны Коппел-Ковтун

7

Оставить комментарий

Содержимое данного поля является приватным и не предназначено для показа.

Простой текст

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Строки и абзацы переносятся автоматически.
  • Адреса веб-страниц и email-адреса преобразовываются в ссылки автоматически.