Дневник
Стебелёк
«Ты, Моцарт, недостоин сам себя…»
«У человека, обладающего настоящей религиозной искренностью, вся сфера души, вся её периферия становится верным явлением центральной Купины. Душа не скрывает себя от своего Центра и открыта ему во всех своих слоях и осложнениях; но она не скрывает и своего Центра от себя, созерцая его пламя и постигая зовы и требования этого пламени<…> Чем цельнее и полнее религиозная искренность человека, тем выше он ценит настоящее общение Купины с Купиной. Люди, совсем лишённые предметного Огня, утомительны ему, обременительны, часто прямо невыносимы. Люди, искусно скрывающие свою Купину и не вводящие её в общение, производят на него впечатление притворщиков: не то осторожные скупцы, не то недоверчивые трусы, они пытаются скрыть своё Главное и тем низводят общение на уровень неискренности и пустоты. Людям же, не умеющим вводить свою Купину в общение, он всегда готов помочь своей инициативой. <…> Настоящее общение людей начинается там, где происходит обмен искрами между Купиной и Купиной. Религиозно-искренний человек, обращаясь к другим людям, имеет в виду не периферию их быта, а главное и священное огнилище их души. Ему нестерпимо общаться своей Купиной с чужим периферическим хаосом; видеть, как посылаемые им духовные искры гаснут в болоте чужой пошлости; чувствовать, как безответно и безнадёжно вспыхивает его собственный огонь, и следить за тем, каким тупым безразличием, какой непроглядной тьмой встречает другой (или другие!) его… развернуть...
Стебелёк
«Ты, Моцарт, недостоин сам себя…»
«У человека, обладающего настоящей религиозной искренностью, вся сфера души, вся её периферия становится верным явлением центральной Купины. Душа не скрывает себя от своего Центра и открыта ему во всех своих слоях и осложнениях; но она не скрывает и своего Центра от себя, созерцая его пламя и постигая зовы и требования этого пламени<…> Чем цельнее и полнее религиозная искренность человека, тем выше он ценит настоящее общение Купины с Купиной. Люди, совсем лишённые предметного Огня, утомительны ему, обременительны, часто прямо невыносимы. Люди, искусно скрывающие свою Купину и не вводящие её в общение, производят на него впечатление притворщиков: не то осторожные скупцы, не то недоверчивые трусы, они пытаются скрыть своё Главное и тем низводят общение на уровень неискренности и пустоты. Людям же, не умеющим вводить свою Купину в общение, он всегда готов помочь своей инициативой. <…> Настоящее общение людей начинается там, где происходит обмен искрами между Купиной и Купиной. Религиозно-искренний человек, обращаясь к другим людям, имеет в виду не периферию их быта, а главное и священное огнилище их души. Ему нестерпимо общаться своей Купиной с чужим периферическим хаосом; видеть, как посылаемые им духовные искры гаснут в болоте чужой пошлости; чувствовать, как безответно и безнадёжно вспыхивает его собственный огонь, и следить за тем, каким тупым безразличием, какой непроглядной тьмой встречает другой (или другие!) его лучи. <…> Искра должна лететь свободно из Центра к Центру и обратно, так, чтобы искренность была едина и непрерывна на всем протяжении от моего Центра к его Центру, и от него ко мне».
Иван Ильин. О религиозной искренности. Аксиомы религиозного опыта
Свобода — закон жизни, растворение в любой безличности и несвободе — окаменение и смерть.
Столкновение любых форм окостенения (от камней памятника Командора до догматизма Сальери) с жизнью несёт смерть, но вызов, отчаянный и безнадёжный, который жизнь бросает чуме, могильным монументам, мертвящей зависти, всегда поэтичен. Зависимость от внешней среды — это лишь обязательный низший уровень человеческой личности, борьба со средой за духовную свободу и отказ принимать её бесчеловечность за норму — удел высокой личности.Юрий Лотман. Пушкин. Очерк творчества
МАРИНА ЦВЕТАЕВА:
Ты меня читаешь раньше, чем я пишу.
Марина Цветаева. Из письма к Рильке. 31-го декабря 1926
Я не хочу иметь точку зрения. Я хочу иметь зрение.
Нельзя воспринимать действительность без всякой ее интерпретации. А.Ф. Лосев
По полной чести самые лучшие, самые тонкие, самые нежные так теряют в близкой любви, так упрощаются, грубеют, уподобляются один другому, что — руки опускаются, не узнаешь: вы ли? В любви в пять секунд узнаешь человека, он — слишком явен! Здесь я предпочитаю ложь.
Я не люблю встреч в жизни — сшибаются лбами. Две глухие стены. Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад...
Что я любила в людях? Их наружность. Остальное — подгоняла. Жизненные и житейские подробности, вся жизненная дробь, мне в любви непереносна, мне стыдно за неё, точно я позвала человека в неубранную комнату. Когда я без человека, он во мне целей — и цельней.
Чем больше узнаю людей — тем больше люблю деревья! Обмираю над каждым. Я ведь тоже дерево: бренное, льну к вечному. А потом меня срубят и сожгут, и я буду огонь…
Люблю всё, от чего у меня высоко бьется сердце. В этом — все.
Стихи сами ищут меня, и в таком изобилии, что прямо не знаю — что писать, что бросать. Можно к столу не присесть — и вдруг — всё четверостишие готово, во время выжимки последней в стирке рубашки, или лихорадочно роясь в сумке, набирая ровно 50 копеек. А иногда пишу так: с правой стороны страницы одни стихи, с левой — другие, рука перелетает с одного места на другое, летает по странице: не забыть! уловить! удержать!.. — рук не хватает!
Женщина, не забывающая о Генрихе Гейне в тот момент, когда в комнату входит ее возлюбленный, любит только Генриха Гейне.
Сила человека часто заключается в том, чего он не может сделать, а не в том, что может. Моё «не могу» — главная мощь. Значит, есть что-то, что вопреки всем моим хотениям всё-таки не хочет. Говорю об исконном «не могу», о смертном, о том, ради которого даёшь себя на части рвать…
Есть встречи, есть чувства, когда дается сразу все и продолжения не нужно. Продолжать, ведь это — проверять.
Всё в мире меня затрагивает больше, чем моя личная жизнь.
«…Раньше я давала — как берут — штурмом! Потом — смирилась. Людям нужно другое, чем то, что я могу дать», — эти размышления из письма Тесковой тоже находятся в контексте сложной дружбы с Гончаровой.
Я запрещаю тебе делать то, чего ты не хочешь!
“Будь” — единственное слово любви, человеческой и Божеской.
Чтобы говорить о Боге, о солнце, о любви — нужно быть.
Я могу иметь дело только с настоящим: настоящей радостью, настоящей болью, настоящей жестокостью.
Что-то болит: не зуб, не голова, не живот, не-не-не... а болит. Это и есть душа.
Что мы можем сказать о Боге? Ничего. Что мы можем сказать Богу? Все.
Самое лучшее в мире, пожалуй — огромная крыша, с которой виден весь мир.
Если я на тебя смотрю, это не значит, что я тебя вижу!, — видела бы (доходило бы до сознания) — не смотрела бы.
— Но лица моего не забудь!
— Я его никогда не знал.
Лицо — свет. И оно, действительно, загорается и гаснет.
Любовь в нас - как клад, мы о ней ничего не знаем, все дело в случае.
Я - страшно одинока...
И я скажу: - Утешь меня, утешь,
Мне кто-то в сердце забивает гвозди!
В диалоге с жизнью важен не её вопрос, а наш ответ.
Поэт есть ответ. (Человек - это не ответ. Человек - это вопрос. Пауль Тиллих)
Творчество — общее дело, творимое уединёнными.
Да любит ли художник свои вещи? Пока делает — сражается, когда кончает — опять сражается и опять не успевает любить. Что же любит? Ведь что-нибудь да любит! Во-первых, устами Гончаровой: «я одно любила — делать», делание, самое борьбу. Второе: задачу. То, ради чего делаешь и как делаешь — не вещь. Вещь — достижение — отдается в любовь другим. Как имя. — Живи сама. Я с моими вещами незнакома (Цветаева. Наталья Гончарова).
Что вещь в состоянии созидания? Враг в рост. Схватиться с вещью, в этой ее обмолвке весь ее взгляд на творчество, весь ее творческий жест и вся творческая суть. Но — с вещью ли схватка? Нет, с собственным малодушием, с собственной косностью, с собственным страхом: задачи и затраты. С собой — бой, а не с вещью. Вещь в стороне, спокойная, знающая, что осуществится. Не на этот раз, так в другой, не через тебя, так через другого. — Нет, именно сейчас и именно через меня» (Цветаева. Наталья Гончарова).
Цвет сам по себе красив, любовь к нему как-то — корыстна, а — росток? побег? Ведь только чистый жест роста, побег от ствола, на свой страх и риск. (Цветаева. Наталья Гончарова).
Есть вещи, которые люди должны делать за нас, те самые, которые нам дано делать только за других. Любить нас. (Цветаева. Наталья Гончарова).
Что такое человеческое творчество? Ответный удар, больше ничего. Вещь в меня ударяет, а я отвечаю, отдаряю. Либо вещь меня спрашивает, я отвечаю. Либо перед ответом вещи, ставлю вопрос. Всегда диалог, поединок, схватка, борьба, взаимодействие. Вещь задает загадку. (Цветаева. Наталья Гончарова)
Я вещь окончательно понимаю только через слово (собственное).
...что такое внешнее событие? Либо оно до меня доходит, тогда оно внутреннее. Либо оно до меня не доходит (как шум, которого не слышу), тогда его просто нет, точнее, меня в нем нет, как я вне его, так оно извне меня. Чисто-внешнее событие — мое отсутствие. Все, что мое присутствие, — событие внутреннее. (Цветаева. Наталья Гончарова)
История моих правд — вот детство. История моих ошибок — вот юношество. Обе ценны, первая как бог и я, вторая как я и мир.
История и до-история. Моя тяга, поэта, естественно, к последней. Как ни мало свидетельств — одно доисторическое — почти догадка — больше дает о народе, чем все последующие достоверности. «Чудится мне»... так говорит народ. Так говорит поэт.
Идея. Язык философии (Бибихин)
«Мое дело говорить истину» Сократ
Святитель Николай Сербский: Солнце отражается в чистых водах, а небо — в чистом сердце
...свернутьРемесло да станет вдохновением, а не вдохновение ремеслом.
Марина Цветаева. Герой труда
Горит только то, что тленно. Противостоять всеобщему разрушению и пожару может только то, что стоит на вечной, незыблемой духовной основе.
Князь Евгений Николаевич Трубецкой. Два зверя
Время, в которое мы живем, угрожает покончить с независимой личностью, или, верней, с иллюзиями, будто она независима ... мы, не задумываясь, исходим из того, что личность вполне независима.
Джордж Оруэлл. Литература и тоталитаризм
Куда проникает истина, там борется с нею заблуждение, стараясь ее затмить и возмутить. Когда иудеи имели у себя священство, тогда были гонимы и оскорбляемы некоторые из сего народа, потому что стояли за истину... Но тогда из сего народа были некоторые гонимы и оскорбляемы, чтобы любители истины сделались мучениками. Ибо как обнаружится истина, если не будет иметь противников, людей лживых, восстающих против истины? Но и между братиями есть такие, которые несут на себе страдания и скорби. И потребно им много осторожности, чтобы не пасть.
Прп. Макарий Египетский
«Одно ты у меня достояние и православная вера».
Из наброска стихотворения 1922 года с посвящением жене Марии.
Я принимаю решение интуитивно. Но я всегда должен знать, почему я принял это решение. Я бросаю копье в темноту. Это интуиция. Но потом я должен отправить людей в темноту, чтобы найти копье. Это интеллект.
Ингмар Бергман
* * *
Чтобы что-нибудь полюбить, я всегда должен сначала найти какой-то тёмный путь для сердца, к влекущему меня явлению, а мысль шла уже вслед.
Андрей Платонов, 1922.
*
Я «засыпаю», когда во мне пробуждается настоящая полная жизнь.
Я и стихи пишу во сне в большинстве. Мне нужно далеко отходить от Вас, «засыпать», чтобы видеть Вас в ослепительном свете.
Я «засыпаю», когда во мне просыпается душа. Поймите меня прямо.
Мир этот должен погаснуть, глаза закрыться, чтобы видны были все другие миры.
Андрей Платонов. Письмо Марии Кашинцевой, 1921.
Остерегайтесь подделок! Конечно, ведь мы привыкаем «слыть», а не «быть». И сами не замечаем, в какой момент перестаем узнавать себя естественных, настоящих. Усвоив «правила поведения», мы начинаем прятаться за ними от себя, от людей и, главное, от Господа. Хотя подобное «делание» заранее обречено на провал.
Игумения Феофила (Лепешинская)
К идеалу, к мечте, к фантазии у человека существует не любовь, а особое чувство.
Любовь может быть только к вам, и только у меня. До сих пор любви не было, и после нас ее не будет никогда.
Всё, что было у людей, это было тенью или предчувствием моей любви.
Моя любовь имеет вселенское значение, это говорит мне моя точная мысль. Мы сейчас в фокусе, в предельной точке, на неимоверной высоте, между всеми вселенными, в центре всех холодных миров и ослепительнее самых озаренных звезд.
Вы — мой экстаз. И я люблю вас такую — сущую, реальную, с пальцами, порезанными ножом, с глазами Девы Марии и с тоскою Магдалины.
Вы моя Великая Мама, вы иной и последний мир для меня и для человечества. Вы обитель нежности и доброты, последнее, сверкающее, горящее и зажигающее диво.
Если вселенной суждено спастись — спасете ее вы, через мое сердце и мой мозг.
Меня нет — есть вы.
Андрей.
Как тоскует верба в поле!
Ветер как гудит!
Сердцу человека больно —
Человек не говорит.
Тьма, и дождь, и бесконечность,
И не видно ни звезды.
Тихо мрут над гробом свечи,
Мертвый жизни не простит.
Он лежит замолкший, тайный
И смертельней мертвеца,
Он проснется завтра рано,
Догорит к утру свеча.
Нежен взор его туманный,
И под горлом теплота,
Веки дрогнули нечаянно,
Тише жизни красота.
(Из поэмы «Мертвый», посвященной Марии)
Андрей Платонов.
*
Родимая прекрасная Мария.
Мне сегодня снился сон: на белой и нежной постели ты родила сына.
Было раннее утро, еще ночь. Весь мир еще спал, одна ты проснулась и глядела невидящими… развернуть...
К идеалу, к мечте, к фантазии у человека существует не любовь, а особое чувство.
Любовь может быть только к вам, и только у меня. До сих пор любви не было, и после нас ее не будет никогда.
Всё, что было у людей, это было тенью или предчувствием моей любви.
Моя любовь имеет вселенское значение, это говорит мне моя точная мысль. Мы сейчас в фокусе, в предельной точке, на неимоверной высоте, между всеми вселенными, в центре всех холодных миров и ослепительнее самых озаренных звезд.
Вы — мой экстаз. И я люблю вас такую — сущую, реальную, с пальцами, порезанными ножом, с глазами Девы Марии и с тоскою Магдалины.
Вы моя Великая Мама, вы иной и последний мир для меня и для человечества. Вы обитель нежности и доброты, последнее, сверкающее, горящее и зажигающее диво.
Если вселенной суждено спастись — спасете ее вы, через мое сердце и мой мозг.
Меня нет — есть вы.
Андрей.
Как тоскует верба в поле!
Ветер как гудит!
Сердцу человека больно —
Человек не говорит.
Тьма, и дождь, и бесконечность,
И не видно ни звезды.
Тихо мрут над гробом свечи,
Мертвый жизни не простит.
Он лежит замолкший, тайный
И смертельней мертвеца,
Он проснется завтра рано,
Догорит к утру свеча.
Нежен взор его туманный,
И под горлом теплота,
Веки дрогнули нечаянно,
Тише жизни красота.
(Из поэмы «Мертвый», посвященной Марии)
Андрей Платонов.
*
Родимая прекрасная Мария.
Мне сегодня снился сон: на белой и нежной постели ты родила сына.
Было раннее утро, еще ночь. Весь мир еще спал, одна ты проснулась и глядела невидящими тихими глазами. И он лежал рядом с тобою, робко и испуганно приникнув к твоему белому истомленному телу.
И помню — как ослепительно сверкала твоя постель и как ты лежала в смертной усталости, вечная моя, обреченная мне кем-то, небом или солнцем, как я тебе обречен.
Маша. Знаешь, как нет во мне страсти к тебе и есть только что-то другое. Будто я был нем, безмолвна была тысячелетия душа моя — и теперь она поет, поющая душа. Не страсть во мне, а песнь, а музыка души. Страшная сила скопилась во мне и предках моих за века ожидания любви, и вот теперь эта сила взорвалась во мне. Но песнь души — безмолвие. И я стал тише, и сокровеннее, и глубже.
Звезда и песня моя, судьба и невеста моя. Как много во мне для тебя не родившихся еще нежных голубых слов и песен. Но я заставлю о тебе петь не слова, а всю вселенную. Ради тебя зазвенят звезды и луна будет новым солнцем, чтобы светит<ь> твоему сыну синим пламенем в тихие летние ночи, когда земля вся будет в радости, игре и огне смеха. Говорю тебе не слова, ибо я поэт вселенной и буду делать с ней, что захочу. Она любит меня, потому что я ее сын.
Ни ты, ни я еще не сознали, как мы прекрасны и могущественны. Мы счастливее и бессмертнее богов.
Света и радости тебе, ибо ты первая принесла в мир любовь и сделала ненужной жизнь. Ты оправдала мое пророчество: женщина, Мария, и не женщина, а девушка спасет вселенную через сына своего. Первым же сыном ее будет ее любимый, кого поцелует она в душу в ответ на поцелуй. Прощай, свет и новая спасенная вселенная, огонь и воскресение. Мы зачали иной лучший мир, выше небес и таинственней звезд.
Прощай, неизъяснимая, у меня любовь рвет сердце и душа стала бездной, где крутится вихрем пламя тоски по тебе.
Я знаю, что стал я бессмертен и перестрою вселенную ради и во имя тебя.
Света тебе хочу, светлая, как во мне всё стало светом и верой.
Андрей.
*
Родимая Маша!
Отчего тебя нет; у меня стихает сердце и горит голова от тоски.
Отчего ты не говорила мне ничего раньше. Замученная Белая Птица моя...
Я буду ждать Тебя весь вечер и всю ночь. Весь день, после встречи с мамой, искал тебя и не мог найти.
Приходи, моя единая.
Андрей.
Письма М. А. Кашинцевой за 1921 год, г. Воронеж
...свернутьНа обороте одного из первых писем Платонова к Мусе (1921) сохранился её ответ: «Ваше чувство не ко мне, а к кому-то другому. Меня же Вы совсем не можете любить, потому что я не такая, какою Вы идеализируете, и еще — Вы любите меня тогда, когда есть луна, ночь или вечер — когда обстановка развивает Ваши романтические инстинкты. Муся».
Как похож этот ответ на тот, что был дан поэту Блоку: «Вы смотрите на меня, как на какую-то отвлечённую идею; Вы навоображали про меня всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жила только в вашем воображении, Вы меня, живого человека с живой душой, и не заметили, проглядели. Вы, кажется, даже любили — свою фантазию, свой философский идеал, а я всё ждала, когда же Вы увидите меня, когда поймёте, чего мне нужно, чем я готова отвечать Вам от всей души. Но Вы продолжали фантазировать и философствовать… …Я живой человек и хочу им быть, хотя бы со всеми недостатками; когда же на меня смотрят как на какую-то отвлечённость, хотя бы и идеальнейшую, мне это невыносимо, оскорбительно, чуждо… Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и… скучно» (Из неотправленного письма юной Л. Менделеевой А. Блоку).
Еще одна дошедшая до нас фраза Муси: «То, что ты говоришь и делаешь, две совершенно разные вещи, — где же конец?»
Невозможное – невеста человечества
«Будь» — единственное слово любви, человеческой и Божеской.
Марина Цветаева
Вы думаете, собаки не попадают в рай? Я уверяю: они будут там раньше каждого из нас.
Роберт Льюис Стивенсон
На краю города открылась мощная глубокая степь. Густой жизненный воздух успокоительно питал затихшие вечерние травы, и лишь в потухающей дали ехал на телеге какой-то беспокойный человек и пылил в пустоте горизонта. Солнце еще не зашло, но его можно теперь разглядывать глазами — неутомимый круглый жар; его красной силы должно хватить на вечный коммунизм и на полное прекращение междоусобной суеты людей,которая означает смертную необходимость есть, тогда как целое небесное светило помимо людей работает над ращением пищи. Надо отступиться одному от другого, чтобы заполнить это междоусобное место, освещенное солнцем, вещью дружбы.
Чепурный безмолвно наблюдал солнце, степь и Чевенгур и чутко ощущал волнение близкого коммунизма. Он боялся своего поднимавшегося настроения, которое густой силой закупоривает головную мысль и делает трудным внутреннее переживание. Прокофия сейчас находить долго, а он бы мог сформулировать, и стало бы внятно на душе.
— Что такое мне трудно, это же коммунизм настает! — в темноте своего волнения тихо отыскивал Чепурный.
Солнце ушло и отпустило из воздуха влагу для трав. Природа стала синей и покойной, очистившись от солнечной шумной работы для общего товарищества утомившейся жизни. Сломленный ногою Чепурного стебель положил свою умирающую голову на лиственное плечо живого соседа; Чепурный отставил ногу и принюхался — из глуши степных далеких мест пахло грустью расстояния и тоской отсутствия человека.
От последних плетней Чевенгура начинался… развернуть...
На краю города открылась мощная глубокая степь. Густой жизненный воздух успокоительно питал затихшие вечерние травы, и лишь в потухающей дали ехал на телеге какой-то беспокойный человек и пылил в пустоте горизонта. Солнце еще не зашло, но его можно теперь разглядывать глазами — неутомимый круглый жар; его красной силы должно хватить на вечный коммунизм и на полное прекращение междоусобной суеты людей,которая означает смертную необходимость есть, тогда как целое небесное светило помимо людей работает над ращением пищи. Надо отступиться одному от другого, чтобы заполнить это междоусобное место, освещенное солнцем, вещью дружбы.
Чепурный безмолвно наблюдал солнце, степь и Чевенгур и чутко ощущал волнение близкого коммунизма. Он боялся своего поднимавшегося настроения, которое густой силой закупоривает головную мысль и делает трудным внутреннее переживание. Прокофия сейчас находить долго, а он бы мог сформулировать, и стало бы внятно на душе.
— Что такое мне трудно, это же коммунизм настает! — в темноте своего волнения тихо отыскивал Чепурный.
Солнце ушло и отпустило из воздуха влагу для трав. Природа стала синей и покойной, очистившись от солнечной шумной работы для общего товарищества утомившейся жизни. Сломленный ногою Чепурного стебель положил свою умирающую голову на лиственное плечо живого соседа; Чепурный отставил ногу и принюхался — из глуши степных далеких мест пахло грустью расстояния и тоской отсутствия человека.
От последних плетней Чевенгура начинался бурьян, сплошной гущей уходивший в залежи неземлеустроенной степи; его ногам было уютно в теплоте пыльных лопухов, по-братски росших среди прочих самовольных трав. Бурьян обложил весь Чевенгур тесной защитой от притаившихся пространств, в которых Чепурный чувствовал залегшее бесчеловечие. Если б не бурьян, не братские терпеливые травы, похожие на несчастных людей, степь была бы неприемлемой; но ветер несет по бурьяну семя его размножения, а человек с давлением в сердце идет по траве к коммунизму. Чепурный хотел уходить отдыхать от своих чувств, но подождал человека, который шел издали в Чевенгур по пояс в бурьяне. Сразу видно было, что это идет не остаток сволочи, а угнетенный: он брел в Чевенгур как на врага, не веря в ночлег и бурча на ходу. Шаг странника был неровен, ноги от усталости всей жизни расползались врозь, а Чепурный думал: вот идет товарищ, обожду и обнимусь с ним от грусти — мне ведь жутко быть одному в сочельник коммунизма!
Чепурный пощупал лопух — он тоже хочет коммунизма: весь бурьян есть дружба живущих растений. Зато цветы и палисадники и еще клумбочки, те — явно сволочная рассада, их надо не забыть выкосить и затоптать навеки в Чевенгуре: пусть на улицах растет отпущенная трава, которая наравне с пролетариатом терпит и жару жизни, и смерть снегов. Невдалеке бурьян погнулся и кротко прошуршал, словно от движения постороннего тела.
— Я вас люблю, Клавдюша, и хочу вас есть, а вы все слишком отвлеченны! — мучительно сказал голос Прокофия, не ожидая ухода Чепурного.
Чепурный услышал, но не огорчился: вот же идет человек, у него тоже нет Клавдюши!
Человек был уже близко, с черной бородой и преданными чему-то глазами. Он ступал сквозь чащи бурьяна горячими, пыльными сапогами, из которых должен был выходить запах пота.
Чепурный жалобно прислонился к плетню; он испуганно видел, что человек с черной бородой ему очень мил и дорог — не появись он сейчас,, Чепурный бы заплакал от горя в пустом и постном Чевенгуре; он втайне не верил, что Клавдюша может ходить на двор и иметь страсть к размножению, — слишком он уважал ее за товарищеское утешение всех одиноких коммунистов в Чевенгуре; а она взяла и легла с Прокофием в бурьян, а между тем весь город притаился в ожидании коммунизма и самому Чепурному от грусти потребовалась дружба; если б он мог сейчас обнять Клавдюшу, он бы свободно подождал потом коммунизма еще двое-трое суток, а так жить он больше не может — его товарищескому чувству не в кого упираться; хотя никто не в силах сформулировать твердый и вечный смысл жизни, однако про этот смысл забываешь, когда живешь в дружбе и неотлучном присутствии товарищей, когда бедствие жизни поровну и мелко разделено между обнявшимися мучениками.
Пешеход остановился перед Чепурным.
— Стоишь — своих ожидаешь?
— Своих! — со счастьем согласился Чепурный.
— Теперь все чужие — не дождешься! А может, родственников смотришь?
— Нет — товарищей.
— Жди, — сказал прохожий и стал заново обосновывать сумку с харчами на своей спине. — Нету теперь товарищей. Все дураки, которые были кой-как, нынче стали жить нормально: сам хожу и вижу.
Кузнец Сотых уже привык к разочарованию, ему было одинаково жить, что в слободе Калитве, что в чужом городе, — и он равнодушно бросил на целое лето кузню в слободе и пошел наниматься на строительный сезон арматурщиком, так как арматурные каркасы похожи на плетни и ему, поэтому, знакомы.
— Видишь ты, — говорил Сотых, не сознавая, что он рад встреченному человеку, — товарищи — люди хорошие, только они дураки и долго не живут. Где ж теперь тебе товарищ найдется? Самый хороший — убит в могилу: он для бедноты очень двигаться старался, — а который утерпел, тот нынче без толку ходит… Лишний же элемент — тот покой власти надо всеми держит, того ты никак не дождешься!
Сотых управился с сумкой и сделал шаг, чтобы идти дальше, но Чепурный осторожно притронулся к нему и заплакал от волнения и стыда своей беззащитной дружбы.
Кузнец сначала промолчал, испытывая притворство Чепурного, а потом и сам перестал поддерживать свое ограждение от других людей и весь облегченно ослаб.
— Значит, ты от хороших убитых товарищей остался, раз плачешь! Пойдем в обнимку на ночевку — будем с тобой долго думать. А зря не плачь — люди не песни: от песни я вот всегда заплачу, на своей свадьбе и то плакал…
Андрей Платонов. Чевенгур
...свернутьРечь влюбленного – это каждый раз попытка говорить о несказанном, попытка пройти, превзойти «потолок» наличной реальности. Это задача поэзии (буквально – языка творца; стихи по-латыни versus, обозначают возвратное, вихревое движение, движение сверла, пробивающего потолок); проза («прямое движение») – это пространство освоения того, что добыто поэзией. Влюбленный – первопроходец в том смысле, что он выходит за границы прежде доступного и освоенного. Всегда.
*
Любовь – это способность видеть сущность человека как бы уже осуществленной. «Видеть человека, как его задумал Бог». А Бог его задумал как свой образ и подобие, вообще-то. То есть – любовь видит человека – хотя бы в момент своего возникновения – в уже обоженом состоянии. И дальше – если она – Любовь – она помогает развернуться всему тому, что скомкано и испуганно, как листочки в набухшем семени, лежит внутри увиденного Ею человека. Но если она – любовь – она часто застывает с головой, поднятой в восхищении вверх, на недостижимого Любимого. Иногда это срабатывает, восхищение заставляет человека выйти за собственные пределы. Но, как правило, такой результат непрочен – и любовь превращается в разочарование и ненависть, вызванную ощущением того, что нас обманули.
Именно поэтому наш Бог пришел не как шлемоблещущий герой, но как младенец. Человека нельзя назначить Богом, Бога из него можно только вырастить (имеется в виду учение об обожении – А.Г.), нежно защищая эту новую природу. Но, знаете, мне, например, очень нравится,… развернуть...
Речь влюбленного – это каждый раз попытка говорить о несказанном, попытка пройти, превзойти «потолок» наличной реальности. Это задача поэзии (буквально – языка творца; стихи по-латыни versus, обозначают возвратное, вихревое движение, движение сверла, пробивающего потолок); проза («прямое движение») – это пространство освоения того, что добыто поэзией. Влюбленный – первопроходец в том смысле, что он выходит за границы прежде доступного и освоенного. Всегда.
*
Любовь – это способность видеть сущность человека как бы уже осуществленной. «Видеть человека, как его задумал Бог». А Бог его задумал как свой образ и подобие, вообще-то. То есть – любовь видит человека – хотя бы в момент своего возникновения – в уже обоженом состоянии. И дальше – если она – Любовь – она помогает развернуться всему тому, что скомкано и испуганно, как листочки в набухшем семени, лежит внутри увиденного Ею человека. Но если она – любовь – она часто застывает с головой, поднятой в восхищении вверх, на недостижимого Любимого. Иногда это срабатывает, восхищение заставляет человека выйти за собственные пределы. Но, как правило, такой результат непрочен – и любовь превращается в разочарование и ненависть, вызванную ощущением того, что нас обманули.
Именно поэтому наш Бог пришел не как шлемоблещущий герой, но как младенец. Человека нельзя назначить Богом, Бога из него можно только вырастить (имеется в виду учение об обожении – А.Г.), нежно защищая эту новую природу. Но, знаете, мне, например, очень нравится, когда итальянцы часто, там, где мы эмоционально сказали бы «мой маленький», говорят – очень эмоционально – «grande» – «великий». Они как бы обозначают для младенца пространство роста – а мы обозначаем его наличное состояние. Для них как бы каждый маленький шажок – это шаг в перспективе будущего величия. Вот, наверное, настоящая Любовь видит и опекает наличное состояние, но ни на миг не выпускает из виду скрытое в беспомощном часто наличном – величие – и радуется ему, как уже присутствующему.
*
В русском языке это различение провести и описать легко. «Влюбленный» – в самой форме слова содержит смыслы вторжения, внедрения во что-то. Влюбленный требователен, влюбленный часто похож на младенца, требующего внимания, живущего вниманием любимого. Любящий – тот кто предоставляет пространство, не впивается – а раскрывается для создания защищенного места для роста любимого. Любящий – дарующий. Влюбленный – даже если дарит – ждет и требует (иногда молчаливо, но от этого не менее интенсивно) отдачи. Любящий думает о любимом и говорит для него (для, опять-таки, создания пространства и обеспечения роста). Влюбленный думает о себе («я не могу без него» — «я» тут на первом месте) и говорит о любимом, притягивая и привязывая, призывая его к себе словами.
Речь любящего – это одновременно магия защиты, надежности, тепла, – и дудочка, зовущая выглянуть, вытянуться за безопасные пределы, расти. Речь влюбленного – это плетение сети, паутины в стремлении удержать и «получить» другого. Удивительно ли, что любимого часто в конце концов выбрасывают из этой паутины – как паук выбрасывает высосанную муху.
*
Европейское средневековье активно использовало тот символ, который для меня есть символ любви. Это пеликан, кормящий своих птенцов кровью своего сердца. Нужно понимать, что это не символ самоопустошения, ведущего к «выгоранию». Символ пеликана, кормящего птенцов, – это символ, повернутый одновременно вовне и внутрь. Это полная самоотдача по отношению к «внешним» любимым, за счет которой странным образом внутри любящего взращивается то же самое, что он выращивает во внешнем пространстве – мир, довольство, полнота и любовь к себе. И здесь раскрывается еще одна грань смысла великой заповеди: Люби ближнего своего как самого себя…
Татьяна Касаткина. Интервью «Разговор о любви с Татьяной Касаткиной»
...свернутьЧеловечество все время (и возможно, это и есть конститутивный признак человечества) занималось тем, что создавало способы говорить о том, о чем невозможно говорить. Ребенок овладевает языком, пытаясь говорить о том, о чем он еще не может сказать. Если любой изучающий язык не пытается говорить о том, о чем еще не может сказать – он не освоит язык никогда. Если человечество перестанет говорить о том, о чем говорить невозможно, – оно перестанет расти. В тот момент, когда несказанное появляется в сознании посредством картинки-мифа, оно уже входит в область наличного. Когда мы начинаем о нем говорить – значит, мы его осваиваем, вводим в область нашей реальности, расширяем ее, захватываем новый ее уровень. Если мы что-то «затаскали» – это просто значит, что какие-то прежде насущные и действующие в нашей жизни смыслы приходят в негодность – и это значит, что прорастают новые смыслы. Слова «мой защитник» или «мой повелитель» звучат пошло именно потому, что сгнили и отсохли стоявшие за этими словами частные истины нашей жизни. Мы приучаемся смотреть как на равного – на возлюбленную / возлюбленного, на ребенка, на слабого, на инвалида. Мы приучаемся не опекать их, а сотрудничать с ними, понимая все больше, что не бывает отдачи в одну сторону, и что, соответственно, ложны все идеи иерархий – потому что иерархия (как миф) была оправдана только тем, что облегчала течение силы, благодати, знания с высот в низины.
Татьяна Касаткина. Интервью «Разговор о любви с Татьяной Касаткиной»
Все, что ты потеряешь во имя Божие, ты сохранишь; все, что ты хранишь ради себя, ты потеряешь.
Все, что ты даёшь во имя Божие, ты получишь с прибылью; все, что ты даёшь ради собственной славы и гордости, ты все равно что бросаешь в воду.
Все, что ты принимаешь от людей как от Бога, принесёт тебе радость; все, что ты принимаешь от людей как от людей, принесёт тебе заботы.
Свт. Николай Сербский. Ты нужен Богу
А возникновение странных и не приводящих к общению ритуалов вокруг средств связи (т.е. "религии") - можно описать например так: окружающие видят, как, едва вскочив с кровати, человек устремляется к компьютеру с только налитой чашкой кофе, дрожащими со сна руками он начинает загружать комп - и проливает на него полчашки кофе, с воздетыми кверху руками и невнятными криками устремляется за тряпкой, долго и тщательно вытирает клавиатуру... И вот - он умер, а "черный камень", через который он общался с мирозданием, молчит - и тогда окружающие, едва встав с постелей и ни в коем случае не завтракая, осторожно подходят к нему с чашкой кофе, поливают клавиатуру, кружат вокруг компа с поднятыми руками с зажатыми в них тряпками, потом тщательно вытирают клавиатуру... Но комп молчит. Не потому что он идол, а потому что он по-другому включается...
Татьяна Касаткина. ФБ
Болезни и скорби принимай, как благоразумный разбойник: Достойное по делам своим приемлю (Лк. 23:41).
- Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами.
Лев Адольфович Озеров (Гольдберг)
- Крупному человеку у нас всякий ногу подставит и далеко не пустит, а ничтожность все будет ползти и всюду проползет.
Алексей Писемский
Я никогда не слушаю никого, кто критикует мои космические путешествия, мои аттракционы или моих горилл. Когда это происходит, я просто упаковываю моих динозавров и выхожу из комнаты.
Рэй Брэдбери. Дзен в искусстве написания книг
Многие учения сходны с оконным стеклом. Мы видим истину сквозь него, но оно же и отделяет нас от истины.
*
Очевидное - это то, чего никто не видит, пока кто-нибудь не выразит его наипростейшим способом.
*
Преувеличение - это вышедшая из себя истина.
*
Быть щедрым — значит давать больше, чем ты можешь, быть гордым — значит брать меньше, чем тебе нужно.
*
Ваши разум и страсть — руль и паруса вашей плывущей по морю души. Если ваши паруса порваны или сломан руль, вы можете лишь носиться по волнам и плыть по течению либо неподвижно стоять в открытом море. Ибо разум, властвующий один, — сила ограничивающая; а одна страсть — пламя, сжигающее само себя.
*
Великодушие состоит не в том, чтобы ты дал мне нечто такое, в чем я нуждаюсь более тебя, но чтобы ты дал мне то, без чего сам не можешь обойтись.
*
Глубоко внутри души есть желание, которое ведет человека от видимого к невидимому, к философии, к божественному.
*
Достигнув сердца жизни, ты поймешь, что ты не выше преступника и не ниже пророка.
*
Знать истину следует всегда, изрекать — никогда.
*
Когда Жизнь не находит певца, чтобы он пел ее сердце, она рождает философа, чтобы он измолвил ее разум.
*
Когда ты стоишь спиною к солнцу, ты видишь только свою тень.
*
Любовь, которая ежедневно не возрождается, ежедневно умирает.
*
Между ученым и поэтом простирается зеленый луг: перейдет его ученый — станет мудрецом, перейдет его поэт — станет пророком.
*
Подобно тому, как святые и праведники не могут возвыситься над высочайшим, что есть в… развернуть...
Многие учения сходны с оконным стеклом. Мы видим истину сквозь него, но оно же и отделяет нас от истины.
*
Очевидное - это то, чего никто не видит, пока кто-нибудь не выразит его наипростейшим способом.
*
Преувеличение - это вышедшая из себя истина.
*
Быть щедрым — значит давать больше, чем ты можешь, быть гордым — значит брать меньше, чем тебе нужно.
*
Ваши разум и страсть — руль и паруса вашей плывущей по морю души. Если ваши паруса порваны или сломан руль, вы можете лишь носиться по волнам и плыть по течению либо неподвижно стоять в открытом море. Ибо разум, властвующий один, — сила ограничивающая; а одна страсть — пламя, сжигающее само себя.
*
Великодушие состоит не в том, чтобы ты дал мне нечто такое, в чем я нуждаюсь более тебя, но чтобы ты дал мне то, без чего сам не можешь обойтись.
*
Глубоко внутри души есть желание, которое ведет человека от видимого к невидимому, к философии, к божественному.
*
Достигнув сердца жизни, ты поймешь, что ты не выше преступника и не ниже пророка.
*
Знать истину следует всегда, изрекать — никогда.
*
Когда Жизнь не находит певца, чтобы он пел ее сердце, она рождает философа, чтобы он измолвил ее разум.
*
Когда ты стоишь спиною к солнцу, ты видишь только свою тень.
*
Любовь, которая ежедневно не возрождается, ежедневно умирает.
*
Между ученым и поэтом простирается зеленый луг: перейдет его ученый — станет мудрецом, перейдет его поэт — станет пророком.
*
Подобно тому, как святые и праведники не могут возвыситься над высочайшим, что есть в каждом из вас, так злочестивые и слабые не могут пасть ниже ничтожнейшего, что также есть в вас. И как ни единый лист не пожелтеет без молчаливого согласия всего дерева, так и причиняющий зло не может творить его без скрытой воли на то всех вас.
*
Ты свободен днем, под солнцем, и ты свободен ночью, под звездами. Ты свободен, когда нет ни солнца, ни луны, ни звезд. Ты свободен, даже когда закроешь глаза на все сущее. Но ты раб любимого тобою, потому что ты любишь его. И ты раб любящего тебя, потому что он тебя любит.
*
У великого человека два сердца — одно истекает кровью, другое стойко терпит.
*
Фанатик — это глухой, как пень оратор.
*
Человечество — река света, текущая из правечности в вечность.
*
Чувство юмора — это чувство соразмерности.
Джебран Халиль Джебран. Мудрость Востока. Афоризмы
Джебран Халиль Джебран (англ. Khalil или Kahlil Gibran, Gibran Khalil Gibran; 1883 — 1931) — ливанский и американский философ, художник, поэт и писатель. Выдающийся арабский писатель и философ XX века.
...свернутьЗакройте дверь перед всеми ошибками, и истина не сможет войти.
Рабиндранат Тагор. Мудрость Востока. Афоризмы
Сегодня мы вступаем в ратоборство с еретиками, но наша война не из живых делает мёртвыми, а из мёртвых – живыми. Я гоню не делом, а преследую словом, не еретика, а ересь, не человека, но заблуждение ненавижу. Мне привычно терпеть преследование, а не преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так и Христос побеждал, не распиная, а распятый.
Свт. Иоанн Златоуст. Шесть слов о священстве